Он тяжело вздохнул и посмотрел на жилистые, в мозолях руки. Так уж вошло у него в привычку при всех невзгодах сердиться на свои руки, как будто они действительно были виновниками его тяжелой жизни.
В стороне со скрипом открылась дверь. Из конторы вышла группа пестро одетых людей. Увидев их, Алеша удивился. До этого он даже не мог себе представить, что люди могут так смешно одеваться.
«Что твой петух! — думал он, рассматривая задержавшихся на крыльце англичан. — Чужаки самые настоящие… Лопочут, лопочут, а что? В жисть не поймешь».
Заметив сидящего на крыльце мальчишку, один из англичан отделился от группы и быстро пошел в его сторону. Алеша насторожился: «Наверное, хочет прогнать меня с крыльца… Лучше уйти подобру-поздорову. А то начнет еще за уши драть. Ну и пусть, — вдруг передумал Алеша. — Не пойду, будь что будет».
— Мальшик. Вышего хочешь? — с трудом подбирая русские слова, спросил англичанин. — Работать нету, русский ленивый мальшик.
Слово «ленивый» он заучил, как видно, хорошо и выговорил его без труда.
— Русс нужна дубинша? Да, мальшик?
Иностранец был сух и высок, как жердь. На голове у него вместо фуражки было надето что-то похожее на тарелку. Глаза смотрели холодно.
Алеша с недоумением, но без страха уставился на англичанина, не улавливая смысла в его словах. Однако, когда англичанин, повторил свои вопросы, он догадался.
— Сам ты ленивая дубинша, — вскочив на ноги, неожиданно для себя выпалил Алеша. — Разнарядился, как индюк, и думаешь, что не знай кто?..
С этими словами он схватил котомку, быстро сбежал с крыльца и направился к площади.
Стоявшие в стороне англичане громко засмеялись.
— Ну как, Томми, посмотрел волчонку в зубы?
— Кусается, черт, — весело ответил тот. — Но это не беда. Мы его скоро приберем к рукам.
Из конторы вышли Петчер и Темплер. Вся группа англичан уселась на пролетки и, громко переговариваясь, направилась к заводу.
Как только англичане отъехали, Алеша вернулся на крыльцо, снял с плеч котомку и снова сел на ступеньку. Сейчас он досадовал на себя за неумение как следует поговорить с англичанином. «И чего я рассердился? — ругал себя Алеша. — Чужак? Ну и черт с ним. Хозяева они. Попросить бы у него хорошей работы. Вот это бы дело. Что ему стоило направить меня в шахту коногоном? Ровным счетом ничего. А в шахте зимой тепло и заработок хороший — четвертак в день»: Так говорил ему один мальчишка, проработавший коногоном целую зиму.
Громко хлопнули двери, из которых вышел отец. Вид у него был расстроенный. Надевая на плечи котомку, он угрюмо сказал:
— Опять не повезло нам с тобой, Алеша. О заводе и не заикайся. Там, говорят, и без нас людей девать некуда.
Тебя совсем не берут, а меня согласились послать в шахту.
Тьфу, черт! Хоть с моста в воду… — Он безнадежно махнул рукой и медленно сошел с крыльца.
С запиской из конторы Карповы пришли в барак бессемейных шахтеров. Барак, размером в десять сажен длины и три с половиной ширины, был срублен из бревен. По бокам этого мрачного и неуютного помещения в два ряда стояли почерневшие от копоти и грязи нары. Посредине, загораживая проход, вросла в землю, большая полуразвалившаяся плита. Пола не было. Мох в стенах во многих местах вывалился, двери рассохлись. На весь барак было четыре небольших окна. Крыша, как видно, сильно протекала, отчего потолок был сплошь покрыт плесенью. От дыма, гнили и испарений от сохнувшей одежды в бараке стоял тяжелый смрад. Барачный сторож отвел вновь прибывшим место во втором ряду нар и назначил день, когда они должны заготовлять на весь барак дрова, носить воду, топить плиту и производить уборку.
— Да смотрите, делайте все, как следует, — предупредил сторож, — чтобы все было честь честью, а то недолго и на улицу вылететь.
Несмотря на усталость, Алеша долго не мог уснуть. Его заедали блохи. От их укусов огнем горело все тело. Когда вконец измучившийся мальчик начал плакать, отец поднялся, вынул из котомки бутылочку, заставил сына раздеться и натер все его тело керосином. Он советовал не вертеться с боку на бок, не чесаться, а лежать смирно.
