момент для атаки, и мы ушли от них на максимальной скорости (мы держали полный газ от взлета до посадки). Еще в воздухе генерал Лобов подтвердил по радио, что самолет противника сбит, поздравил с победой меня и летчиков звена. Мы втроем сели на свой аэродром Мяогоу. В этом бою был сбит «Метеор» с № А77–496, в кабине которого погиб английский летчик-инструктор Оливер Крукшанк, который проходил боевую стажировку в составе 77-й эскадрильи Королевских ВВС Австралии»[13].
5 декабря в районе аэродрома Аньдун восемь «Сейбров» напали на взлетавшее звено МИГов. Им удалось сбить два советских самолета. Один из наших пилотов погиб при катапультировании. Однако на обратном пути эти «охотники» встретились со звеном (к тому времени капитана) Ф. П. Федотова, выполнявшим патрульный полет. В этом бою Федор Павлович сбил очередной «Сейбр», который пилотировал майор Эндрю Роберт Маккензи из состава Королевских ВВС Канады. Пилот попал в плен. Напарник Федотова замполит эскадрильи старший лейтенант И. А. Витько сбил еще один самолет, упавший в море[14]. Свой последний «Сейбр» Ф. П. Федотов сбил 4 июня 1953 года над Аньдунем.
Хроники И. Сейдова в который раз подтвердили мысль о том, что большинство по-настоящему ярких людей, с которыми мне повезло встречаться на протяжении жизни, как правило, не обладали геройской наружностью и никогда не выставляли напоказ былые заслуги. Таким был Федотов Федор Павлович, сменивший по воле реформатора Хрущева летное снаряжение аса-истребителя на халат ученика слесаря.
Поразительные мужество и навыки пилотирования проявляли соратники Федора Павловича по корейской войне. Не могу удержаться от пересказа строк И. Сейдова о невероятном владении техникой и бойцовских качествах, проявленных гвардии старшим лейтенантом Вердышем А. П. Падая с высоты 1700 метров на МиГ-15 с простреленным двигателем, он отказался от катапультирования и решил посадить самолет на находившийся в пределах видимости аэродром. Пилот непостижимым образом (посмотрите на фото МиГ-15 – по возможностям планирования это топор без рукоятки) сумел удержать машину от сваливания в «штопор». Более того, уклоняясь от погнавшейся добивать его пары «Сйбров», выполнил «бочку», а на выходе из этой фигуры высшего пилотажа подбил одного из американцев. В итоге Вердыш А. П. приземлился на аэродром, не выпуская шасси. При этом сам летчик отделался ушибом головы о прицел[15].
Еще несколько слов о 562-м истребительном авиационном полку. Местные жители, работники комбината и мехцеха, в том числе, воспринимали эту воинскую часть как нечто органично свое, городское. Должность начальника отдела кадров комбината занимал бывший заместитель командира полка И. П. Пожидаев. Его подписью удостоверена моя первая (и единственная) трудовая книжка. С семьей его зятя и дочери нас с Людмилой по сей день связывает давняя дружба.
На комбинате трудились и члены семей летчиков. Помню, как во время обеденного перерыва начальник отделения КИП нашего цеха кудрявая «Раечка» (фамилию забыл), проводив взглядом качнувший над нами крыльями «МИГ», засвидетельствовала под удаляющийся рев двигателя: «Мой полетел!».
Несколько раз на моей памяти командование полка обращалось в цех по печальной необходимости. Выполняя просьбы военных, Жора Мавромати изготавливал из нержавейки таблички и звезды на памятники разбившимся летчикам. А слесарь-ветеран Малеванный гнул и варил могильные оградки. На так называемом старом кладбище существовала отдельная аллея погибших летчиков 562-го ИАП.
Последняя на моей памяти авиакатастрофа произошла в апреле 1960 года. Взлетевшая «спарка» упала примерно в десяти километрах от аэродрома на холм у железнодорожного переезда Саук-Дере. Я видел там эту огромную, пахнувшую керосином воронку.
Почему-то навсегда запомнились надписи на изготовленных Мавромати табличках: «Старший лейтенант Зубков» и «Капитан Севастьянов». Как объяснили военные, в тот трагический день Зубков «вывозил» возвратившегося из отпуска Севастьянова в первый «обкаточный» полет. Таким был установленный порядок.
Молодежь цеха
Прослойка «молодых» и «пацанов» постоянно обновлялась, пополняясь выпускниками 25-й, 60-й и других средних школ. Часть ребят, получив специальность, оставалась в цеху. Другие, заработав производственный стаж для льготного поступления, уходили на учебу в ВУЗы.
На дежурном станке до меня последовательно работали братья Сергей и Виктор Синченко. Старший – обстоятельный и вдумчивый Сережа, отработав два года, поступил в МФТИ и впоследствии стал научным сотрудником одного из Подмосковных НИИ. Младший – Виктор по прозвищу «Витютя», в прошлом «трудный» ученик 25-й школы и прогульщик уроков, как ни удивительно, тоже имел склонность к естественным наукам. Наши «аксакалы» уважительно вспоминали, как он запирался по вечерам в цеховой конторке и выполнял письменные работы по математике для подруги А. М. Сысоевой, учившейся заочно в каком-то техническом ВУЗе.
В 1958 году Виктор поступил в Ленинградский политех, а после его окончания и прохождения соответствующих курсов стал офицером-подводником. Служил в Гаджиево. В середине 70-х он, не помышлявший до института о карьере военного, был уже капитаном первого ранга, помощником командира атомной подводной лодки. Отвечал за силовую составляющую субмарины. Скорости его продвижения по службе способствовали льготы для подводников и личные заслуги. Виктор был участником первого в СССР подводного кругосветного плавания без всплытия, в котором их ПЛА, прошла подо льдами Северного Полюса, и побывала у берегов Кубы. Правда, когда он в разговоре со мной специально отметил последнее обстоятельство, я бестактно спросил: «Ну, хотя бы в перископ ты ее (Кубу) видел?». Ответ был краток и правдив: «Не-а! Мы не всплывали».
Из его рассказов о деталях подводного быта запомнились наличие в ПЛА спортивного зала, солярия и бассейна. И еще почему-то описание процедуры ассенизации в подводном положении. Нечистоты по мере накопления сливались в специальную полиэтиленовую емкость сигарообразной формы, которая затем отправлялась в забортные глубины залпом торпедного аппарата. Использование грозного боевого устройства для столь прозаичной процедуры компенсировалось ритуалом применения «злого духа» (содержимого контейнера) для гипотетической схватки с враждебной «материей» – потенциальным противником. Действо имело сходство с учебной торпедной атакой. Правда, тут после приказа «товсь» звучала непредусмотренная корабельным уставом чеканная фраза командира: «По акулам американского империализма… говном, – и лишь затем следовало долгожданное, – пли!». Раздававшаяся по громкой связи команда на выстрел служила одним из дополнительных элементов психологической разгрузки коллектива. Заодно опровергалось расхожее представление о том, что «из говна пулю не слепишь». Команда проникалась сознанием того, что в случае необходимости из упомянутой субстанции можно изготовить не только пресловутую пулю, но и целую торпеду, встреча с которой вряд обрадует самого оголтелого империалиста.
По иронии судьбы самый старший из братьев Синченко – Жора, выпускник суворовского, а затем среднего и высшего военных училищ, старательно, без взысканий, тянувший служебную лямку более 25-ти лет, окончил военную карьеру майором.
Варвара Тимофеевна Синченко, мама
