наверняка выпытывавшим у старика, куда делся тот тип, что передал ему сверток, скрылась из виду. Я выпустил руку мадам и достал из кармана стодолларовую банкноту.
– Спасибо, Тася, ты даже не представляешь, как выручила!
Я повернулся, чтобы скрыться в подземном переходе, но подумал и добавил:
– И завязывай с этим, пока не поздно. У тебя есть характер, а значит, все получится, – это было сказано абсолютно искренне.
В переходе я вынул из кармана мобильник. Он был выключен. Еще раз мысленно поблагодарив конструктора, спроектировавшего эту модель, я нажал на ту же кнопку, которая помогла мне выиграть несколько секунд. Телефон включился, и на экране возникла надпись: «Пропущенный вызов». То есть я выключил его тогда, когда телефон уже готов был зазвонить, выдав меня с головой. В этом случае не помогли бы даже обманутые в лучших чувствах алкаши. Но пора было начинать торг, и, выйдя на другой стороне Волгоградского проспекта, я набрал номер капитана. Он ответил быстро, очень быстро, и, не дав мне сказать ни слова, опалил меня своей яростью:
– Ну, что, сукин сын, не наигрался еще в шпионов?! Я выпотрошу твоего старичка живьем, а потом найду тебя и то же самое сделаю с тобой!
Я подумал, что он бесится от своего бессилия, и поэтому ответил спокойно насколько мог:
– Ничего ты с ним не сделаешь. Кроме того диска, за которым ты так охотишься, у меня теперь еще один, на котором ты и твои псы похищаете старого человека, и он не меньше, чем первый, заинтересует кое-кого. Предлагаю сделку.
– Какую еще сделку, ты, урод?! – Взревел капитан, а может, и не капитан уже. – Ты даже не представляешь, с кем связался! Я уничтожу даже память о тебе!
Я дал ему выговориться. Когда он замолчал, я сказал:
– Мне плевать, что вы там делаете в своем клубе мазохистов, хоть перетрахайте друг друга до смерти. Я хочу только одного – отпусти девушку, и немедленно. В противном случае уже сегодня обе записи будут у председателя вашей славной службы, а копии, для верности, выложу, где только можно! У тебя ровно десять минут, в течение которых я буду ждать звонка от Катерины Ефимцевой. Если этого не произойдет, можешь считать сделку расторгнутой. Да, чуть не забыл, у меня есть свидетель, который подтвердит, что трое твоих людей, те, что сейчас в морге, похитили ее и попробуй докажи, что ты ничего не знал. И последнее: все наши разговоры я записывал на диктофон, так что это будет последним гвоздем в твой гроб, если вздумаешь финтить!
Я выдохнул и затаил дыхание. От того, не перегнул ли я палку, сейчас зависело ни мало ни много жизнь дочери полковника Осипова, и нельзя сказать, что я был так уж уверен в своей правоте, когда говорил все это. Капитан Мурейко молчал. Я тоже. Все решалось в эти секунды, и они показались мне бесконечно длинными. Наконец он решился:
– Где гарантии, что после того как я отпущу девушку, ты не сделаешь того, что…
Я перебил его:
– Моя и ее жизни. Ведь ты же сможешь убить нас и потом, не правда ли? И я не стану рисковать, хотя за все, что ты сделал, тебя следовало бы поджарить на медленном огне.
– Допустим, я поверил, что ты не станешь опубликовывать, если отпущу девушку. Но почему ты уверен, что я не прикончу тебя, после того как ты отдашь мне все, что с этим связано?
– А кто сказал, что я отдам все? – я делано удивился. – Я оставлю по копии в разных местах, и, если с кем-нибудь из нас что-то случится, ты узнаешь, что я могу достать тебя даже с того света. Как тебе такая гарантия?
Мурейко молчал, а я зачем-то считал его тяжелое дыхание. Наконец он ответил:
– Ты молодец, парень, с тобой даже интересно работать, – польстил он мне, – не хочешь, как закончится вся эта заварушка, поработать с нами?
– Премного благодарен, – вежливо ответил я, – но хорошего помаленьку. Итак, каков будет ваш положительный ответ?
Я услышал, как он засмеялся. Только смех почему-то раздавался сразу в оба уха. Причем в том ухе, которое было свободно от телефона, он раздавался громче. Еще не понимая, в чем дело, я повернулся и увидел перед собой улыбающегося, нет, хохочущего капитана.
– Но как… – начал я, когда что-то случилось с небом. Оно вдруг вспыхнуло ослепительным фейерверком и тяжеленным молотом обрушилось мне на голову…
Часть шестая
…Что-то неслось за мной, хрипло приказывая остановиться, но я старался не слушать незнакомый голос, от которого веяло страхом и чем-то очень неприятным. Ног я не чувствовал, но они несли меня, не разбирая дороги, которая была на удивление ровной и гладкой. Голос то приближался, то затихал, и, казалось, от этого зависела моя жизнь. Я старался не думать об этом, сосредоточив все свое внимание ногах, которых почему-то не видел. Чувств не было, лишь бег и что-то ноюще-поющее в затылке. Мне казалось, я оторвался от преследователя и даже успел испытать похожее на облегчение чувство, когда вновь услышал слова, сказанные с хрипотцой в голосе:
– Гляди, очухивается.
Мир был в красно-черных тонах, но это продолжалось до тех пор, пока я не открыл глаза. Надо мной висел потолок, весь покрытый тонкими, расходящимися линиями, похожими на рисунки первобытных художников. Голос был незнакомым, и это почему-то приободрило. Я не хотел оказаться в том же отделении, где властвовал хриплый сержант, хотя было неизвестно, что сейчас лучше. Кто-то подошел ко мне, и я увидел черные, отполированные туфли, оказавшиеся почему-то на уровне моего лица.
– Ну, полегчало, красавчик? – Голос был вкрадчивым, почти добрым, но мне ужасно не нравились его туфли. Неприятные такие туфли, и стояли очень близко к моему лицу. В этом было что-то неправильное, но мозг отказывался обосновывать это утверждение. И еще мне не нравилось, что он называет меня красавчиком. Я еще понимаю, когда это говорили женщины, но когда мужчина обращает внимание на твое лицо, это уже противоестественно. Я не гомофоб, но все же!
– Что, язык проглотил? – Он продолжал свой монолог, но кто-то громко засмеялся, и, поражаясь своей догадливости, я понял, что мы не одни.
Туфли сделали разворот градусов на 90 и пошли куда-то, исчезая из моего поля зрения, унося любителя похохмить, и послышался голос другого, не менее очаровательный:
– Ну-с, начнем!
Что начнем?! Что это за ну-с?! – Голова болела так, словно ее использовали вместо мяча на чемпионате мира по футболу. Причем во всех матчах.
Я попытался перевернуться, но это оказалось невозможно. Руки были связаны, а может, скованы за спиной, что было крайне неудобно. Повернув голову в сторону, куда удалились так не понравившиеся мне туфли, я увидел толстые ножки стола, за которыми виднелись другие туфли, тоже черного цвета. Я подумал, что хуже не будет, если я спрошу, и сказал, почему-то не узнавая собственный голос:
– Эй, кто там, нельзя ли развязать меня?
Кто-то, я не понял, кто именно, первый или второй обладатель туфель, подошел ко мне, и я, посмотрев вверх, увидел темный силуэт, обрамленный ореолом.
«Я в раю или это ад?» – проникла нездоровая мысль, но тут же пропала, потому что человек, а это был именно человек, наклонился, и я узнал типа, который подходил ко мне
