Я не был пленником в этом доме. Мне об этом говорили уже несколько раз. Мне просто следовало дожидаться возвращения самолета. Я уже убедился, что каждый раз мое желание взять единственный велосипед или прогуляться в восточном направлении всегда встречалось вежливой улыбкой и разными отговорками, исключающими эту возможность. Поэтому я перестал приставать с подобными вопросами. Я разыгрывал из себя довольного, здорового и покладистого человека, которому нравится играть в секретных агентов в холодном шотландском замке, но который по случайности оказался любителем приятных долгих прогулок. Они все отлично поняли: они ведь тоже оказались любителями долгих прогулок.
Глава 16
«Отступление перед вероятными боевыми действиями возможно для сухопутных сил только с целыми фланговыми подразделениями. Отступление перед вероятными боевыми действиями возможно для всех морских подразделений в любое время и в любой ситуации».
Правила ведения военных игр. Центр стратегических исследований. Лондон.
Мне предоставили тесные комнатушки — почти круглые по площади, на самом верху северной башни. Надо мной была только конусообразная крыша, где бесконечно журчала и переливалась вода в водосборном резервуаре. На рассвете я услышал настойчивый стук Мэйсона в дверь ванной комнаты.
— Горячая вода! — крикнул он.
— Оставь ее там.
— Мне нужен чайник для других.
За окном светало, но были видны звезды. Я вздохнул и спустился по железной лестнице в ванную комнату. Несколько раз щелкнув выключателем, я убедился, что электричества не было. Мэйсон снова постучал в дверь.
— Входи, — сказал я. Во дворе залаяла собака.
Света, проникающего сквозь узкое застекленное окно, оказалось достаточно, чтобы заметить белый прямоугольник на полу перед дверью. Я поднял его. Мэйсон постучал снова, и я, открывая дверь, бросил сложенный лист бумаги в умывальник.
— Зачем закрывать двери? — проворчал Мэйсон. Его манера выражала всю снисходительность человека, который вкалывал, пока другие спали. — Чего ты боишься?
— Привидений, — ответил я.
— Где их тут найдешь? — спросил Мэйсон и, прежде чем я успел ответить, вылил горячую воду в умывальный таз.
— Спасибо.
— Если понадобится еще, то придется спуститься в кухню. А холодная вода и здесь есть. — Он открыл кран, чтобы продемонстрировать мне, что из себя представляет холодная вода, и закрыл кран снова. На Мэйсона это было похоже. Он повертел головой по сторонам, недовольный беспорядком в ванной. Толивер сложил свой бритвенный прибор, пижаму, рубашки и нижнее белье в шкаф, однако теперь его вещи лежали по всей комнате. Мэйсон фыркнул. На секунду его взгляд задержался на сложенном листе бумаги. Однако он ничего не сказал.
Когда Мэйсон ушел, я снова закрыл дверь и развернул лист бумаги. На первый взгляд, это был листок, вырванный из школьного учебника. Письмо было отпечатано на машинке, на которой давно требовалось заменить ленту. В некоторых местах слова были едва пропечатаны:
«Вы доставляете беспокойство нашему новому другу. Мне не нужно Вам объяснять, что это посланник Ремозивы, но он настаивает, чтобы никем об этом не упоминалось. Поэтому в последний вечер было много загадок. Вы его встречали раньше? Похоже, что Вы некоторое время работали на нас (может быть, в конце пятидесятых годов?) Он предполагает — на конференции.
Возможно, кто-то рассказал старику об этом. Вряд ли ему это понравилось. Я не могу уйти отсюда, а звонить по нашему телефону очень рискованно. Но если Вы, как всегда, уйдете на свою долгую прогулку и сможете оторваться, Вы можете добраться до телефонной будки в деревне Крома. Вам только нужно сообщить им об Эриксоне, и что это подтверждает САРАКЕН. Если они передадут для меня какие-нибудь инструкции, дождитесь, когда мы все соберемся вместе, и спросите у Толивера или у Мэйсона, где Вы можете купить французских сигарет. Я предложу Вам пачку с тремя сигаретами. Таким образом Вы узнаете, кто я. Может быть, Вы посчитаете эти предосторожности излишними, но я знаю, что эти ребята и я следим друг за другом — и даже за Вами.
