боя никто не слышал. А если и слышали, то единицы. А потому никто не поднимался и не образовывал под огнем врага новую атакующую цепь, рискуя погибнуть или быть раненым уже через секунду-две-три.
Матерная ругань, ор и крики раненых, стоны и даже плач, заглушаемые грохотом пулеметного огня и разрывами мин, интенсивность которых заметно падала уже через непродолжительное время после открытия огня по атакующим пехотинцам, слышались на поле.
Через каких-то десять-пятнадцать минут на НП уже стало все ясно. Бой был проигран. Пехота залегла, и никакая сила не могла ее поднять, чтобы заставить атаковать снова. Командир полка скрипел зубами, кривил лицо, хмурился и злобно сплевывал себе под ноги. Начальник штаба кричал что-то в сторону связистов, чтобы они быстрей передавали требуемую информацию в подразделения. Капитан-артиллерист, прижимая к уху трубку коммутатора, громко называл координаты новых целей, ожидая, что вот-вот последует приказ подавить их огнем гаубичного дивизиона, расположенного в ближнем тылу, за лесом, всего в паре километров от позиций стрелкового полка.
Залпов орудий долго ждать не пришлось. Приказа из штаба дивизии о взятии высоты никто не отменял. А следовательно, его надо было выполнять. Грохот работы орудийных расчетов донесся до передовой. Еще секунды – и тяжелые снаряды начали сыпаться на головы врага. Взлетели ввысь фрагменты разнесенных в клочья блиндажей, пулеметных гнезд, перекрытий над траншеями, где пыталась спастись от смерти вражеская пехота. Над залегшей цепью солдат стрелкового полка начал стелиться дым от разрывов, стремительно начавший спускаться вниз, принося им запах гари с уничтожаемых артиллеристами и минометчиками позиций противника.
– Еще три минуты, три минуты! – орал кто-то сзади, по-видимому, один из офицеров, направленный штабом полка для личного руководства оробевшей пехотой и для возобновления атаки. – Приготовиться!
В стороне кричал нечто подобное еще один голос. Скорее всего, тоже принадлежавший кому-то из офицеров, добавляя с отборным матом вперемешку:
– Я вам залягу! Пристрелю, кто не поднимется!
– Ничего, ребята! Сейчас выбьем фрица! Тогда и отдохнем! – чуть тише произносил третий, немного мягче, чем остальные, но тоже пытавшийся поднять солдат в атаку.
– Пошли вперед! Пошли! Встаем! Пристрелю! Расстреляю на месте любого труса и паникера! – теперь уже кричал каждый, кто носил на плечах офицерские погоны.
Два старших лейтенанта и один капитан, встав в полный рост посреди задымленного поля прямо посередине разбитых линий проволочных заграждений, высоко над головой вскинув руки с пистолетами в них, повели вперед за собой вяло поднимающихся уцелевших в первой атаке солдат. Несколько сотен облаченных в покрытые пятнами пота, выгоревшие на солнце гимнастерки бойцов, стиснув от животного страха и дикой злобы зубы, выставив вперед винтовки с примкнутыми штыками, двинулись за увлекавшими их в атаку офицерами.
– Началось, товарищ майор! – раздался в блиндаже НП командира полка возглас.
Все находившиеся в помещении всполошились. Несколько пар глаз примкнули к объективам биноклей и к стереотрубе. Связисты замолчали в ожидании новых указаний командования, для передачи их по цепи в подразделения и службы.
– Плохо видно из-за дыма. Но, кажется, все началось. Цепи встали. Атакуют, товарищ майор! – тот же голос доложил старшему воинскому начальнику.
– Вижу, что идут, – ответил тот, прильнув глазами к оптике.
– Только бы не сорвалось, только бы взять эту чертову высоту. Будь она неладна, – вполголоса бубнил начальник политотдела дивизии, направленный своим руководством ближе к передовой, чтобы лично контролировать выполнение приказа о штурме.
Его слова тут же были прерваны отчетливо донесшейся стрекотней скорострельных вражеских пулеметов, как минимум два из которых, что хорошо различалось по звукам, возобновили работу на флангах обороняющейся линии немецких войск.
Почти на всем протяжении перед гитлеровскими траншеями уже была пройдена полоса из колючей проволоки. Пехота, ведомая несколькими отчаянными офицерами и сержантами, устремилась на врага. Хриплые ликующие вопли идущих вперед на смерть людей разнеслись по полю боя. До решающего входа в траншеи врага оставалось совсем немного. Казалось, что от тех уже ничего не осталось. Все должно быть стерто во время повторного артналета. Победа сама шла в руки почти отчаявшихся, но теперь взбодренных командирами людей.
Шаг. Еще шаг. Всего-то тридцать-сорок метров до края ненавистной траншеи. Ее развороченный взрывом бруствер уже виден в дыму тем, кто шел впереди. Задние поджимали. Пехотная цепь ожила. Даже те, кто через силу встал, подгоняемый страхом быть расстрелянным, начали бодриться от ощущения скорого достижения поставленной цели. Приказ вот-вот будет выполнен. Враг будет разбит.
И тут под ноги тем, кто был впереди, из неожиданно ожившей траншеи полетели гранаты с длинными деревянными ручками. На флангах, один за другим, ожили несколько пулеметных расчетом. Затрещали автоматные очереди, захлопали винтовочные выстрелы. Снова и снова полетели гранаты. Взрыв за взрывом. Грохот, взлетающая ввысь и в стороны жиденькая растительность и комья затвердевшей до окаменения на солнце земли. Крики, вопли и хриплые стоны тех, кому перепали раскаленные пули и осколки. Брызги крови и пота, удушливый запах гари и раздирающее нутро каждого солдата осознание очередной боевой неудачи.
Серо-зеленая людская масса словно уткнулась, напоролась на что-то ершистое, колючее, очень острое, огненное и будто раскаленное добела. Бойцы начали откатываться назад, отходить, снова прижиматься к земле. Лишь бы уцелеть, лишь бы найти укрытие уже сейчас, потому как потом может быть поздно. Либо оно уже будет занято кем-то из своих, либо его самого настигнет смерть: достанет вражеская пуля или осколок.
Автомат в руках Виктора огрызнулся огнем. Две его очереди решили судьбу пулеметного расчета гитлеровцев. Пули прошили одного из врагов. Следом полетела граната из руки одного из бойцов. Этот прием в боевой работе при штурме окопов они отработали заранее. Путь вот-вот должен быть свободен. Бойцы залегли, ожидая ее разрыва во вражеской траншее, чтобы следом заскочить в нее, а потом сразу же перенести бой во все остальные земляные укрепления противника, уничтожать его там, в его стрелковых ячейках и блиндажах. Они подобрались ближе всех к немецким позициям. В случае успеха за ними тогда подтянутся все остальные. Их будет не остановить. Враг дрогнет и побежит. Все решают секунды до взрыва гранаты там, где засел противник.
Виктор бросил взгляд назад, на своих бойцов. За ним сейчас только те, кто уцелел, кому повезло, кто лучше освоил с ним боевую науку. Остальные либо ранены на подступах, либо убиты, сраженные немецкими пулями и осколками. Но больше половины из его подчиненных сейчас с ним. Они залегли и ждут его команды, его показательных действий по самым понятным боевым принципам: «за мной» и «делай как я». Иного не нужно. Все будет и так им понятно. Вкус победы они уже почувствовали. Она близка. Нужно только дождаться
