был осмотрен госпиталь, где находилось много раненых, уже знакомых им. Там же было сделано несколько операций, преимущественно выпиливания костей и суставов, пораженных огнестрельными ранами.
Затем они направились в Тифлис через Дербент и другие города, входящие ныне в Азербайджан. Здесь очень многие страдали малярией. В Дербенте Пирогов был восхищен стеной, идущей от Каспийского моря через хребет Кавказских гор, и железными воротами, построенными (как его уверяли местные жители) арабами. Дербент, расположенный на горе, возвышающейся над Каспийским морем, представлял собой важный пункт в военно-медицинском отношении. После операций в Дагестане туда на осень и зиму свозилось значительное число раненых, поскольку климат там был теплый. Потом был Баку, где Пирогов со своими спутниками посетил колонию индийских поклонников огня и их храм, освещавшийся огненными столпами от горящего в колодцах газа.
Оставив «бесплодную, соляную и горючую почву Баку», они на другой день переехали «в Эдем Закавказья» – в Шемахинскую провинцию, богатую обильными садами гранатовых, шелковичных и других фруктовых деревьев, известную также своими знаменитыми шелковыми изделиями. Николай Иванович напоминает в своем «Отчете», что о шемахинском шелке говорится даже в старинных русских сказках. В шемахинском госпитале Пирогов сделал несколько операций под наркозом. После Шемахи они проездом познакомились с виноградным сердцем Грузии – Кахетией и в конце октября прибыли в Тифлис. Встроенный амфитеатром на горных террасах и разделенный Курой, этот город восхитил Пирогова, он даже назвал его Капуа[69] нашего Закавказья.
В военном госпитале Тифлиса также было сделано несколько операций с помощью эфирных паров в присутствии местных врачей. Из Тифлиса отряд направился по Военно-Грузинской дороге в Ставрополь. Только одна эта дорога, замечает Пирогов, имеет сходство с так восхитившими его Альпами. Между тем он отметил, что в отличие от любимых им Альп, где нередко встречается кретинизм, на Кавказе он не увидел ни одного такого случая. Теперь известно, что это связано с дефицитом йода в альпийской воде, но во времена Пирогова предполагалась другая причина – кремнистая почва, которая превалирует в Альпах.
По пути между Тифлисом и Ставрополем были осмотрены госпитали во Владикавказе и в Екатеринодаре. Во Владикавказе Пирогов под наркозом удалил семнадцатилетней девушке зоб. Там же он с помощью наркоза смог выявить симуляцию притворной неподвижности плечевого и локтевого суставов. После посещения Ставрополя и его госпиталя экспедиция направилась в Прочный окоп (казачья станица на берегу реки Кубань), где также был госпиталь, а затем посетила Тамань (Фанагорию).
В отличие от М. Ю. Лермонтова, который назвал Тамань «самым скверным городишком из всех приморских городов России», на Пирогова Тамань и ее госпиталь произвели весьма благоприятное впечатление. В этом городе, в котором Николай Иванович не забыл осмотреть остатки турецкой крепости, фонтанов и водопроводов, «климат здоров, и это, может быть, один пункт на берегу Черного моря, в котором нет перемежающихся лихорадок». Врачи уверили Пирогова, что даже у больных, отправленных из восточно-береговых крепостей с упорной перемежающейся лихорадкой, она исчезает, как только они прибывают в Фанагорию.
Затем на судне они приплыли в Керчь, а далее через Крым направились в Тавриду и Одессу и дальше в Петербург. Шел уже ноябрь 1847 г.
За время экспедиции по Кавказу, Закавказью и югу России Пирогов посетил свыше 100 военных госпиталей, где демонстрировал проведение операций под наркозом. Всего за это время он применил эфир в 400 и хлороформ в 300 случаях. Сопоставление действия на организм обоих веществ позволило ему дать исчерпывающую характеристику их сходства и различия. Пирогов также смог положительно ответить на основной вопрос о том, «оказывает ли наркоз влияние на повышенную смертность», доказав, что наркоз не повышает смертности, а только избавляет больных и раненых от страданий во время операции.
Ознакомившись с госпиталями и состоянием медицинской помощи в русской армии на Кавказе и в Закавказском крае, Пирогов не мог не обратить внимания на незавидное положение военных врачей. Они выполняли свой сопряженный с опасностями врачебный долг в воюющих войсках, в трудных бытовых условиях, в удалении от всего, что принято называть цивилизацией. Пирогов не мог не высказать свои суждения. Они остаются справедливыми и ныне и читаются так, как будто их написал наш современник: «Как различна участь двух молодых врачей, только что вышедших из учебного заведения, когда один из них получает место в столице при большом госпитале, а другой определяется в полк, в действующий Дагестан! Первый, если он имеет любовь и призвание к науке, находит все средства для дальнейшего образования; другой, разделяя все лишения и опасности военной жизни, проводит время в отдаленной и дикой стране, удаленный от общества, которое могло бы способствовать развитию его сведений и поощрять участием, примером, взаимным сообщением его ревность к науке… отправляясь на Кавказ (молодой врач. – А.К.), проводит целые годы с батальоном в дагестанских аулах или крепостях; для него не следить за наукой и обществом – значит отставать и разучиваться» [108].
Далее, говоря об условиях жизни военных врачей в Кавказской армии, он пишет: «Смертность между врачами на Кавказе (во время экспедиций, от повальных и климатических болезней в крепостях) также более значительна, чем в других частях империи… Врачи в действующих отрядах всегда готовы под неприятельскими выстрелами подавать пособия раненым, и не было ни одного случая, когда бы врача на Кавказе обличили в неготовности идти навстречу опасности; напротив, много раз уже случалось, что они были ранены, убиты; был даже случай, когда один врач должен был принять команду над ротой и взял завал; были случаи, что один врач должен был перевязать при ночном нападении до 200 раненых».
Как это перекликается с нашим временем! Немало врачей, в том числе и выпускников Военно-медицинской академии, беззаветно выполняли свой врачебный долг, оказывали – под пулями и осколками – помощь раненым бойцам и сами гибли в современных войнах на том же Кавказе. А еще раньше – в войне в Афганистане и других локальных войнах, а до этого – в Великой Отечественной войне.
* * *
В организации командировки в действующую армию на Кавказ, где Пирогов мог с блеском доказать возможность и эффективность применения наркоза при операциях, а также сделать немало военно-медицинских и прежде всего хирургических наблюдений над течением различных ран, решающее значение имел, как известно, директор Медицинского департамента Военного министерства В. В. Пеликан. Именно он предложил Н. И. Пирогову отправиться на Кавказ по Высочайшему повелению. Поэтому первое краткое сообщение Николая Ивановича о результатах применения эфирного наркоза на поле боя – «О ученых действиях профессора Пирогова на Кавказе» – было написано в форме письма директору Военно-медицинского департамента и опубликовано в «Военно-медицинском
