татуировок подпалена. Кожа в паутинке красных прожилок призрачно-белая, как у земельщиков, которые неделями не видят солнца.
Иуда ушёл, всё ещё потрясённый бесконтрольным использованием заргинина в Солонии. И, поскольку никто до сих пор не умер, маленькая радость, которую наше несчастье доставляет другим продавцам, тоже улетучивается. Мама сидит с Лирией, а папа… Кто знает, где он? Может, раздобудет для нас немного надежды, как несколько лет назад, когда нашёл этого медика, но я перестала рассчитывать на отца.
Мы с Эмриком прохаживаемся вдоль террасы, подальше от толпы. Как только оказываемся наедине, он говорит:
– Как скоро патруль явится и велит нам очистить помещение?
– Всё будет в порядке.
Эмрик издаёт нечто среднее между смешком и всхлипом.
– Лирия умирает, пока мы тут болтаем.
Сдерживаю дрожь.
– Это не так. Я выиграю турнир, и через четыре дня мы положим её в чёртову больницу. Четыре дня она протянет. Ей придётся.
– Я был там, Корал, в том пожаре. Он поглотил всё вокруг. Огонь сжёг бы сестру заживо. Оставив нам один пепел.
– Вот почему я собираюсь сделать так, чтобы нам не пришлось больше страдать! Чтобы Лирия никогда не страдала! – Сердце колотится где-то в горле. Образ горящей заживо сестрёнки отказывается покидать разум.
Эмрик огрызается, повышая голос следом за мной:
– Думаешь, выиграешь дурацкий турнир и это волшебным образом всё изменит? И земельщики вдруг примут нас как своих?
Колкость вонзается слишком сильно.
– Не земельщики сожгли наш дом дотла. А трусы, прячущиеся вон там, – рявкаю я, указывая в сторону базы. Внезапно мне плевать, что нас могут услышать. – Почему ты на их стороне? Я твоя сестра! Ты должен заботиться обо мне! Поддерживать меня! Как мне справиться со всем в одиночку? Ты ничуть не лучше папы! – Уже рыдаю вовсю. Слёзы и сопли стекают по щекам и шее холодными ручейками. Я испортила платье матери.
Эмрик со мной не нежничает.
– А из-за чего, по-твоему, мятежники разозлились? Не потому ли, что ты посещаешь модные вечеринки?!
– Конечно, ведь проблемы у них только со мной! Можно подумать, возницы-земельщики не занимаются тем же!
– Дело в том, что ты объявила себя одной из них! Выбрала сторону, и теперь нас не оставят в покое!
Вижу через плечо Эмрика, что к нам идут. Это торопится Крейн. Выглядит издёрганной, шарф неаккуратно обмотан вокруг лица, на пальцах никакой бижутерии. В глазах темно, словно она сдерживает внутри целое море. Эта девушка непохожа на Крейн, какой я её знаю.
Мы не виделись с тех пор, как повздорили. С тех пор как она сделала выбор.
– Потише, – сердито шепчет Крейн, влезая между мной и Эмриком. – Вас двоих слышно с другого конца площади. Эмрик, проклятие, тебе нужно отдохнуть. – Она закрывает рот ладонью, разглядывая раны. Брат ничего не говорит. – Как Лирия? – спрашивает Крейн. Затем, заметив, что мы с Эмриком не остыли, добавляет: – Кончайте дурить. Главное, чтобы Лирия поправилась.
Брат усмехается.
– Скажи это ей.
– Замолчи, Эмрик, – говорит Крейн.
– Нет, Эмрик, – говорю я. – Расскажи ей, что мы узнали. Расскажи, кто устроил пожар, в котором вы с Лирией едва не погибли. Расскажи, как поступили её дружки с людьми, которых она считает своей семьёй.
Взгляд Крейн меняется. Вижу в темноте, как она глядит на меня, словно мы не виделись много лет. Ожесточение, стыд. Крейн знает, что скажет Эмрик. Видит по моему лицу.
