торгово-промышленной и военнополитической экспансии.
Первая часть записки заканчивается резким диссонансом. С одной стороны, с экономической точки зрения должны быть установлены «реальные», а не юридические гарантии постоянного и беспрепятственного пользования Проливами, то есть «весь морской путь через Проливы должен быть подчинен в той или иной форме нашей власти»; с другой — «даже установление нашего господства над Проливами не даст нам безусловного обеспечения экономического выхода нашего в Средиземное море», ибо «оно не устранит возможности для державы, располагающей в Средиземном море достаточными морскими силами, в случае войны с нами, объявить и осуществить блокаду Проливов».
В полном противоречии с этой очевидной истиной будущий министр иностранных дел Временного правительства П. Н. Милюков писал в это время или немного позже: «Надо, чтобы наши союзники поняли, что наш жизненный интерес и насущная потребность в обладании Проливами ничего не имеют общего… с завоевательными тенденциями, которым с полным основанием хотят положить предел сторонники будущего организованного мира Европы. Владение Константинополем и Проливами есть конец, а не начало. И вместе с другими окончательными ликвидациями старых запутанных проблем, связанных с гордиевым узлом турецкого наследства, ликвидация вопроса о Проливах даст возможность торжественно отнести в святилище истории так долго мучивший Европу „восточный вопрос“»[134]. Правда, несмотря на то что это — «конец, а не начало», «Черное море должно быть охраняемо от входа иностранных судов через Проливы, тогда как русские военные суда должны иметь свободный выход». Из-за этого маленького вопроса о «свободном выходе» и царское правительство, и его союзники менее всего готовились к сдаче «восточного вопроса» в святилище истории, а, напротив, начавши его ликвидацию Проливами и Константинополем, продолжали его соглашениями о разделе Азиатской Турции, проектами создания греческой империи и т. д.
«Господство наше над морским путем этим, — поясняет Базили в стратегической части записки, — даже в случае распространения его на лежащую впереди Дарданелл группу Эгейских островов, еще не может при всяких обстоятельствах дать нам уверенность в свободе нашего доступа в Средиземное море. Противник, располагающий морским господством в этом море, очевидно, всегда будет в состоянии не пустить в него наши суда».
«Свободный выход» для автора записки, во всяком случае, не конец, а начало: он дал бы «нам возможность грозить нашим флотом в Средиземном море, что, при условии обладания внушительными морскими силами, могло бы в высокой степени усилить наше влияние в мире» — несмотря даже на то, что «сомнению может быть подвергнута польза для нас широкой наступательной морской политики, по крайней мере в настоящее время».
Заключение автора, что «выгоды», даваемые нам правом проводить наши военные суда через Проливы, значительно превышают невыгоды допущения в Черное море чужих флотов, всецело опирается на представление о русско-турецким антагонизме и о подвергнутой им только что сомнению пользе широкой наступательной морской политики. Но ведь имеется в виду овладение Босфором, а при таком положении вещей, конечно, «невыгоды допущения в Черное море чужих флотов совершенно отпадают».
Переходя к обеспечению «свободного выхода», автор поясняет, что гарантией его является в первую очередь обладание островами Имброс, Тенедос и Лемнос, во вторую — Самофракией. Английские моряки, сколько известно, идут дальше и, различая три линии обороны Проливов, считают опорными пунктами внешней линии Салоники и Смирну. Однако и русское правительство, обсуждая планы раздела Азиатской Турции, придавало уже и Смирне особо важное значение, считая, что появление там Италии угрожает области Проливов. Как бы то ни было, даже сомневаясь в пользе наступательной морской политики, составитель записки за самый необходимый, чисто оборонительный, минимум принял требование названных выше островов.
Политические суждения автора соответствуют настроению тех, для кого записка составлялась. Он согласен с тем, что в прошлом обладание Проливами Турцией представляло для России существенные выгоды. Но теперь эта точка зрения им отвергается. Во-первых, «Турция вошла в орбиту враждебной нам группы держав» и «заняла угрожающее нам положение». Однако достаточно ведь было держаться этой точки зрения для того, чтобы Турция не была вынуждена войти в эту орбиту и занять угрожающее положение. Во-вторых, повторное закрытие Проливов. Оно осталось между тем единственным средством самозащиты Турции. В-третьих, обладание Проливами является «источником преобладания над балканским миром и передней Азией, то есть над странами, в судьбе которых Россия исторически наиболее заинтересована». Но если иметь в виду Турцию, то ведь обладание Проливами нисколько не помешало разделу ее владений на Балканском полуострове ее слабыми соседями; если же иметь в виду переход Проливов в другие руки, то можно прийти лишь к выводу, что следует либо вступить на путь разделов и широкой наступательной политики, отбросивши в сторону все сомнения и колебания, либо развить политику дружбы и союза с Турцией.
Составитель записки исследует затем все известные ему способы «решения» вопроса о Проливах:
I. Способ «полного» или «великодержавного» решения, то есть завладение Проливами с частью Эгейских островов и «с достаточным хинтерландом», чтобы владение ими было прочным[135]. Этот способ «дает нам новое средство к расширению мирового значения нашего отечества», но имеет свою теневую сторону, ибо Проливы — весьма уязвимая с суши позиция и явится в системе обороны южного побережья «тяжелой обузою». Оборона Босфора потребует в год не менее 150–200 миллионов рублей и не менее двух корпусов, столько же — оборона Дарданелл. «Оправдываются ли эти жертвы ценностью приобретения?» Автор отказывается решить этот вопрос, ссылаясь на то, что они вызываются «требованием нашей великодержавности», а потому лишь «с высшей общегосударственной точки зрения» можно решить вопрос, оправдываются ли эти жертвы и соразмерны ли они с силами и средствами России. Во всяком случае, с точки зрения обороны черноморских берегов целесообразность этих жертв вызывает у него «большие сомнения». В силу этого он и переходит к другим, «менее полным» решениям вопроса о Проливах.
II. Нейтрализация Проливов[136]. Основное неудобство ее автор видит в недействительности международных гарантий во время войны, основательно ссылаясь на участь Бельгии. Примером Суэцкого канала он пользуется для того, чтобы показать, что фикция нейтрализации покрывает фактическое хозяйничанье одной державы. Неукрепленность Проливов облегчает лишь захват их первым нарушителем их юридической неприкосновенности.
III. Нейтрализация с контролем только держав Антанты[137]. Непременным условием ее автор считает владение Босфором исключительно Россией, не делая этой оговорки для предыдущего способа решения вопроса; однако и с этой оговоркой он отвергает такую комбинацию, как основанную на неосновательной вере в неизменность существующей международной группировки.
IV. «Союз» с Турцией. «Союз» этот автору представляется исключительно в виде протектората, с полным подчинением турецкой армии и флота русскому Генеральному штабу и его инструкторам, несостоятельность которых он тут же