— Притерпеться надо, — говорил отец, укладывая в котомку оставшийся в бутылочке керосин. — Это вначале, без привычки, блохи так больно кусают. А потом привыкнешь — и ничего…
Алеша молча лег на нары, в голове роились тяжелые мысли. «Вот она какая, рабочая жизнь, — думал Алеша. От нее и собака подохнет». Вспомнились разнаряженные, веселые, беззаботные англичане. Сердце словно кольнуло от обиды, из глаз мальчика полились горькие слезы.
Глава двадцать вторая
В глухом лесу на Большом Юрминском хребте, недалеко от Чертовых ворот, там, где проходит граница между Европой и Азией, с давних пор приютилась небольшая землянка, построенная подпольщиками.
Хотя в ясные дни со стороны юго-востока Юрма и венчающий ее хребет — исполинские ворота видны за сто верст, все же пробраться туда трудно.
Даже и на большой высоте гора изобилует ключами, речками и топями. Покрытая частым, трудно проходимым лесом, она встречает путника густыми туманами, мяуканьем рысей, а иногда и рявканьем медведей. Однако для подпольщиков это было одно из самых спокойных мест. По установленному, правилу члены комитета могли приходить сюда, лишь соблюдая все правила конспирации. Теперь здесь часто бывал Ершов. Помогая товарищам организовать партийную работу, он вынужден был скрываться в этом месте каждый раз, когда полицейские ищейки нападали на его след.
Сегодня, в погожий осенний день, по запутанной, едва заметной тропинке к Чертовым воротам поднималось три охотника. На подходах к Юрме, на ее многоверстном подъеме им часто встречались легкие, быстро убегающие дикие козы. Два раза за деревьями показывалась спина лося. Но охотники, не снимая с плеч ружей, продолжали свой путь к хребту.
Во главе группы с берданкой за плечами крупно шагал Шапочкин. Мурлыча песенку или тихо насвистывая, он иногда останавливался, долго осматривал окружающие деревья и по одному ему известному признаку определял дальнейшее направление.
За ним, на небольшом расстоянии, с такими же котомками за плечами, один за другим шли Папахин и Барклей.
Не дойдя нескольких сот сажен до Чертовых ворот, группа круто свернула в сторону. Впереди показалась скала. Шапочкин остановился, приложил к губам пальцы и три раза коротко, затем один раз продолжительно свистнул. Откуда-то сверху послышался ответный свист. Шапочкин махнул рукой спутникам и снова двинулся вперед.
Через несколько минут из-за скалы показался Ершов.
Не скрывая радости, он быстро шел навстречу товарищам.
В правой руке Захар Михайлович держал небольшую березовую палочку с обожженным и обуглившимся концом, от которого еще шел тонкий дымок. Встретившись с друзьями, он сердечно пожал им руки и, обнявшись с каждым, трижды поцеловался…
— Легки, легки на помине! — радостно говорил Ершов. — Недаром я вас все утро вспоминал.
— Воскресенье сегодня, Захар Михайлович. Погода как раз хорошая, — как бы оправдываясь, ответил Шапочкин. — А тут дело одно подвернулось, ну, мы и решили: ружья на плечи — и пошли.
— Да, вид у вас, как у самых заправских охотников. Что-то добычи только не видать.
— Тяжело тащить было, домой услали добычу, — шутливо ответил за всех Барклей.
Ершова не покидало радостное возбуждение. Он то и дело шутил, смеялся и даже спел гостям песенку собственного сочинения о счастье занятого делом человека.
Наблюдая за своим руководителем, товарищи догадывались, как трудно ему, энергичному, всегда занятому работой человеку, переносить вынужденное безделье.
Убежище подпольщиков было построено в углублении круто обрывающейся скалы. Рядом с землянкой на большой каменной плите весело горел костер и не дальше, как в пяти шагах от огня, разбрызгивая капли воды, бурлил небольшой прозрачный ключ.
Гости поставили в землянку ружья, сняли котомки. Каждый передал принесенные им припасы: хлеб, сухари, махорку, патроны. В заключение Барклей торжественно вручил Ершову искусно сделанную им трубку и огниво.
Захар Михайлович радовался, как ребенок.
— Натащили! Вот натащили! На месяц хватит… Бур жуй я теперь. Самый настоящий буржуй! А трубка? Разве еще есть у кого такая трубка?!
Он взял стоявший на камне большой чугунный котел и пошел к роднику.
— Времечко! Ох, и времечко стоит золотое, — выполаскивая котел, говорил он подошедшему к нему Барклею. — Пошел сегодня утром на охоту, козы от радости, как шальные, так и прыгают, так и прыгают. Поверите, стрелять было жалко. На озеро пришел — рыбы полна мережа налезла.
— Значит, мясцом нас угощать собираешься и рыбкой? — ломай сухие смолистые сучья, добродушно спросил Барклей.