Но не только Крейн уставилась на меня. Брат тоже.
Не знаю, что, как им кажется, они делают.
Поэтому я делаю то, в чём так же нет смысла. Ухмыляюсь. Надеваю улыбку вопреки тому, что собираюсь сотворить. И пока Эмрик кричит, чтобы я остановилась, несусь с Агоры в открытую ночь.
Глава 20
Высоко над входом в Террафорт изогнутыми клыками вырастают две сирены. В море без дела лежит брашпиль – чудовище в темноте ночи. Звёзды на небе обрамляют его голову, как биолюминесцентные шипы на морском существе. В этот час мы с Эмриком обычно охотимся на мариленей.
Так пускай он станет часом моей охоты на мятежников.
Воздух прорезает визг. Но сирены остаются выключенными, безмолвными. Единичный сигнал – на проспекте одинокий хищник, два – их несколько, три – нападение целой стаи. Значит, никакой атаки, просто какое-то создание исследует сушу у кромки воды. Обычное дело.
Чувство вины усиливает пробегающий по спине холодок. Надеюсь, Златошторм в порядке. Всё-таки она марилень, а значит, может постоять за себя.
Я пробираюсь от Террафорта к старым кварталам. Крейн с Эмриком. На этот раз они не смогут вмешаться.
Над островом кружит холодный морской ветер. Дорожки в отдалённых районах извилистые и узкие, по таким трудно успеть куда-либо вовремя. Так что я преодолеваю переулок за переулком, перепрыгивая через низкие заборы и крошащийся камень. Только добравшись до улицы, ведущей к аптеке съёмщиков и другим замаскированным убежищам, останавливаюсь.
Они здесь, на другом конце улицы, всё ещё бродят по магазинам. Местные лавки, торгующие предметами первой необходимости, всегда открыты. Родственники по очереди сменяют друг друга. Я знала, что найду здесь по крайней мере некоторых мелких сошек. Тех, кто спит днём, избегая солнца, и живёт ночью. Тех, кто действует по приказу в темноте, когда легко спрятаться.
Нескольких хватит, чтобы оставить послание остальным.
Выпрямляюсь. В воздухе витает резкий спиртовой запах свежедобытого заргинина. Я привыкла к своему посоху, поэтому знаю: он исходит не от него. Может, мне уже мерещится, но, вероятно, мне никогда не избавиться от этого запаха. Образ дома, объятого синим пламенем, навсегда застыл перед глазами.
Здесь так темно, что кучка мятежников с тем же успехом может быть духами, поднявшимися из-под земли, слившимися с ночью, бесчеловечными. Ненависть кипит, пробирая до самых костей.
По одну сторону – ряд магазинов и занавешенных домов. По другую – только чёрный камень, зазубренный и опасный. Шансы не в мою пользу, но я могу подкрасться незаметно. Все они пьяны. Неважно, эти ли конкретные люди участвовали в поджоге: они не могли не знать. Не тем ли ковчевники вечно кичатся с усмешкой, что всё про всех знают?
«Ты сможешь, – говорю я себе. – Сделай им больно. Как сделали больно тебе».
Прижимаюсь к пугающей стене за большим каменным блоком, торчащим из земли. Стайка уличных мальчишек напротив наблюдает за мной с подозрением. Одетые в лохмотья, они трутся возле углубления в массиве. Возможно, нашли там выброшенный лоскут ткани или остатки еды. Но взглянув разок на меня и мой посох, ребятишки в панике перешёптываются и удирают. Топот босых ног по камню громко слышен в ночи.
Шум расшевеливает сборище.
– Кто там? – окликает один из мятежников лениво. Минутное молчание, и они возвращаются к своим прибауткам. Хорошо. Поднимаю ногу, готовая идти дальше. Как вдруг за спиной раздаётся шёпот.
– Что ты делаешь?
Я резко поворачиваюсь в тени, держа посох поперёк груди для удара, и вглядываюсь в темноту.
Незнакомец приподнимает капюшон плаща. Рыжие
