Хотелось надеяться, что Ризелла и остальные, наверняка узнавшие обо всём происходящем, не ломанулись, сломя голову, на передовую. Может быть со своими девятью кругами они и могли бы помочь.
Но, почуяв божественный дух, серые наверняка отправили бы по их души своих сильнейших тварей. Семёрке избранных было пока что рано встречаться со всей мощью Края.
Ситуация во всём этом мире за пару недель скатилась из относительного спокойствия в полный хаос. Однако, в отличие от большинства, я видел в этом не плохой, а очень даже хороший знак.
Потому что теперь уже был почти уверен, что царь мудрости действительно скомуниздил у серых что-то невероятно важное. Настолько важное, что они в панике начали полномасштабное наступление, лишь бы не допустить, чтобы Хейха смогла воспользоваться полученным Агуром преимуществом.
И теперь всё, что требовалось — это отправиться за Край и найти царя мудрости до того, как это сделают серые.
Я, разумеется, рассказал Одуванчику об этом. И когда он услышал, что Агур ещё жив, на его лице тут же отразилось огромное облегчение. Мне, как попаданцу, этого было не понять, но для местных жителей царь мудрости был самым настоящим живым мессией. Даже такой умудрённый опытом человек, как Олдред Тёрнер, всецело полагался на него, как ребёнок на отца.
Тем не менее, шансы на то, что Агур сможет принять участие в этой войне, были минимальными. Даже если бы мне удалось вернуть его в Вирсавию живым, судя по словам богов, он в лучшем случае должен будет потратить долгие недели, месяцы, а то и годы на восстановление.
В худшем же случае всеобщий любимец Хейхи, даже если не умрёт, останется бесполезным калекой на всю оставшуюся, вряд ли долгую, жизнь. Но упоминать об этом я, разумеется, не стал. Только попросил Одуванчика не распространяться об этом. Во избежание, что называется.
Больше ничего особо делать в Башне Магии и Вирсавии нам было нечего. О том, чтобы моих ребят приняли и доставили в безопасное место в целости, попросил, что хотел узнал, о своём плане и о том, что избранные, в том числе и человеческие, живы, доложил.
Однако, в момент, когда я уже хотел развернуться и уйти, Одуванчик меня остановил.
— Алистер, подожди.
Я обернулся на старика и хотел уже что-то ответить в том духе, что я тороплюсь, но тут в воздухе перед грудью Тёрнера материализовался его гримуар.
Огромный талмуд высотой почти в метр и толщиной сантиметров в тридцать в мощном кожаном переплёте белоснежно-белого цвета, наверняка был наполнен даже не сотнями, а тысячами заклинаний.
С нескрываемой завистью я вспомнил свой тоненький гримуар, похожий скорее на школьную тетрадь, чем на магическую книгу, тем более после того, как в нём осталось всего семь листков. И поначалу я вообще не понял, зачем Одуванчик всё это делает. Однако в следующую секунду произошло то, чего я никак не ожидал.
После того, как едва не подох от первой же атаки старой кобылы, я в принципе перестал отключать магию Чистого разума. Серьёзная нагрузка на мозг и постоянная головная боль вполне стоили сохранённой в критической ситуации жизни.
И благодаря этой магии я смог увидеть, как неразрывная нить маны, протянувшаяся от гримуара к груди Одуванчика, распалась на мириад маленьких искорок. Огромная книга прекратила просто парить в воздухе, опустившись на протянутые руки архимага.
— Возьми. Уверен, тебе он пригодится больше, чем мне.
У мага могло не быть гримуара по трём причинам. Первая: он его в принципе не получил. Вторая: он, как это сделал Ван, поглотил гримуар своим телом, лишившись возможности творить заклинания ради большей гибкости души и более точного контроля маны.
И третья — если маг добровольно передавал свой гримуар другому магу. Но при этом новый гримуар получить становилось уже невозможно, что делало из мага, образно говоря, калеку.
Архимагам с этим было проще. Полное перерождение тела, разума и души, которое проходили архимаги, делало для них гримуар необязательным дополнением.
