ближе,
чем Париж, но Париж я уже никогда не увижу.
«Сквозь неплотно сомкнутые веки…»
Сквозь неплотно сомкнутые веки
свет прольется, словно молоко.
Хлопнет ветер дверью гипнотеки,
пошатнется маятник Фуко.
Циферблат небесной карусели,
круговой поруки хоровод
медленно, со скрипом, еле-еле
над моею головой пойдет.
Загорится писчая бумага,
третий глаз откроется во лбу,
намотает счетчик зодиака
годовые кольца на судьбу.
Легче пуха упадет ресница,
достигая скорости звезды,
закружится голова у птицы
от невыносимой высоты.
Раз за разом купол многозвездный
повернется на своей оси.
Я заплачу и пойму, что поздно
мне уже прощения просить
у тебя за то, что между нами
Млечный Путь рассыпан, будто соль.
Видно, сердце, превращаясь в камень,
все еще испытывает боль.
От слезы отяжелеют веки,
выпадет на дно глазное снег.
Жизнь свою от альфы до омеги
я увижу на изнанке век.
И ладони стороною тыльной
я прижму к невидящим глазам,
чувствуя, как ангельские крылья
раздвигают воздух без усилья,
поднимая душу к небесам.
«Всю ночь шел снег вдоль моего окна…»
Всю ночь шел снег вдоль моего окна,
пока я спал с открытыми глазами
в кровати, раскаленной докрасна,
колеблющейся в воздухе, как пламя.
Пока я спал и чувствовал во сне,
как погружалось в невесомость тело,
в постели, как на медленном огне, —
всю ночь шел снег, все становилось белым.
Едва касаясь кожей простыней,
встающих дыбом силою кошмара,
я спал, но не в постели, а над ней,
удерживаемый желаньем жара.
В воздушной яме, в пене облаков
я спал, сползало на пол одеяло,
и крови негашеной молоко
шипело, но никак не закипало.
Чем горячей, тем медленней подъем
крахмальной колыхающейся пены,
тем слаще тает в горле снежный ком,
тем невозможней раздувает вены.
В постели, распаленной добела
неутоленной нежностью пожара,
я спал, и утомленная смола
кипела, но уже не убежала.
К утру снег перестал. Редеет мгла.
Сон в руку, я лежу в пустой постели,
обуглившейся, выжженной дотла,
в которой ты ни разу не спала,
как и во сне, так и на самом деле.
«Верхний свет погасив над страной…»
Верхний свет погасив над страной,
ночь стоит за околицей неба.
Кружит головы ветер чумной,
как во время Бориса и Глеба.
Кто там – пень, или заяц, иль волк?
Крест с тобою, проваливай на хер
от греха, будь ты сам Святополк
в наизнанку холщовой рубахе.
Верно, вывернут век наиспод,
будто веко над оком белесым,
раз уж чертополох не берет
колченого мелкого беса,
раз уж пламенем синим горит
Мономахова шапка на воре,
и по шву потайному трещит
территория страха и горя.
Позвоночник Уральской гряды
выгибает звериную спину,
и поджилки железной руды
так дрожат, что трясутся осины.
Шестипалой звезды черностоп
достает от утроб до колодцев,
и с опаской глядят на восток
двухголовые лица уродцев.
Стой, однако! Незряч поводырь,
вел на небо, да сбился с дороги,
наглотавшись нелегкой воды
за здоровье болотной мороки,
из копытца, с рябого лица,
из глазниц простодырой природы,
обмирая от вкуса свинца,
холодея от запаха йода.
Мать честная, куда ж нас несет
взадпятки по родным буеракам!
Видно, задом идет наперед
наша смерть и становится раком.
Поглядим же вприщур сквозь кулак
на простое, привычное дело,
с головой окунаясь во мрак
голубой, ослепительный, белый.
Святолав Одаренко
Держи меня за руку
Родился в новосибирском академгородке в 1972 г. В 1999 г. окончил Новосибирский университет по специальности «Филология». Работаю в медиа, специализируясь на визуализации. Сознательным поэтическим творчеством занимаюсь с начала 1990-х годов, мысля себя в продолжении традиций авангардной и метафизической поэзии, с обращением к примитивному, наивному и поп-искусству. Дебютировал в печати в 1994 г. как переводчик с латинского в студенческом сборнике латино-романской поэзии. Первая публикация стихов – в 1999 году в университетском альманахе «К востоку от солнца», где составители определили меня по части «легкого эпатажа и формальных экзерсисов» в одной компании с Виктором Iванiвым. С 1992 года – автор и исполнитель в панк-рок-группе «Раздетая до крови», с которой записано три альбома, в 1997, 2005 и 2015 годах. В 2013 году создал совместный панк-поэтический проект «Стерхи» с Виктором Iванiвым и Александром Романовским, начав оформлять в звуке «Повесть о Полечке». Проект, дойдя до фазы начала студийной записи, прервался неестественным образом из-за смерти Iванiва. Участник культурного сообщества «Реч#порт». Создатель свободной издательской инициативы «Здесь.». В государственных писательских организациях не состою. Живу в Новосибирске.
«Я редко путал многоточия в тропинках…»
Я редко путал многоточия в тропинках
я не запинался в запятых сухостоя
в тетради с красной обложкой я записывал в листьях свои ручьи
в редких проемах серых извилинных туч
мне светило последнее солнце —
так же бескорыстно каким был выдох на шее вдох на щеке
мне оставалось лишь дописать это до мокрых желтых лугов —
ведь на обочинах редких в наших полях асфальтовых дорог
сурки упорно копают свои маргиналии и так пронизывающе зябко
я говорил самому себе:
это не лето уже —
ты не спи говори говори
это ломаются ветви напыщенных знаков
это сплетение вен тихо рычит моим стоном
это весла мечты толкают рывками удары наши и пульс
это ладони земли прячут тихую дрожь твою вниз лицом
