не удается нашарить опору. Я царапаю Харви, бью его здоровой рукой… Тщетно. Этот бугай вообще не чувствует ударов.
Он подтаскивает меня к подвалу, отпирает ржавый висячий замок, снимает с ручек цепь, открывает одну дверь и забрасывает меня внутрь.
Я с грохотом падаю в грязь, и первый же вдох наполняет легкие вонью дерьма, мочи и страха.
Содержимое желудка выплескивается на пол.
Отплевавшись, я понимаю, что здесь не одна. Из темноты доносятся рыдания.
– Адам… – бормочет женщина сквозь отчаянный плач. – Он убил Адама. Я в‑все слышала… Он уб-бил его…
Забившись в угол, она нараспев повторяет одну и ту же фразу с таким отчаянием, что в груди щемит. Кем бы ни был ей этот Адам – братом, любовником, другом, – она любила его. Я знаю, каково это – видеть мучения близкого тебе человека, и лучше многих понимаю, какое горе и бессилие сейчас испытывает эта женщина.
– Да. Он убил Адама, – говорю я, судорожно выдохнув и доставая из кармана телефон. Он жужжит – пришло сообщение, – но первым делом я включаю фонарик и направляю луч на пол. Голая женщина в углу испуганно отшатывается. – Но я клянусь тебе, что Харви Мид больше никого не убьет.
Не знаю, могут ли мои слова хоть капельку утешить ее или успокоить; сейчас горе чересчур свежо. Женщина тихонько всхлипывает, а я включаю экран и вижу сообщения.
Слоан
СЛОАН
ОТВЕТЬ
ГДЕ ТЫ
На экране вновь мигают три точки. Я торопливо печатаю:
Жива. В подвале. Справа от дома.
Тут же приходит ответ.
Держись, любимая. Иду.
Я дважды перечитываю сообщение и лишь потом, закусив губу, выключаю экран. В носу щиплет. В груди жжет. Слова звучат в голове, как будто их произнесли вслух. Снова и снова.
«Держись, любимая».
– Как тебя зовут? – спрашиваю я плачущую женщину, прижавшуюся к кирпичной стенке.
Она примерно моих лет, стройная и вся измазана грязью.
– От-тэм.
– Ладно, Отэм. – Я кладу телефон так, чтобы фонарик светил в потолок, и расстегиваю пуговицы на груди. – Я дам тебе рубашку, но ты помоги ее снять.
Чуть поколебавшись, Отэм бочком подходит ближе. Мы обе молчим, пока она стягивает рукав с вывихнутого плеча. Я невольно вскрикиваю от боли. В конце концов девушка все-таки снимает с меня рубашку. Та, насквозь пропитавшаяся дождем и грязью, вряд ли способна согреть, зато прикроет наготу.
Не успевает Отэм застегнуть последнюю пуговицу, как в дверь подвала с силой врезается топор.
– Слоан! – сквозь шум ливня и завывания ветра я слышу отчаянный крик Роуэна. – Слоан, ответь!
От острой боли перехватывает горло. Глаза наполняются слезами. Я подбираю с пола телефон и подбегаю к дверям.
– Я здесь, Роуэн, я…
– Отойди!
Несколько ударов – и дверь разлетается в щепки; замок и цепь падают наземь. В образовавшийся проем просовывается мужская рука.
– Хватайся, любимая.
Наверное, прежде в подвале была лестница; сейчас, чтобы взяться за ладонь, мне приходится подпрыгнуть. Первая попытка оказывается неудачной – пальцы слишком скользкие от дождя и пота.
Роуэн ложится на живот.
– Обе руки, – велит он, протягивая ладони.
– Не могу.
Вспышка молнии озаряет его лицо, навеки запечатлев в моей памяти. Увидев, что я стою без рубашки и неестественно прижимаю руку к боку, Роуэн оскаливается и резко выдыхает. Дождь и свет рисуют на лице маску ярости и муки: красивую и донельзя пугающую.
Ничего не сказав, он тянется ко мне. Я подпрыгиваю, он ловит меня за руку и, крепко сжав, приподнимает, перехватывает за локоть и вытаскивает из ямы.
Я прижимаюсь к нему всем телом и трясусь. Сдавив в кулаке ворот промокшей рубашки, втягиваю в себя мужской запах.
Роуэн заставляет меня разжать руки.
– Бежать сможешь? – спрашивает он.
Я киваю, но он все равно внимательно смотрит на меня, словно пытаясь что-то разглядеть.
– Ты мне доверяешь?
– Да, – отвечаю я отрывисто, но уверенно.
– Я не дам тебя в обиду. Веришь?
– Да.
Долгую секунду мы смотрим друг другу в глаза, потом Роуэн подбирает топор и берет меня за руку. Он заглядывает в подвал и, кажется, только сейчас понимает, что там сидит кто-то еще, хотя Отэм все это время отчаянно звала на помощь.
– Сиди здесь, – говорит ей Роуэн, не слушая истошных воплей. – Если затихнешь и спрячешься, он решит, что ты тоже выбралась из подвала. Когда закончим с ним, то вытащим и тебя.
– Пожалуйста, не надо, не бросайте…
– Заткнись и сиди на месте! – Отвернувшись от ямы, Роуэн тащит меня прочь, не обращая внимания на несущиеся нам вслед крики.
Мы бежим к задней части дома; добравшись до угла, замираем. Роуэн выглядывает, чтобы разведать путь к полуразвалившемуся сараю, и, убедившись, что впереди никого нет, сжимает мне пальцы. Едва я успеваю ответить, как он бросается вперед, таща меня за собой через заваленный мусором двор. Двери сарая открыты, Роуэн забегает внутрь, держа наготове топор, но там пусто: лишь инструменты, голуби да старый ржавый трактор. Убедившись, что Харви не поджидает нас в темном углу, Роуэн тянет меня вглубь сарая и ставит возле стены.
От раскатов грома дребезжат окна и инструменты на полках. Роуэн с глухим стуком роняет топор в пыль. Мы смотрим друг на друга – мокрые насквозь и измазанные травой и грязью.
Он обхватывает мою голову ладонями, обжигая дыханием кожу, и пристально смотрит в лицо. Проводит большим пальцем по лбу, по склону носа, по верхней губе… Я фыркаю, ощущая в горле привкус крови.
– Слоан, – шепчет Роуэн.
Он ни о чем не спрашивает. Просто доказывает себе, что я здесь: живая, хоть и помятая.
– Где твоя рубашка?..
– Отдала той девушке. Меня он не трогал…
Роуэн молча разглядывает раненое плечо, где багровыми полосами расплывается огромный синяк. Взявшись за здоровый локоть, разворачивает меня лицом к стене и осматривает вывих, осторожно прикасаясь к пострадавшему суставу. Я невольно вскрикиваю, когда он заставляет двинуть прижатой к боку рукой.
– Пожалуйста, не трогай…
Меня снова разворачивают лицом.
– Может быть перелом, любимая. Тебе нужно к врачу.
Я смаргиваю внезапно набежавшие слезы, а Роуэн опускается на колено и осматривает мне ребра. После падения они ощутимо ноют, но вроде бы обошлось. Я говорю об этом, однако Роуэн не успокаивается. Лишь завершив осмотр, он обхватывает мои бедра и долго, протяжно выдыхает в живот, обжигая кожу и пробирая до глубины души.
– Прости, – шепчет он, прижимаясь к животу лбом.
В первое мгновение я теряюсь. Внезапный разряд будто током простреливает дрожащую плоть. Каждый