С ним, конечно, можно было творить магию быстрее, исчезала возможность, что в критический момент ты забудешь какое-то заклинание, да и доступ к Короне Мудрости осуществлялся только через гримуары. Но ставшая намного сильнее душа теперь могла исполнять почти все те же функции, что ранее исполнял гримуар.
Тем не менее, случаев, когда архимаги передавали кому-то свои гримуары, за всю историю были единицы. Потому что для любого мага гримуар был его главным сокровищем, проходящим вместе с ним весь путь магии от начала и до конца. Он дороже любых артефактов, ценнее, чем даже можно было представить.
И то, что Одуванчик вот так просто отдавал мне свой гримуар, было, на самом деле, великим потрясением и великой честью. Пожалуй, именно в этот момент я впервые почувствовал, что действительно делаю что-то важное и правильное.
— Я обязательно найду ему лучшее применение, — вежливо кивнул я старейшине Тёрнеру, принимая из его рук тяжеленный талмуд.
— Уверен в этом, — кивнул он.
У человека не могло быть два гримуара. Однако, каким бы невероятным ни был гримуар Одуванчика, я не собирался расставаться со своей тоненькой книжечкой.
Да, я завидовал огромному арсеналу заклинаний и возможности спокойно переписывать любую страницу по желанию. Но мой гримуар подарил мне целых шесть внеранговых заклинаний, и это было куда дороже, чем тысячи и тысячи любых других.
Тем не менее, я всё ещё мог использовать гримуар старейшины Тёрнера. Превратить его в чистую энергию и использовать её для того, чтобы сделать сильнее собственный гримуар, и через него свою душу.
Я отправил ниточку маны к огромному тому, который держал в руках, и почти сразу ощутил отторжение. Душа, даже слившаяся с духом Бафомета, не принимала второй гримуар.
Однако затем я передвинул эту ниточку так, чтобы она проходила через мой собственный гримуар, создав из двух магических книг что-то наподобие бисерин жемчуга в ожерелье. Чувство отторжения пропало, а белоснежный талмуд у меня в руках начал очень медленно бледнеть.
Сначала в мой гримуар, а из него в мою душу, устремился могучий поток энергии. Однако, в отличие от того момента, когда я пожирал жизненную силу старой клячи Бездонным телом, сейчас я не испытывал ни боли, ни наслаждения.
Если это чувство и можно было как-то описать, то это был покой. Омытая невероятно мощной и стабильной аурой Одуванчика, оставшейся в гримуаре, моя душа также начинала успокаиваться.
Дух Бафомета был непокорным, жестоким и острым, будто клинок. Слившись с ним, я, сам того не замечая, будто постоянно был взвинчен, постоянно на взводе, не способный банально остановиться и перевести дух.
Аура даже сильнейшего архимага человечества не могла сравниться по силе с духом Бафомета. Но, окутывая меня будто мягкие волны прибоя, она формировала ножны для этого клинка.
И это было ещё не всё. Просочившись сквозь мою душу глубже, энергия из гримуара начала постепенно втекать в мой диск маны.
Я думал, что Бездонное тело сделало невозможным для меня получать ману из внешних источников. Но, похоже, в любом запрете можно было найти лазейку. Так как энергия поступала через мой гримуар и мою душу, а не напрямую из гримуара Одуванчика, ограничения магии Бездонного тела её будто бы не замечали.
Сложно было представить количество энергии, заключённое в тысячах и тысячах страниц гримуара архимага. И так как у меня, строго говоря, всё ещё было восемь кругов маны, просто слившихся воедино, для меня этот объём стал по-настоящему огромным.
Магия Пламенной энергии активировалась на полную мощность и диск, поглощая, энергию гримуара, начал стремительно раскручиваться, в ответ порождая лишь ещё больше маны.
Изначально я планировал использовать Негасимую Свечу для чего-то похожего.
Источник бесконечной маны должен был вливать в меня огромные запасы энергии и, хотя саму по себе я не смог бы её поглотить, она бы сумела раскрутить диск маны до невероятных скоростей, ускорив производство маны магией Пламенной энергии в сотни или даже тысячи раз.
