колени, а ее, мамину, ладонь себе на лицо, мол, гладь. Мама нежно улыбнулась.
– Попозируешь мне дома? Хочу нарисовать твой портрет. Портрет моей маленькой доченьки. У тебя такой прелестный возраст, видела бы ты себя со стороны. Загляденье! Хочу запечатлеть…
– Мам, уже давно для этого изобрели фотоаппарат, – сказала Надя, с наслаждением ощущая прохладные мамины пальцы в своих волосах.
– Ну что мне фотоаппарат? В портрете больше души.
– Портрет Дориана Грея, – зачем-то сказала Надя и ойкнула, когда мама легонько дернула ее за волосы. – За что?
– А зачем язвишь?
Надя нахмурилась, и мама принялась разглаживать большим пальцем ей лоб.
– Ну что, едем? – в гостиной появился папа.
– Едем!
Надя нехотя поднялась, в последний раз оглядела дом, пока папа уносил сумки в машину, и в обнимку с мамой вышла на улицу.
«Завтра увижу Пашу…» – думала она всю дорогу до города и перед сном.
Секретарь директора посмотрела на Пашу опасливо: никак не могла простить надругательства над фикусом.
– Так он у себя? Можно? – еще раз спросил Паша.
– Можно-можно! Тебя попробуй не впустить! – «Молодой человек» и вежливое «вы» уже давно были забыты.
В директорском кабинете Паша просидел больше часа (учеба у него начиналась со второго урока), и, когда прозвенел звонок, оповещающий о конце первой перемены, он стал подниматься со стула. Директор, все это время молча читавший почти готовый доклад, посмотрел на него поверх очков:
– Тебе пора?
– Да, физра.
– Ты экзамен по ней сдаешь?
– Нет!
– Ну и сиди тогда. Физра в одиннадцатом классе в мае – чего смеяться-то?
Паша с удивлением посмотрел на директора, но опустился снова на стул.
В тишине они провели еще полчаса, а потом директор, кашлянув, сказал:
– К Гарварду готов?
– Вы считаете…
– Отличный доклад, отличный! Только почему без вывода? К чему опыт-то привел?
Паша как-то особенно горько хмыкнул:
– Пока непонятно. Опыт немного вышел из-под контроля.
– Ну неожиданный результат – это тоже результат. Дописывай заключение, шлифуй основную часть, поподробнее распиши точку «А», с чего начинались отношения участников эксперимента, и можно заканчивать.
Из кабинета Паша вышел в смешанных чувствах. «Вот, твои усилия оценили! Радуйся!» А радоваться, по его мнению, было нечему. Очевидную склонность Нади и Димы друг к другу он наблюдал всю позапрошлую неделю. Ему бы не мешать им и смотреть, как естественным путем, после заданных вопросов, они придут к тому, чего он от них и добивался: к любви. Но Паша не мог просто смотреть! И не хотел он, чтобы эксперимент его удался. Уже не хотел. Хотел только Надю увидеть и тепло в ее глазах. После того что он позволил себе в библиотеке, она мягко отстранилась и ушла домой, так и не взглянув на него, и сейчас больше всего на свете Паша боялся встретиться с ней. «Идиот ты, Ларин, идиот! Сам наслушался ответов и поплыл! Еще и ее запутал! Надо успокоиться, просто успокоиться, – думал он, идя по коридору. – Поступить разумно. Не лезть и смотреть. Наблюдать! Ты же ученый, вот и наблюдай! И когда они с Димой окончательно сойдутся, допишешь доклад, победишь в конкурсе и уедешь в Гарвард. Будешь далеко-далеко от Нади, и Димы, и всех-всех- всех».
«Все» в Пашином понимании – это семья. Отец отошел от того случайного удара и снова стал самим собой. Но пошел на компромисс, который предложила мама, собрав их за обеденным столом: если Пашин доклад войдет хотя бы в топ лучших или же победит, они не станут мешать ему искать себя в науке.
«Просто веди себя как ученый и наблюдай. Доклад. Он важнее каких-то школьных чувств!» – решил он для себя, а потом вдруг темноволосая девочка, поворачивающая из-за угла, напомнила ему Надю, и, не успев толком подумать, он открыл первую попавшуюся дверь и нырнул в пустой кабинет. Сердце билось, как будто он только что страшно испугался.
Надя обернулась, когда ее окликнула Даша Семенова.
– Только не говори, что мы опять опаздываем, – сказала Надя.
– Да нет, я просто думала, что сегодня к первому, поэтому пришла вовремя ко второму.
– Тебе сложно следить за временем?
– Да брось! – Даша разозлилась. – Хватит меня контролировать. Почему ты постоянно пытаешься дотянуть меня до каких-то стандартов? – Девочки вошли в школу и остановились в холле первого этажа. – Я опоздунья! Я такая все то время, что ты меня знаешь. И за шесть лет нашего знакомства, Надь, ты ни разу не упустила случая упрекнуть меня за это! Шесть лет! – еще раз повторила она. – Хватит от меня требовать идеальности. Если уж себя мучаешь, так отстань от других!
Надя растерялась. Все слова вылетели из головы, оставалось только удивленно смотреть в спину удаляющейся Даши. Никогда она не видела ее такой разъяренной и серьезной. Тряхнув головой и подавив запоздалое возмущение из-за тона Семеновой, Надя подошла к турникетам и вздохнула, приготовившись доказывать вечно с похмелья дяде Вове, что ей ко второму. Когда кресты мгновенно сменились зелеными галочками и никаких дополнительных вопросов не последовало, Надя удивленно посмотрела туда, где обычно сидел охранник. Это был не дядя Вова, а другой, который иногда заменял его. «Ну и хорошо, ну и славно, хоть красный нос не портит вид!»
– Надежда! Ну чего ты встала, мешаешь людям тянуться к знаниям! – услышала она позади и повернулась к Диме.
– Привет!
– Привет-привет! – Он легонько прикоснулся к ее спине, давая понять, что ей нужно уйти с прохода. Надя прислушалась к себе. «Вот он дотронулся, и ничего. Ни-че-го! Я и не вспомнила о нем за эту неделю ни разу. Смотрю в его улыбчивые глаза, вижу в них то же, что видела пару недель назад, а сердце уже не стучит так, как тогда. Прошло, все прошло! Как наваждение, честное слово», – думала она, пока они шли к спортивному залу.
Когда прозвенел звонок на урок, Надя затаила дыхание. Вот-вот из раздевалки мальчиков должен выйти Паша. Когда последний ее одноклассник встал в шеренгу и учитель стал рассказывать, что их ждет в ближайшие сорок минут, Надя продолжала
