спросила я, хотя все и так было слышно.
«Да вот, ругаюсь… Она хочет назвать детей Вениамин — один и Вениамин — два…»
Я не удержалась и хихикнула.
«Тебе звонили со студии?» — перешла я на серьезный тон.
«Насчет бомжа?»
«Что ты им сказал?» — мои нервы не выдерживали.
«Сказал, что подумаю».
«А чего думать?! Пошли их!» — пыталась я воздействовать на Винни.
«А деньги?»
«Зачем тебе играть бомжа, которого кормит олигарх? Ты где такое видел?» — взывала я к его профессиональной совести.
«Детей надо поднимать! Да и на море можно поехать».
«Каких еще…» — но я не договорила. Я поняла, что мороженщица начала проникать в сознание Винни. Да еще его безудержная тяга к морю! Мне нечего было возразить.
«А как же наш спектакль?» — привела я последний, самый сокровенный довод. Но это был удар ниже пояса. И для Винни, и для меня. Мы оба знали, что «Марш одиночек» задохнулся. Его надо было закрывать. Вернее, он уже закрылся. И я бросила трубку.
«Кончено! Разрыв!» — прокричала я гневно. Но, я понимала, что разрыв с Винни не возможен. И стала метаться по квартире, рассуждая сквозь нахлынувшие слезы.
«Святая простота, вечно во что-то вляпается!» — выкрикивала я, не находя себе места. Потапка жалобно мяукал. «Потапка, нас бросили!» — рыдала я в голос. Взяв его на руки и сжав в объятиях, стала пересказывать ему весь ход своих сумбурных мыслей.
«Пока Винни разберется с мороженщицей, может пройти год-два… Что мы будем с тобой делать? Может, конечно, и месяц. Но надо ждать. Ты согласен, Потапий? Он может вернуться. Надо ждать? Или не надо?! Именно сейчас он так был мне нужен! Как за месяц провернуть всю историю с Лизой? Надо попытаться найти путь к режиссеру, что-то сделать с кассетой. Ах, да… кассета!» Я вспомнила про кассету, решила, что теперь опасно оставлять ее в доме. А где? Потом подумаю. Я продолжала свой разговор с Потапкой. Мне нужно было говорить. «И Лизы нет, нет ее голоса, контакта. Мы одни с тобой, Потапушка! Откуда нам взять силы? И еще Винни! Потапий, ответь мне, почему мужчины всегда исчезают в самый неподходящий момент? Откуда такая раздвоенность? Винни — цельный человек, но как мужчина он раздвоен! Еще вчера говорил: «Надо с ней что-то сделать, я с ней только месяц знаком». А сегодня уже чувствует ответственность за детей! Нет, он не зомби, и его не сдублировали, но он раздвоен изнутри, когда имеет дело с женщинами. Но женщина ли мороженщица? Конечно, нет… Согласен, Потапушка? Она выдра, ведьма. Да нет. Она просто зритель. Аферистка! Еще надо проверить, откуда она взялась, кто ее послал. Откуда у нее выход на Павлова… Хотя, именно у таких всегда есть выход на Павловых. На Павловых?!»
Произнеся фамилию режиссера, я вдруг сообразила, что речь идет о том самом Павлове. То есть, о Массмедийкине. «А о ком же еще, он один у нас такой», — прокричала я, прервав свое метание по квартире. Мои переживания, связанные с Винни, совсем вытеснили из сознания имя режиссера. «Так это Массмедийкин нас приглашает на пробу? — все еще пыталась я осознать свою догадку. — Этот робот, вывернувший Лизу наизнанку? Нет, этого не может быть — подстава! Слишком невероятно. Хотя, чего уж тут рассуждать о невероятном, когда за окном… как говорит мой друг Градский, «черте что»?»
Я села и постаралась сосредоточиться. Нельзя было допустить ошибку, когда подвернулся случай встретиться с тем самым режиссером…
«Ну, хорошо. Я встречусь с Массмедийкиным, — рассуждала я вслух — Есть он, есть Лизина кассета — вещдок Но что со всем этим делать? Идеи, нет идеи!» Ответа не было. Он должен прийти сам собой. Мне надо было как-то привести себя в чувство, найти баланс со своим внутренним «я»…
«Пойти к Градскому, что ли? Послушать что-нибудь из последнего?» — снова вспомнила я старого друга. «Он не вылезает из своей мастерской. Если не переехал, конечно. Отрастил, наверное, бороду. Пишет оперу-фантасмагорию по известному в прошлом веке роману об одиночке. А я живу в фантасмагории».
Тут же сообразила, что не могу все бросить в квартире и уйти. Я не знала, сколько времени буду блуждать в поисках Градского. Я не видела его очень давно. Может, и улицы, на которой он жил, уже нет? Мне надо было куда-то пристроить Потапку. И кассету в доме тоже оставлять было нельзя. Мороженщица, поселившаяся у Винни, не внушала мне доверия. «Мандарина! — вспомнила я свою соседку, — это выход!»
Набрала Мандарину: «Можно, оставлю у тебя Потапку на некоторое время?»
«А твой что? Ну, понятно. Можешь не объяснять, — быстро сообразила она. — Конечно, заходи!»
Схватив в охапку кота и сунув в пакет кассету, я побежала к Мандарине.
Она встретила меня, как всегда, в пеньюаре.
«Ты надолго собралась?» — спросила она с лукавой улыбкой.
Я и сама не знала. «Дня на два…» — ответила я наобум.
Протянула ей пакет с кассетой: «И вот это, пожалуйста, спрячь. Здесь важные документы!» Мандарина одарила меня еще одной хитрой гримасой. Но я могла ей доверять. Я это знала.
«Потапий, я скоро вернусь!» — пообещала я ему, целуя в лоб. Потапке я тоже могла доверять. У них с Мандариной у обоих был высокий IQ.
Глава 24. «Градский»