Мы все стали раздражительными, особенно когда прибыл Эриксон. Уходить Вам следует через огород за кухней, вдоль сарая и идти к югу от больших скал. Вам придется пропустить завтрак, я оставил для Вас бутерброды в старом парнике. Вы потом всегда сможете оправдаться тем, что вечером сделали себе бутерброды вместо завтрака. Держите путь на юг полуострова, там есть пешеходный мостик через ущелье Энджел Гэп. На вид мостик шаткий, но Вас он выдержит. Направляйтесь к коттеджу с проломленной крышей. От него Вы увидите мостик. Идти придется около четырех километров (с севера на юг). На этой дороге находится почта — первый дом с правой стороны дороги. Позади почты есть телефонная будка. Возьмите с собой несколько монет. Не останавливайтесь ни на минуту. Я не могу гарантировать, что за Вами не будут следить. Если Вы надеетесь, что их можно остановить, встав на их пути, то Вы очень ошибаетесь. Ради своего плана они готовы пойти на убийство. Они очень опасны. Сожгите мое письмо. Я постараюсь Вам помочь, если сегодня утром возникнут проблемы с Вашим уходом».
Я никак не мог вспомнить, где я мог видеть этого бритоголового русского. Но если он был из штаба русских ВМФ (из управления безопасности), то он наверняка мог присутствовать на любой из целой серии конференций по международной безопасности, в которых я сам принимал участие в пятидесятых годах. Если он был сотрудником Главного разведуправления — ГРУ, то шансов на наши случайные встречи было значительно больше. Но однажды я почувствовал, что сильно запахло жареным, и отошел от этого вида деятельности, несмотря на солидные гонорары.
Если советский Генеральный штаб заодно с конторой Толивера, то его сыщики получили оттуда дополнительную информацию и разнюхали про девушек. Если это так, то мое дело — труба.
Я прочитал письмо снова и разорвал его на мелкие кусочки. В таком уединенном сельском доме, как наш, спустить эти кусочки в унитаз было бы верхом неосторожности. Достаточно было открыть люк смотрового колодца между туалетом и очистным резервуаром, чтобы обнаружить их.
Я сжег письмо в раковине, пока умывался и брился. Однако на раковине остались пятна от сажи, которые не стирались мылом. Я начал бриться, когда вода уже остыла. Сказать, что это все мне не понравилось, было бы явным преуменьшением. Если бы они захотели свести со мной счеты, то это письмо, которое я должен уничтожить и которое предлагает мне пройтись по шаткому пешеходному мостику во время снежной вьюги, было бы отличной уловкой, чтобы обтяпать это дело.
Но врачи не могут пройти мимо жертв аварии, так же как и карманники мимо открытой сумочки. Полицейские не могут не заметить дверь со взломанным замком, а иезуиты — прегрешений. То есть каждый делает то, к чему призван. Так и меня продолжала терзать мысль об этом Эриксоне, высадившемся с подводной лодки. И она будет висеть на мне тяжким бременем, пока я не свяжусь со службой Доулиша по телефону через местный коммутатор. И я знал, что, даже размышляя об этом целое утро, я все равно решусь пойти к этому чертовому телефону на почте. Однако я пришел к мысли, что если Толивер еще не догадался взять под свой контроль и наблюдение и эту линию связи, то он бы оказался гораздо глупее, чем из себя строил.
Наверное, мне следовало выбросить из головы эту почту и эти бутерброды, или разработать совершенно другой план действий, но сколько я ни думал, лучшего плана придумать не мог.
Я спустился в холл. Это был мрачный зал, где на стенах висели охотничьи трофеи и чучела животных: головы львов, тигров, леопардов и гепардов смотрели со стен, оскалив зубы. Слоновья нога была искусно изогнута в виде подставки для тростей и зонтов. Здесь были и рыболовные снасти, и пистолетные ящики. Сначала я хотел вооружиться, но потом понял, что оружие мне будет мешать идти. Я удовлетворился тем, что позаимствовал одну рабочую куртку и шарф, и пошел по служебному коридору в чулан. Здесь пахло сырой шерстью и был слышен лай собак. Я прислушался к разговору людей за завтраком и, узнав голоса Толивера, Вилера и Мэйсона, дождался голоса Эриксона, прежде чем выйти из дома.
Началась вьюга, и это было очень кстати. Ветер гудел на задворках поместья и залеплял окна белыми хлопьями снега. Мне понадобятся часа два, чтобы добраться до ущелья Энджел Гэп. Может быть, даже побольше. Я застегнулся на все пуговицы. Южная часть полуострова была самой скалистой. Прогулочка намечалась что надо, если еще учесть возможность свалиться с обрыва во время вьюги. Другая береговая линия представляла собой множество глубоких оврагов, фиордов и болот — местность, в которой легко заблудиться такому туристу, как я. Зато для преследователей, отлично знающих эту местность, она не создаст никаких проблем.
