начнутся через десять минут.
Я киваю.
Стены в бальном зале выше, чем в центральном вестибюле. Многочисленные колонны и альковы сверкают золотом и плотными атласными занавесками. Никогда не видела столько колонн за пределами агорской галереи. С куполообразного потолка вместо люстры свисает символ гонки славы – марилень, – его рога мерцают в свете, бьющем в них из каждого угла. Под сводом и в самом сердце комнаты – пруд, наполненный чистой сверкающей водой, в которой отражается символ.
Бальный зал переполнен именитыми земельщиками. Они непринуждённо беседуют, смеются и выпивают. Происходящее похоже на сон, на галлюцинацию. Как всё это может быть реальным?
У меня сжимается желудок.
«Всего несколько минут. Потерпи».
Как только они поймут, что я тут, что не стану прятаться, смогу уйти. Ничто не держит меня здесь, в ловушке нереального, перевёрнутого мира. Но сколько времени мне потребуется, чтобы найти остальных возниц? Возможно, даже Соломона Акаяна. Одно только выражение его физиономии окупит всякое неудобство.
Но тут меня замечает компания людей неподалёку. Они представляют собой странную смесь цветов, разодетые в броские неоновые платья и украшения и позолоченные краской для тела. Все они внимательно меня изучают. Очевидно, что мне здесь не место; даже моя походка отличается – чувствую себя неуклюжей.
Собираю волю в кулак.
«Это океан, а ты – Охотник. Плаваешь среди чудищ; этим людям тебя не запугать».
Возницы начинают сходиться у пруда, купаясь в ослепительном золотом отражении символа над ними. Одеты в элегантные пиджаки и сверкающие платья, на лицах белозубые улыбки. Все глубоко погружены в свои разговоры, и я наблюдаю за ними словно сквозь стеклянную стену, непреодолимую преграду, за которую мне никак не пробиться. Их смех разносится по залу эхом.
Дориан благодаря искрящимся медным волосам выделяется среди прочих. На этот раз на голове нет надоедливого серебряного венка-короны. Он кивает в ответ на то, что Исидор ему только что сказал, потягивая напиток. Взгляд скользит чуть в сторону и останавливается на мне. В лице Дориана происходит какая-то перемена. Смех затихает, оставляя после себя сокрушительное выражение.
«Смотри на меня, – думаю я. – Я здесь, и я тебя не боюсь».
Он не сводит с меня глаз, пока я направляюсь к собравшимся. В какой-то момент взгляд Дориана становится физически ощутимым, как прикосновение. Занервничав, избегаю на него смотреть. Пока не подвела себя.
Сопровождающий меня слуга просит остальных выстроиться в ряд.
– Мы уже тебя заждались, – произносит Арлин.
Смотрю на неё изумлённо, сама того не желая. На ней чёрный смокинг и юбка. По бокам жакета разрезы, а на плечах оборки. Единый ансамбль, на котором стеклярусом вышит узор пейсли, переливается сверху донизу. Меня будто бьёт током: бабушка обожала пейсли, постоянно носила ткани с подобным рисунком. Но и это не всё: Арлин выглядит так, словно в жизни не ушибалась, не говоря уже о том, чтобы выпасть из колесницы на полном ходу и едва не быть затоптанной мариленем днём ранее.
Должно быть, это какая-то краска для тела. А как иначе?
– Вот уж не думала, что придёшь, – продолжает Арлин, явно наслаждаясь тем, что ставит меня в неловкое положение. – Да и ты, судя по всему, не хотела быть здесь. – Смотрит на моё лицо, на чёрную чешую татуировки по одну сторону: ни следа серебряной или золотой краски. Даже волосы, которые я обычно ношу распущенными, собраны высоко на затылке без каких-либо украшений. Мама сказала, что такая причёска отлично подходит к платью с открытым плечом.
Дориан перемещается настолько плавно, что я даже не замечаю, как он отделился от компании. Вместо короны надел серебряную эмблему в виде броши. Она приколота к нагрудному карману и крепится к трём цепочкам, перекинутым через плечо. Дориан занимает место рядом со мной, всё ещё странно на меня глядя. Только когда все выстроились в ряд и отвернулись друг от друга, я понимаю, что на его лице нет жёсткости; вместо неё любопытство. Оно делает его похожим на Дориана, которого я знала.
Я ожидала, что первой нас поприветствует Землевластитель, но эту задачу берут на себя спонсоры гонки, начиная с Соломона Акаяна. Он пожимает руку Арлин, затем Исидора, и сердце так громко стучит у меня в ушах, что шум вечеринки стихает на заднем плане. Когда он подходит ко мне, я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы меня не вырвало на него.
– Поздравляю с прохождением первой гонки. – Соломон бросает взгляд на Дориана, затем переводит его обратно на меня. – Наверняка тебе было страшно. Но прийти пятой…
– …недостаточно, – Я улыбаюсь. – И я не планирую остаться пятой в последнем состязании.
Он сдавливает мою дрожащую ладонь в своей костедробильной лапе.
– Несомненно. Надеемся, ты блеснёшь в следующем туре.
Соломон тут же переходит к своему сыну.
Только когда он отступает, я снова могу дышать. Грудь вздымается и опускается, будто я пробежала сотню километров.
С официальными приветствиями покончено, и вокруг нас начинают толпиться обычные земельщики. Я ни с кем не заговариваю, но рядом со мной всегда кто-то есть. Ни одна беседа не обходится без упоминания Акаяна. Земельщики ему поклоняются. Окружающий его мир покрыт позолотой; он сверкает, неудивительно, что Дориан так отчаянно стремится его сохранить. Неудивительно, что не желает поделиться и дюймом с теми, кто живёт за пределами глубин Террафорта.
Провожу рукой по затылку. Как бы сильно мне ни хотелось прийти сюда поначалу, чувство обречённости охватывает меня, словно гигантские ладони. Восковые пальцы скользят по плечам и талии, пытаясь утянуть меня вниз и похоронить под землёй.
В задней части зала витражное армированное стекло отделяет нас от настоящего Панталасского океана. На этот раз это не искусственная декорация; по ту сторону тёмная подвижная вода. Ниже хор поёт «Балладу о Роготоне», гимн мариленю Первого Чемпиона, а музыканты аккомпанируют. Мелодия мне незнакома.
Даже песни у нас разные.
Целая сторона банкетного зала заставлена таким количеством блюд, сколько я не видела за всю жизнь. Водопады ликёров и соков, террафорты из фруктов, лепёшки и карри, пирожные, покрытые чёрно-синей глазурью, словно планета с десятью шоколадными островами, огромные башни конфет, украшенные сладкой пудрой, и паутина из сахарной ваты, изящно их драпирующая.
Ощущаю сладость маминых десертов, которые она готовила до рождения Лирии. Раньше мама любила экспериментировать с разными кухнями.
Морепродукты занимают целый отдельный блок. Угри, крабы, устрицы, моллюски. Кто-то спрашивает, пробовала ли я когда-нибудь солёный цветок лотоса. Моя семья буквально вынуждена выживать за счёт океана. Кому, как не нам, знать вкус его даров?
Земельщица, с ног до головы покрытая серебристой краской для тела, смеётся (не знаю, со мной или надо мной) и кладёт ладонь на мою голую руку. Кисть усыпана крошечными бусинами.
Делаю над собой усилие, чтобы не вздрогнуть.
Крейн повалила бы эту дамочку, не моргнув и глазом.
– И как тебе
