затруднился бы ответить. Ему показалось, что на таком клочке может быть записан чей-то адрес, который стал ненужным, поэтому его смяли, но забыли выбросить. Он учтиво попрощался с девушкой и поспешно вышел из квартиры. В кармане его лежала маленькая таинственная бумажка.
Свернув за угол дома, он вытащил записку из кармана. Разворачивая замасленную бумажку с потёками нескольких букв, он не на шутку разволновался. Улица Ленина, дом 8, корпус 2, Крайнова Вера Савельевна, и телефон… Чаяние Данила оказалось не пустым. Эта записка должна была пролить свет на местонахождения Влады.
19
В квартире было по-прежнему пусто. Он поставил чайник на плиту, достал из холодильника масло, колбасу и сыр. Желудок подводило от голода. Откусывая на ходу кусок бутерброда, он прошёлся по комнатам.
Обстановка не изменилась с тех пор, когда он был здесь последний раз, только со стены на него теперь смотрели умершие родители Светы. Фотографии сына нигде не было. Толи он не хотел выставлять себя напоказ, толи вообще не любил сниматься.
Данил зашёл в его комнату. В глаза ему сразу бросился здоровенный красочный плакат неизвестной ему футбольной команды. Всюду валялись спортивные принадлежности: ролики, ракетки, клюшка, мяч. Особой аккуратностью сын не отличался. Да и Света, похоже, не слишком напрягала его по этому поводу. Увлечённо рассматривая его комнату, Данил подошёл к книжной полке. Кроме учебников за четвёртый класс были только глянцевые журналы с красивыми иностранными автомобилями на обложках. Литературное предпочтение Стёпки осталось для него загадкой. Как и всё, к чему прикасался он в этой комнате. Данил ждал, когда у него ёкнет сердце, но оно продолжало биться в обычном темпе.
Дожевав свой бутерброд, он пошёл на кухню, проверить, закипел ли чайник. Остановился возле телефона, повторяя про себя номер незнакомой ему Крайновой Веры. Что если позвонить прямо сейчас, пока Света не вернулась с работы? Вряд ли ей понравится, что он звонит посторонним женщинам с её телефона. Эта мысль подтолкнула его к незамедлительному действию.
Тягостно вздохнув, он набрал нужные кнопки, попутно соображая, как завязать разговор и направить по верному пути:
– Здравствуйте, можно Веру?
– Её нет, она умерла месяц назад, – проговорил сухой мужской голос.
– Простите, я не знал. Примите мои соболезнования, – выдал Данил сочувственно.
– Вы что-то хотели? – спросил мужчина, неожиданно смягчившись.
В голове Данила заворочалась трудная мысль. Пока он не мог соединить между собой некоторые известные ему факты, но предчувствовал нутром, завязь всё же была. Оставалось действовать как всегда вслепую, авось повезёт?
– Скажите, а её подруга, Влада, была на похоронах?
– Нет, Влады не было. Да они и знакомы были всего ничего, хотя всё же могла приехать, у Веры ведь и друзей-то не было, – он как то обиженно вздохнул. – Может, Влада вину какую за собой чувствует, её тоже понять можно, если бы Вера в тот вечер не поехала к ней, осталась бы жива.
– Понятно, – пробормотал Данил растерянно. – Извините, пожалуйста, за беспокойство. До свиданья.
«Понятно, – повторил он задумчиво, кладя трубку на место. – Понятно, что ничего не понятно. Если Вера умерла, с кем я тогда разговаривал в квартире Влады»?
В замочной скважине заскрежетал ключ. Данил опомнился и замер в ожидании.
Дверь медленно открылась, и на пороге появился удивлённый мальчик:
– Здравствуйте, а Вы кто? – спросил он звонким голосом, оглядывая его с головы до ног смелым взглядом зелёных глаз.
– Я? – Данил замялся, словно от этого ответа, зависело всё его будущее. – Я, – он начал раскачиваться с пятки на носок. Замечая, как в больших глазах мальчика зарождается беспокойство, его будто кто-то толкнул в спину, – я твой отец, – сознался он, наконец, как по великому принуждению.
– Обана! – только и сказал ошеломлённый мальчишка. – А мама тебя видела? – добавил он тут же с тревогой в голосе.
– Видела, – сказал Данил и для убедительности мотнул головой.
– И что? – прошептал мальчик испуганно.
– Ничего, – пожал плечами Данил.
Стёпка шмыгнул носом и поплёлся в свою комнату, волоча ранец за лямку:
– Ты надолго?
– На два дня.
– Ааа, – протянул он разочарованно, совсем как его мама. – А зачем ты приехал?
– Тебя увидеть, – пробормотал себе под нос Данил, виновато опуская голову.
– Ну, увидел, и как я тебе? – спросил он с ноткой дерзости в голосе и остановился, ожидая, как он отреагирует на его резкий выпад.
– Нормальный парень, – быстро ответил Данил, сердцем чувствуя, что в вопросе был какой-то подвох.
– Разве можно так сразу определить нормальный я или нет? Ты ведь меня не знаешь. Вдруг я двоечник или хулиган? – заявил Стёпка, нахально ухмыляясь.
– У хулиганов, у них другой взгляд, – не нашёл больше, что сказать загнанный в угол Данил.
– Правда? Какой же?
– Злой, – отрезал Данил, начиная сердиться.
– А у меня? – проговорил он медленно, с хитринкой приподнимая брови.
– А у тебя глаза добрые.
– Вот и скажи это маме, она меня всё время хулиганом называет! – воскликнул Стёпка, и радость плеснулась в его чистых, широко открытых глазах.
– Хорошо, договорились. Обязательно скажу, – утешился Данил перемене настроения сына.
Но не тут – то было: развеселившийся Стёпка, опять посмотрел на отца отчуждённо. Данил понимал: чтобы снискать его расположения, недостаточно одних комплиментов.
Слова Светы: «А нужен ли ребёнку такой отец?» – как будто впечатались в его мозг.
Стёпка переминался с ноги на ногу в ожидании нужных слов, которые сейчас могли бы их сплотить.
Данил чувствовал, что с каждой секундой его молчания такая возможность отодвигается всё дальше и дальше, но никак не мог поделиться своим собственным мнением о тех событиях, что сделали их чужими друг другу. Ему хотелось оставить о себе хорошее впечатление, чтобы у Стёпки не было повода стыдиться собственного отца, поэтому признаться в своём малодушии он не мог.
Внезапно задребезжал телефон, изрядно разрядив накалённую обстановку. Стёпка бросил рюкзак на пол и, не глядя на отца, проследовал к телефону.
Данил воспользовался подвернувшейся отсрочкой, чтобы скрыться на кухне, проклиная своё бездействие и сонную, плывущую по течению натуру.
Если бы не разговор с сыном, он бы до конца жизни сетовал на горькую участь и мучился вопросом, почему ему отпущено так мало счастья? Прямолинейный и рассудительный Стёпка своей детской непосредственностью, сам того не ведая, загнал его в тупик. Чтобы он, наконец, осознал, какой глухой забор воздвиг вокруг себя. Получается, что в своей жизни, он ни разу не принял самостоятельного решения, не совершил ни одного поступка, чтобы как-то поправить положение. Даже встреча с собственным сыном произошла по принуждению, словно его заставили на секунду выглянуть в мир и, совершив несколько неуверенных шагов, он поспешил
