штрафное подразделение?
– Виноват, – тихо ответил Виктор, никак не ожидая такого поворота событий в своей воинской службе.
От неожиданности сказанного командиром его роты и присутствия в это время рядом с ним полкового особиста сковало парня. Он почувствовал, как холодок пробежал по спине, как вспотели ладони, как выступил пот на бритой голове под пилоткой.
– Я кровью искупил! – смог в одно мгновение собраться он, чтобы высказаться в собственную защиту.
– Знаю, что искупил! – теперь менее грозно произнес старший лейтенант и добавил уже более спокойным голосом: – А я ведь, сержант Волков, хотел тебя помкомвзвода назначить. Толковый ты парень, с боевым опытом. И в должности данной уже служил и воевал. Проблем с тобой у меня никаких нет. И солдаты из пополнения под твоим командованием дисциплины набрались, ожили, подтянулись, службу хорошо осваивают. Только как теперь я тебя могу назначить в помощники к молодому взводному, который еще пороха не нюхал и только из военного училища в полк пришел, если во главе тридцати-сорока моих солдат встанет бывший осужденный?
Солдаты, что попали в отделение, которым командовал Виктор, действительно преобразились с момента своего прибытия из запасного полка. Полуголодные, с минимальными навыками, что с трудом вложили в их головы командиры в тылу, спустя неделю-другую подтянулись в дисциплине, стали уверенней себя чувствовать во фронтовой обстановке, освоили многие боевые приемы с оружием, что так будут необходимы им в будущем.
Виктор не глумился над ними, не гонял их с утра до вечера и с вечера до утра, как делали это многие особо ретивые сержанты в полку, не заставлял делать какую-либо ненужную работу. Первым делом он своим личным примером научил их достойно выглядеть в собственных глазах и перед командирами всех рангов. Молодые люди через день-другой стали носить солдатское обмундирование так, как положено. Своевременно приводили в порядок свой внешний вид, стирали форму, брились и подшивали свежие подворотнички. На занятиях по боевой подготовке выполняли все так, как подсказывал боевой опыт их командиру отделения, третий год тянувшему фронтовую лямку. Появилось у них четкое понимание того, что больше всего нужно на марше, в солдатском быту, а главное – в боевой обстановке, в которой они окажутся уже очень скоро.
– За что в штрафники угодил? – в упор посмотрел на Виктора капитан-особист.
Во взгляде его отчетливо читалось одновременно и уважение к солдату-фронтовику, прошедшему на войне массу испытаний, и подозрение в том, что он скрывает о себе сведения. Возможно даже, о совершенном ранее серьезном преступлении. Служба его была таковой, а потому капитан цеплялся за каждого человека в полку, кто мог нарушить воинскую дисциплину, изменить присяге, а может быть, и встать на путь предательства.
Виктору не очень хотелось вспоминать тот свой дисциплинарный проступок, что привел его еще в первые месяцы службы в штрафную роту. С нее он и начал свой боевой путь: тяжелый, трудный, с множеством смертей и огня, политый кровью и потом. При этом он понимал, что из личной биографии особо жесткий и жестокий прожитый когда-то период он вычеркнуть уже не сможет.
– За тушенку, – ответил он и посмотрел прямо в глаза капитану.
– За воровство армейских продуктов! – громко произнес в ответ тот, выдержав паузу в несколько секунд, чтобы подавить сначала своим суровым взглядом стоявшего перед ним сержанта, а потом и словом.
– Так точно! За воровство! – вытянулся Виктор перед офицерами.
Он решил не лукавить, не скрывать свое прошлое, которое и так было известно особисту и командиру роты. Решил принять все взыскания, что могли они на него сейчас наложить, с достоинством и мужеством. Запугать его было теперь невозможно. Два с лишним года в окопах, на передовой, в госпиталях и на военных дорогах, когда порою приходилось по многу раз в день смотреть смерти в глаза, а врагу в лицо, сделали из него настоящего воина. Принципиального и бесстрашного, жесткого и прямолинейного, несгибаемого и готового к смерти. Пожалуй, никто и ничто не могло его запугать. Но тогда, два года назад, он еще не был таким. Ему было еще семнадцать, а он уже носил военную форму и имел боевое оружие.
Сразу после общения с ротным командиром и полковым особистом-капитаном он направился в свое подразделение, где его ждали полтора десятка молодых солдат, его подопечных, которых он готовил к предстоящим боям. В этот момент он задавался одним-единственным вопросом: от кого поступили сведения о его мрачном фронтовом прошлом, о позорной для него самого причине, что привела парня на фронте в штрафную роту. Командир роты мог не знать об этом. А вот особист вполне мог быть осведомлен. Но вот по реакции старшего лейтенанта, по его злобе, по жестко предъявленной подчиненному претензии было заметно, что информация о сержанте Волкове поступила ему снизу, от солдата своей роты, а не сверху, из штаба полка или особого отдела.
Виктор остановился, когда увидел Федора. Тот отрабатывал со своими бойцами приемы с оружием, командовал ими и не мог заметить появления товарища за спиной. О том печальном периоде фронтовой жизни в своем прошлом он почти никому не рассказывал. Даже стеснялся упоминания о пребывании в штрафной роте, всегда начинавшегося с разговора о причине, что его туда привела. Воровство не его стихия. Чужое брать он ненавидел. Виктор по сути своей был уличным задирой, хулиганом, заводилой в мальчишеских группировках, любителем помериться силой на кулаках. Чужое добро его никогда не волновало. Он привык зарабатывать на жизнь честным трудом и не чуждался работы с родителями в огороде и в заводском цеху.
А его новый друг Федор любил поговорить. Виктор же больше молчун. Он привык слушать. Активная беседа не для него. С новым товарищем он немного изменился. Тот смог разговорить его. Поведал многое сам о себе, выложил всю свою подноготную. Ни о ком другом в своей жизни Виктор не знал столько, сколько о Федоре. В какой-то момент тот ему начал казаться едва ли не близким родственником, настоящим родным братом.
О пребывании в штрафной роте в ноябре сорок второго года он поведал только ему. Поделился переживаниями, открыл душу. Выразил негодование по реализации планов командования о разминировании участка местности под видом атаки на укрепления врага силами штрафников. Никому больше из своих новых знакомых, сослуживцев в этом самом полку, в который на этот раз попал служить, Виктор об этом не говорил. Федор же знал о нем едва ли не все. Значит, только он мог передать это старшему лейтенанту, а может, и самому полковому особисту. А то и просто из-за своей излишней болтливости где-то рассказал это кому-то,
