утра до ночи.
— Пять лет?
— Целых четыре года.
Измини застыла, будто услышала что-то ужасное.
— И больше ничего ты не делал?
— Нет.
— И даже на улицу не выходил?
— Ни разу.
Она продолжала недоумевать, и он объяснил ей:
— От Манолиса — как я убежал из его квартиры, я расскажу тебе в другой раз, ничего не потеряешь, если вообще не будешь знать об этом — я пошел к одному майору в отставке. Его сын Алькис, филолог в очках, был моим другом. Его расстреляли в Хайдари одним из первых. Майор принял меня, и в тот же вечер мы с ним сели за карты. Каждый день играли с восьми утра до полуночи. Несколько раз я давал ему понять, что мне надоело, но старик хмурился, и я боялся, если откажусь играть с ним, его гостеприимству придет конец. Подчас, чтобы доставить ему удовольствие, я даже сам уговаривал его сыграть лишнюю партию. Он не мог оставаться один, но и разговаривать не хотел. Так, день за днем, четыре года провел я с картами в руках, разыгрывая бесчисленные партии. Я был благодарен старику за то, что он продлевал мне жизнь. Я делал вид, что не замечаю, когда он передергивал карты, а он гордился своими выигрышами. Смешно, не правда ли? Проходили зимы, весны, изнашивались одна за другой колоды карт, а мы в совершенно пустом доме все играли и играли. Так я выжил… На днях я проснулся утром, и, как только старик уселся напротив меня, чтобы начать игру, я не выдержал, порвал колоду… И он тотчас меня прогнал.
Измини сжала его пальцы, а потом, расправив их на холодном мраморе, спрятала в его ладонь лицо. Рука его стала влажной. Измини рыдала.
— Измини, не надо… Я рассказал тебе это шутки ради… чтобы ты посмеялась…
Она не переставала плакать. Кто-то, проходя мимо, с любопытством взглянул на них. Официант улыбнулся, вытирая соседний столик. Рыдания Измини сломили Ангелоса, ведь сегодня он пришел попросить ее о помощи, сегодня он так нуждался в ее поддержке.
— Измини, Измини, — уговаривал он ее. — Не огорчайся, все образуется.
— Я плачу не из-за этого.
— Тогда из-за чего? Скажи мне, почему ты плачешь? Не отчаивайся, придут лучшие дни…
— Я уже устала слышать это…
За окнами улицы, весь город, который ты любил. Сейчас ты случайно оказался в кондитерской, ты беззащитен и с ужасом смотришь, как рыдает девушка, прождавшая тебя столько лет. Словно смерч, на тебя надвигается страх, и ты чувствуешь себя безвозвратно погибшим. Как убедить ее, что ты не лжешь, ведь так трудно поверить в твою полную катастрофу. «Подыми, пожалуйста, голову. Помоги мне. Только сегодня, на один вечер. Ты не хочешь? В глубине души я сохраняю надежду, борюсь, чтобы сохранить ее. Для меня, человека приговоренного, это страшная борьба. Ведь есть люди, для которых привести в исполнение мой приговор — привычное дело. Я хотел жить, только об этом я думал…»
— Когда, Ангелос, придут лучшие дни?
Он не мог ответить, а она настаивала. Он все еще смотрел на нее, как на девочку в черном гимназическом фартуке, которая когда-то бросалась ему на шею и кружилась с ним по двору. Почему ее охватило сейчас такое отчаяние?
Измини подняла глаза и вытерла их тыльной стороной руки.
— Прости меня, — прошептала она. — Я плакала, потому что люблю тебя. Мне страшно, но я понимаю, тебе от этого нисколько не легче.
— Думаешь, мне не страшно? Все эти годы, Измини, меня не покидал страх. Тебе я должен сказать правду. Дрожь начиналась где-то внутри, потом завладевала всем моим телом.
— И ты играл в карты? Целых четыре года?
— Да.
Опять у нее выступили слезы.
Подошел официант и предупредил их, что кондитерская закрывается. Они не заметили, как оказались за баррикадой стульев. Ангелос взглядом умолял выпроваживающего их человека разрешить им посидеть еще чуть-чуть в этом тихом уголке.
— К сожалению, кондитерская закрывается, — ответил официант на его немую просьбу.
Они очутились на темной пустынной улице.
— Куда мы пойдем? — спросила Измини.
— Куда хочешь… Погуляем немного?
— Но…
— Не беспокойся. Я чувствую себя свободным человеком. Представь себе, что это правда. Хочешь составить мне компанию?
— В котором часу ты должен вернуться?
Он замялся, но тут же постарался ответить как можно естественней:
— В доме, где я живу, меня держат только при условии, что я никуда не выйду. Почти как в тюрьме. Сегодня утром хозяева уехали на несколько дней, поэтому мне удалось удрать.
— Но по телефону ты мне сказал, что необходимо…
— Да, видеть тебя, побыть вместе…
— Разве тебе не опасно разгуливать так долго по городу?
— Да на нас никто не обращает внимания. Столько людей ходит по улицам, их же не арестовывают. Не спеши так, пожалуйста, я задыхаюсь.
— Значит, ты вышел из дому, только чтобы побыть со мной?
Ангелос смотрел по сторонам и, казалось, не слышал ее.
— Как изменилась эта улица…
Они бродили по улицам, сворачивая наугад, забывались порой в тиши.
Измини тяжело опиралась на руку Ангелоса и с тревогой всматривалась в темноту. Рука эта ненадежна, да и не только рука. Смертельная опасность подстерегает Ангелоса. Но Измини не осмеливается ни напомнить ему о ней, ни спросить, к чему эта затянувшаяся прогулка. Она старается делать вид, что ее ничего не удивляет. Как замечательно шагать опять рядом с ним! А может, и вправду в их жизни началась новая эра, раз Ангелос, насвистывая, обнимает ее за плечи?
Но ночь есть ночь, она неумолимо опускается на них, и Ангелосу становится страшно. Он напугает Измини, если признается, что сегодня ему некуда деться. Ведь он выпрыгнул в окно и не может вернуться туда, где был.
— А если мне пойти сегодня домой?.. Измини, что ты скажешь на это? Меня никто не заметит. Как бы изумились отец с матерью. Я очень хочу повидать их…
— Нет, нет, — встревожилась Измини. — Там Лукия, она не любит тебя, она мне прямо заявила. Кроме того, возле дома…
— Не пугайся, я пошутил. Вот бы мы их удивили! Я пропадал столько лет, и никому не придет в голову, что я зашел к себе домой…
— Лучше вернись туда, где надежнее…
Он попытался объяснить ей, что они живут в неспокойное время и опасность увеличивается по мере того, как сужается круг случайностей. Но разве ее надо учить?
— Мы, Измини, ничего не должны пугаться. К мысли об опасности тебе надо было уже привыкнуть… Я почти сжился с ней, но это не так легко.
— Ты уходишь? — испугалась Измини. —
