Клорисуэле такими многочисленными и острыми, что однажды Таша
была поражена, услышав, как он говорит о ней как о «моей девочке, оставшейся без
матери». Конечно, у нее была мать — столь же постоянно присутствующая, сколь и
навсегда потерянная.
Сирарис, со своей стороны, едва ли нуждалась в защите. Консорт скользила
среди засад и предательств высшего общества, как будто была рожден для них. Что
было поразительно, поскольку всего восемь лет назад она приехала в Этерхорд в
61
-
62-
цепях. Серебряные цепи, может быть, но, тем не менее, цепи.
Адмирал Исик вернулся из осады Ибитрада и обнаружил, что она ждет его в
своих покоях вместе с запиской, нацарапанной детским почерком Его
Превосходительства: Мы посылаем вам эту женщину, полностью обученную
искусству любви, пусть она будет для вас эликсиром радости.
Она была удовольствие-рабыней. Не официально, конечно: рабство к тому
времени вышло из моды и ограничивалось Внешними Островами и недавно
завоеванными территориями, где рабы трудились на самых тяжелых работах. Во
внутренней империи их место заняли п кабальные слуги — или консорты, в случае
удовольствие-рабынь. По закону такие женщины принадлежали только самим себе, но Таша слышала, что их выигрывали и проигрывали в азартных играх или
отправляли обратно на рабские территории, когда их внешность начинала увядать.
Ей едва исполнилось восемь, когда приехала Сирарис. И все же она никогда не
забудет, как молодая женщина смотрела на ее отца: не раболепно, как другие слуги, а со спокойной заинтересованностью, как будто он был замко́м, который она могла
бы открыть умением и терпением.
Эберзам ненавидел рабство под любым названием, называя его «гангреной
империй». Но отказаться от подарка императора было немыслимо, поэтому отец
Таши сделал единственный шаг, который пришел ему в голову. Он продержал
Сирарис в доме в течение правдоподобных шести недель, а затем признался в
любви. Он сразу же подал прошение короне о ее гражданстве, но, к удивлению, получил отказ. Вторая записка из замка Мааг гласила: Мирал, подождите один год, один день, и, если любовь все еще будет процветать, мы поднимем этот саженец
до статуса утешающего. Что это могло означать, никто не знал, но адмирал
подчинился и впервые в жизни поневоле стал рабовладельцем.
В том году Сирарис фактически была заключена в тюрьму в фамильном
особняке, но приговор, похоже, ее не беспокоил. Она обратила свое внимание на
Ташу, заботясь о маленькой девочке наполовину как мать, наполовину как старшая
сестра. Она научила ее Уллупридским играм и песням и убедила повара
приготовить блюда ее детства, которые, по мнению Таши, были более
роскошными, чем лучшие блюда Этерхорда. В свою очередь, Таша помогла
Сирарис усовершенствовать ее арквали, который был хорошим, но слишком сильно
опирался на словарный запас школы соблазнения.
Они были лучшими друзьями. Адмирал не мог быть счастливее. Таша едва
заметила, когда он перестал посещать спальню Сирарис и поселил ее в своей
собственной.
В конце требуемого года он снова написал в замок Мааг, заявляя о своей
любви сильнее, чем когда-либо, и на этот раз это была простая правда. Несколько
дней спустя адмирала и рабыню вызвали к Аметриновому Трону, где Сирарис
преклонила колени и была названа леди Сирарис, консорт Эберзама Исика.
Город ахнул. Одним росчерком пера император превратил рабыню Исика —
простую собственность в глазах закона — в члена аристократии. За всю долгую
62
-
63-
историю правления Магадов не было ничего подобного. Предоставив Исику свое
благословение, император значительно поднял его по лестнице власти. И никто не
знал, почему.
Так случилось, что самая красивая рабыня Арквала стала его самой загадочной
Великой Госпожой. И с того дня перестала быть другом Таши.
Голубая фенгас-лампа горела в летнем домике — на самом деле это была
просто большая беседка с винным шкафом. Адмирал Эберзам Исик, освобождавший Чересте и спасавший Ормаэл, помимо прочего насилия, сидел и
читал в плетеном шезлонге, укрыв ноги одеялом; от его светлой лысой головы
отскакивало почти столько же мотыльков, сколько кружило над лампой наверху.
Поразительным было то, что он этого не замечал. Когда Таша приблизилась, она
увидела, как большой мотылек перепорхнул с уха отца на макушку головы.
Адмирал не пошевелился. Одна рука раздраженно ткнула в страницу, на которую
были устремлены его глаза; вот и все.
—
