ногу и напевала под нос. Такой простой и близкой показалась она Диме в этот момент, что сердце его сжалось от нахлынувших чувств.
– Замерзла? – вдруг понял он. – Сейчас! – Он стал снимать свой плащ.
– Нет, что ты! Ты тоже замерзнешь.
– Тогда я обниму тебя?
– Зачем? – Верочка заправила мокрую прядь за ухо.
– Чтобы согреть! Обнять? – спросил он еще раз на всякий случай.
– Обними.
Вера не двигалась. Когда он притянул ее за плечи ближе к себе, она поддалась, но стояла напряженная, Дима чувствовал это даже через одежду.
– Можешь засунуть руки под мой джемпер, чтобы было теплее, – сказал он, наклонившись к ее уху.
Верочка вздрогнула и прижала руки к своей груди. Но стояли они так близко, что получалось, что маленькие ее ладошки, сжатые в кулачки, упирались и в Димину грудь, как бы не давая ему прижаться еще теснее. Ее робкий жест Диму насмешил и покорил.
– Поцеловать тебя под дождем? – сказал, чтобы смутить ее еще больше, но потом удивился своим чувствам. Смущать не хотелось, хотелось и правда поцеловать.
– Мы не под дождем, мы под козырьком обшарпанного подъезда, – донеслось до него бормотание.
– Так поцеловать?
– Поцелуй! – А сама голову не поднимает.
Дима наклонился, осторожно нашел ее прохладные губы своими губами и поцеловал. Сначала осторожно, даже робко, только потом пробормотал, дыша в губы: «Рот приоткрой», и, когда она подчинилась, его язык нашел ее, и Дима почувствовал, как Верочка вздрогнула. Дима сразу понял, что поцелуй этот – первый для нее. Руки ее, сжатые в кулаки, сначала упирались в Димину грудь, а потом расслабились, и Верочка ближе прижалась к Диме, так, что теперь под ее ладонями с силой билось его сердце.
А капли дождя барабанили по крышам и асфальту, барабанили…
Глава 15
Если бы ты должен был умереть сегодня до конца дня, ни с кем не поговорив, о чем несказанном ты больше всего жалел бы? Почему ты еще не сказал этого?
Надя услышала, что ее зовет мама, еще раз глубоко вздохнула, бросила последний взгляд на маленький пруд, на который бездумно смотрела больше часа, и направилась в сторону дома.
Дача эта принадлежала им, сколько Надя себя помнила. Деревянный дом двухэтажный, но куда меньше по площади, чем их огромная городская квартира. Папа уже несколько лет порывался его продать и купить новый, побольше, но никак не решался: очень уж красивый участок с собственным прудом и аллеей из деревьев к нему прилагался.
В детстве Надя дачу не любила, потому что еще не умела наслаждаться природой и тишиной. А сейчас хоть век прожила бы в этом небольшом домике.
Папа привез их сюда на неделю, чтобы мама в спокойствии, вдали от городской суеты, пришла в себя. Надя до сих пор с тоской и грустью вспоминала тот день, когда они приехали забирать маму из больницы. Чувство тогда Надя испытывала одно – «Странно!»: «Так странно, через полгода мы могли бы вот так же приехать, но только с цветами и шариками. И мама выходила бы из больницы не бледная, с синяками под глазами и красным от слез носом, а счастливая, улыбающаяся, с маленьким свертком в руках. Странно! Действия мы сейчас выполняем такие же, а совсем по-другому все».
Из больницы они сразу отправились на дачу. Надя сидела впереди, рядом с водителем и иногда едва заметно оборачивалась назад, чтобы посмотреть на родителей. Мама, положив голову на папино плечо, сидела с прикрытыми глазами, а папа легонько целовал ее пальцы.
Надя не могла на это смотреть: очень щемило сердце.
Спокойная, а оттого счастливая неделя на даче подходила к концу. До последнего звонка оставалась пара недель, как и до первого экзамена. От Дашиных сообщений: «Мы уже репетируем вальс, где ты пропадаешь?» – не было отбоя. Дольше Надя не могла себе позволить «пропадать».
Мама первое время была плоха: лежала в кровати и иногда спускалась на кухню, чтобы попробовать кашу, приготовленную Надей. Только через несколько дней она стала ходить по участку, сидеть на скамеечке около пруда и иногда улыбаться шуткам папы.
Надя думала, что папа уедет в город работать, не станет жить на даче, и очень удивилась, когда он достал из багажника сумку со своими вещами. Чуть позже Надя даже обрадовалась, что папа никуда не уехал. Она, совсем еще девочка, не сумела бы помочь маме пережить такое несчастье, как потеря ребенка. Глядя на фигурки родителей, гуляющих около пруда, Надя думала: «А ведь он правда ее любит. Зачем же тогда смотрит на других? Может, в этом нет ничего такого? – Надя покачала головой, не соглашаясь сама с собой. – Нет! Я не смогла бы, если бы мой любимый… Но ведь судят по поступкам, а не по взглядам. А по поступкам – папа дежурил сутками в больнице, пока мамино состояние не нормализовалось. Нет, не знаю!» – Надя запуталась в своих же правилах, которые считала непреложными и железными, идеальными и высокоморальными; правилах, которых, как она считала, необходимо придерживаться всем. А потом вдруг неожиданной молнией вспыхнул другой вопрос: что мне делать, когда я увижу Пашу? Ее сердце забилось, словно чего-то испугавшись. После того случая в библиотеке они не виделись, наступили выходные, а потом Надя с папой забрали маму и уехали на дачу. Он целовал меня – не в губы, но и не по-дружески. А я что? Чувствовала, что мне приятно. Паша! В голове мигом пронеслись моменты, связанные с ним. А ведь он ради меня сбегал за кофе и круассаном! «Паша, Паша, – стоило несколько раз в мыслях произнести его имя, как тут же захотелось улыбнуться. – Хочу его увидеть!»
Когда Надя призналась себе в своих робких чувствах, неделя стала тянуться изматывающе медленно. И вот наконец настал день отъезда.
– Что, мамуль? – Надя вошла в дом и остановилась в гостиной.
Мама сидела на диване с чашкой успокоительного чая.
– Не забудь взять учебники.
– Уже положила, не переживай.
Надя прилегла на диван, с детской, еще не утраченной непосредственностью, положила голову маме на
