Почему бы тебе не записать этот земельный участок на имя Мэри? Он же принадлежит тебе?
Старику, видно, понравилось это предложение. Сам он небось не додумался бы. Участок, конечно, маловат и выходит на задворки, но все-таки…
Мэри оживилась, глаза у нее заблестели. Она подтолкнула локтем отца.
— Что ты будешь делать с участком? Построишься?
— Не знаю, уступаешь?
— Уступаю.
— Ну, тогда по рукам.
Евтихис посадил их в такси, завез домой за документами, и потом на той же машине они отправились в нотариальную контору, где старик записал участок на имя Мэри. Пока составляли акты, Евтихис прохаживался по коридору и покуривал, показывая всем своим видом, что он не имеет никакого отношения к их семейным делам. Лишь в конце он осведомился, сколько стоит эта операция, и расплатился сам. На лестнице старик прошел с Евтихисом вперед и спросил его:
— Выходит, ты женишься на моей дочке не потому, что любишь ее?
— Это никого не касается. Если я люблю ее, тем лучше. Но на этом тебе нечего выгадывать… Записать на нее участок ты мог бы догадаться и сам…
— Я считал, что тебе нужны только деньги. О другом не подумал.
— Вижу. Мой папаша тоже никогда ни о чем не думал и все ночи просиживал в таверне… Неужто твоей дочке оставаться в накладе, лишь потому что мне она по душе?.. Значит, ты играешь на моих чувствах, чтобы утаить несколько лир от собственной дочери! — произнес с изумлением Евтихис.
— Такого у меня и в мыслях не было, но не накидывай ты мне петлю на шею… За ее матерью я не взял ни гроша. Привел ее к себе в дом в одном платьишке, как была…
Мэри догнала их на улице. Евтихис взял ее за руку. На перекрестке, не отпуская Мэри, он крикнул ее отцу:
— Нам сюда! — И он указал направо. — Что касается дальнейшего, я буду ждать тебя дома. Как только наскребешь двести, приходи. Больше ни в какие переговоры я не вступаю.
Они оставили старика на углу и смешались с прохожими. Мэри шла рядом с Евтихисом и чувствовала, как он крепко сжимает ей руку, прокладывая путь среди шумной толпы.
— Куда мы идем?
— Да так, прогуляться. Я хотел отделаться от него. Ну и нытик твой папаша!
Мэри заступилась за отца; она стала объяснять, что в полдень его чуть не хватил удар, когда человек, обещавший одолжить деньги, обманул его.
— Заткнись, глупая, — грубо оборвал ее Евтихис. — Ты, я вижу, хорошо затвердила урок. Разве монеты нужны мне, чтобы играть на улице в орлянку? Они станут опять твоими. Ты, кажется, не смекнула, с кем имеешь дело. Я могу свить себе гнездо на ветке… я и на досках сплю прекрасно.
— Тогда зачем?
— Деньги нужны тебе, разиня. То есть нам обоим. Мы горы свернем! Будем жить припеваючи. Распрощаемся с подлой нуждой… Вот посмотришь…
Мэри прикрыла на секунду глаза, уйдя в мир грез. Разноцветные огни улицы превратились в прекрасный фейерверк; прохожие, которые толкали ее, поток машин — все это нескончаемое движение преломлялось в ее сознании в мечту о далеком путешествии. Евтихис понял, как опасно девушке давать волю своему воображению, и сказал:
— Но прежде всего тебе придется трудиться не покладая рук, гнуть спину день и ночь. Я тоже буду весь выкладываться. Ты хватишь лиха, еще постонешь. Небось ты, глупенькая, вбила себе в голову, что мы будем только пялить глаза друг на друга?
Они свернули в переулок, где было поменьше народу, и Евтихис, запустив руку в ее короткие кудрявые волосы, откинул ей голову назад и поцеловал в губы. Потом они опять вернулись на ярко освещенную, шумную улицу, и Евтихис долго поглядывал искоса на Мэри. Она казалась обессиленной, и когда разноцветные огни реклам неузнаваемо меняли ее лицо, он спрашивал себя, что представляет собой эта девушка, которая рассеянно бредет рядом с ним, погруженная в свои мечты.
— Мэри…
Она стала шарить глазами в толпе — искать, кто позвал ее, но Евтихис тряхнул ее за руку и сказал:
— Попроси своего отца управиться побыстрей.
— Хорошо.
Когда они остановились, пропуская машины, Мэри положила голову ему на плечо и прошептала, опустив ресницы:
— Я давно люблю тебя.
— Прибереги на потом, — осадил он ее.
Они дошли до дома Мэри. Евтихис оставил ее перед дверью и поспешил в свои розовые комнаты.
Во дворе он столкнулся с Алики. Она сделала вид, что испугалась, когда Евтихис преградил ей путь. Что за красотки есть на свете!
— Ты одна? Не уходи! Постой, поболтаем…
— О чем?
— Да так, о чем-нибудь…
Алики попыталась пройти мимо, но Евтихис потянул ее под лестницу. Он сжал ее в объятиях и почувствовал, что теряет голову. А девчонка, уцепившись за перила, как угорь, выскользнула у него из рук и со смехом открыла свою дверь. Евтихис спрятался в темный угол, потому что выглянула Урания и спросила сестру, с кем она разговаривает.
— Ни с кем, — тяжело дыша, ответила Алики.
Евтихис сел, понурившись, около своей квартиры и стал ждать. «Пусть только выйдет, ей от меня не уйти». Прошло довольно много времени, и он уже начал терять терпение. Но тут на улице затарахтел мотоцикл Периклиса. Евтихис подошел к воротам посмотреть, не поедет ли с ним Алики. Он сухо поздоровался с Периклисом и сказал:
— Зря ждешь. Сегодня она с тобой не поедет.
— А ты почем знаешь? Может, ее дома нет…
— Только что пришла, она дома.
Евтихис посмеялся от души над этим сопляком — тоже кавалер выискался! — и направился в соседнюю кофейню. Его мысли опять вернулись к женитьбе. «Люблю ли я Мэри?» Но это не имеет отношения к делу. Периклис прохаживается под окнами Алики. Немало дураков ему завидуют, потому что у него есть мотоцикл, он носится на нем по всему кварталу и сводит девчонок с ума.
— А я вот тружусь не покладая рук, но у меня нет ни лишней пары штанов, ни перстня, ни девчонки… — словно отвечая на его мысли, сказал парень, сидевший рядом с Евтихисом.
— Проваливай от меня подальше, глупость прилипчива, заражусь еще. Попотей как следует — и обзаведешься всем этим добром, — ответил Евтихис и встал.
Он походил немного по кофейне, поглазел в окно на притихшую улицу и, решив, что ему будет нелегко уснуть, попросил у Продромоса, хозяина кофейни, старых газет, чтобы почитать перед сном. Продромос не упустил случая сказать, что Евтихис напрасно отдал Михалиса в механическую мастерскую: в кофейне мальчишка заработал бы больше, прикарманивал бы себе сдачу. Евтихис равнодушно посмотрел
