мятежников, унизивших меня, и заканчивая Акаяном, желающим моей смерти, раз пошла против земельщиков.
– Вы все думаете, что у меня не получится, верно? – кричу я. – Нет, в этот раз я выиграю. А после верну деньги каждому, кто проспорил Эмрику.
Крейн напрягается. Она смотрит на меня так, словно я обещаю сразить козерога голыми руками. Словно представляю опасность для себя и окружающих. Она не понимает, каково быть Охотником. Что мы должны сохранять верность Землевластителю, если не хотим навлечь на себя её гнев. Но Крейн заботим не мы. Она основательно спуталась с ковчевниками.
– Тогда мятежники точно решат, что ими и их делом демонстративно пренебрегли, – произносит она осторожно.
– Именно этого я и добиваюсь. Через неделю у нас будет вся необходимая сумма. От «Ковчега свободы» нам ничего не нужно. Даже жалости.
Кто-то из офиса Землевластителя ждёт на нашем крыльце. Я узнаю синюю форму и золотой символ гонки славы. Перевёрнутый треугольник с рогами из двух веточек по обе стороны. Сердце колотится, в голове проносятся обрывки разговора с Крейн. Мне ещё столько всего ей нужно сказать, но я беру себя в руки, сосредоточиваюсь и направляюсь к офицеру.
– Корал Солонии, я здесь от имени Землевластителя Минос. Она поздравляет тебя с выступлением в первой гонке и шлёт подарок из офиса к вечернему мероприятию.
Вечеринка. Конечно, в этом суть первого торжества. На улицах Солонии каждый день гонки славы – праздник. Бомбочки с цветной пудрой, воздушные шары, музыка. Народ танцует, играет без устали и ликует ночи напролёт. Уличные банды запугивают друг друга и вступают в стычки на каждом углу.
Но первое торжество – вечеринка иного толка.
Проводится в особняке Землевластителя в Террафорте. Никогда не организовывалось для меня или мне подобных. Как и следующие за ним мероприятия гонки славы: паломничество в святилище и церемония коронации.
Я принимаю свёрток. Это платье. Судя по всему, Землевластитель не желает, чтобы я портила праздничный антураж, заявившись в своей обычной одежде снова.
– Позвольте напомнить: приветствия возниц начинаются ровно через два часа после захода солнца, – говорит офицер.
Я киваю и сухо говорю:
– Прошу, передайте Землевластителю, что я признательна за подарок.
Внутри я стою в тени у косой полоски дневного света. Слышу маму на кухне. Прислоняюсь к стене, прижимая к себе прозрачный свёрток. Напоминает аптечку, которую Крейн купила Эмрику.
Я не хотела проводить черту между мной и Крейн. Умчалась от неё, чтобы не огорчиться ещё сильнее. И вот теперь я здесь, с роскошным платье в руках, и это лишь наводит меня на мысль, что из нас двоих Крейн всегда была той, у кого есть хоть какой-то вкус в одежде и чувство стиля.
«Иди к ней, исправь всё, пока не стало хуже».
Но думает ли она так же или продолжает ставить сопротивление на первое место?
Я качаю головой.
На кухне мама переводит взгляд с меня на платье и произносит:
– Значит, сегодня ужинаешь не с нами?
– Видимо, Землевластитель желает, чтобы я присутствовала.
Мама прижимает ладони ко лбу.
– Покажи, что там Минос сочла для тебя подходящим.
В пепельном свете единственной морской звезды в моей комнате мы снимаем обёртку, и платье вываливается ворохом перьев. Радужных перьев, принадлежащих птицам, которые уже не взлетят.
– Да она издевается, – говорю я. – Сколько птиц умертвили ради этой тряпки?
– Обсудишь с Землевластителем вечером, – говорит мама без тени иронии.
Проблеск знакомого чувства, игра пустоты, помещающей эмоции в клетку.
До сих пор я старалась не спрашивать о них с папой после случившегося прошлым вечером. Словно признав, что произошло, вслух, мы всё только усложним. Но её лицо такое строгое, такое осунувшееся, что я не в силах сдержаться.
– Мама… ты в порядке?
– Мы с твоим отцом переживали времена и похуже.
– Это не значит, что тебе не может быть тяжело…
– Не надо, – говорит она тихо. – Тебе не стоит думать об этом. Идём, подберём что-нибудь, в чём ты всё же сможешь пойти на первое торжество.
Я колеблюсь, не зная, как подступиться к теме. Тревога накатывает вновь, будто чьи-то пальцы хватают меня за плечи в темноте и тянут назад, как призраки прошлого. Мысль о ссоре с Крейн, которая больше всего на свете хочет, чтобы я порвала всякую связь с папой. А папа… Тяжесть ложится на грудь камнем. Как мне хотелось его защитить, пускай он и велел мне закрыть рот в присутствии посторонних…
Мама правда хочет, чтобы я оставила разговор, или же хочет, чтобы я продолжала настаивать, пока она не выложит мне, что произошло между ними с отцом? «Что папа с ней сделал…» Что довело моих родителей до такого – отношений, в которых нет ни любви, ни жизни, скреплённых одним только обещанием уберечь от жары внутри каменных стен?
Мама приносит из своей комнаты разноцветный свёрток и разворачивает его. Я тянусь к нему, и ладони опускаются на мягчайшую, шелковистейшую ткань. Облегающий лиф переходит в юбку длиной до пола. Одно плечо расшито цветами и листьями. Узор соединяется с позолоченным поясом на талии. Там зелёный цвет верха перетекает в синий струящегося подола. Платье играет на свету всё целиком. Мгновение оно переливается как вода, а уже в следующее расплывается зелёным, словно морская трава.
– Откуда оно у тебя? – спрашиваю я с придыханием.
– Шло со свадебным приданым. Я надевала его лишь раз. – Голос матери звучит отстранённо, безучастно, но она улыбается. – Будешь выглядеть в нём прелестно.
Инстинкт самосохранения заставляет меня нервно задаваться вопросом, стоит ли пренебрегать подарком Землевластителя. Но в душу уже запало мамино платье. Сочетание зелёного с синим. Этот наряд создан для меня. Напоминает мне о мариленях, о море.
А куда бы я ни отправилась, море всегда будет моим домом.
Глава17
Особняк Землевластителя расположен в Террафорте на целых десять уровней ниже большого базара. Сердце колотится на протяжении всего спуска на лифте, каждую секунду думаю: «Только бы не это, только бы не это». Лифт упадёт, порвав ремни, разломав противовес, и я навсегда останусь под землёй. Однако десять долгих минут спустя ропот устройства прекращается.
Выхожу в коридор, освещённый до того ярко, что кажется, будто я на берегу моря. Шум толпы разносится по всему пространству эхом.
Посередине прохода в камне высечена дверь высотой метров в шесть. Запрокидываю голову, осматриваясь, пока швейцар у двери не произносит:
– Прошу. – И жестом приглашает меня внутрь. Он не просит показать приглашение. Знает, кто я. Меня проводят по вестибюлю: полированный мраморный пол с геометрическим рисунком, огромные колонны, поддерживающие массивный куполообразный потолок. С него свисает большая люстра, в каждом углублении которой мерцают разноцветные свечи. Стены не из чёрного камня, который впивается в тебя, если подойти слишком близко, а выложены плиткой и утеплены.
Высокие подсвечники образуют дорожку вдоль короткого коридора, который ведёт в другое помещение. Швейцар говорит:
– Церемониальный зал. Приветствия возниц
