Я бросилась искать Градского, которого не видела тысячу лет. Пробежав несколько районов с удивительной скоростью, наверное, со скоростью своих бешеных мыслей, я за какие-то полчаса покрыла расстояние, на которое в будний день, в пробке, могла потратить все полтора. Решив, что мне начало неслыханно везти, я оказалась на центральной улице города.
По улице разъезжали повозки, запряженные лошадьми. Извозчики восседали на козлах, хлестали неповоротливых лошадей. Те недовольно фыркали и плелись по заснеженной мостовой, не меняя ритма.
В повозках галдели девицы. Их худосочные тела в бикини выглядывали из-под небрежно наброшенных полушубков. Кожа их напоминала цвет зажаренной дичи — результат воздействия эфирного облучения на автозагар. Мужички с побагровевшими лицами везли их, оторвав от экранов, в сауны. Затем в ресторан и обратно в сауну. Девицы то и дело ржали. Казалось, они давно потеряли счет дням и едут на этих повозках сквозь века… Их чрезмерное веселье в любой момент могло перейти в истерический плач. А праздничный кортеж — превратиться в похоронные дрожки.
Это не было галлюцинацией. Это и была его музыка, которая уже звучала. Она оживляла призраков прошлого, чтобы сунуть их тебе под нос и вырвать возглас: «Сегодня, как вчера?» А может, эти образы были спущены сверху каким-то главным автором… И люди подхватывали их и болели ими, как подхватывают вирус?
Но вот одна из девиц спрыгнула с повозки, и пошла, осторожно ступая вдоль колеи, оставленной колесами в снегу. Она была бледна, что отличало ее от подпаленных подруг, которых она только что покинула. Да и все в ее облике, если приглядеться, было нарисовано в пастельных тонах: кроткое выражение наивного лица, бледность поджатых губ, русая прядь, выбившаяся из собранных в хвостик волос. По улице шла Сонечка Мармеладова… Она несла выручку в своей маленькой сумочке, которую собиралась отдать мачехе, на покупку школьной формы и учебников, своим младшим брату и сестренке. Нет, конечно, это была современная девочка, с мобильным телефоном в руке и банкой «Кока-колы». Но она и была Сонечкой. И ее Раскольников ей еще не встретился. Захотелось пойти за ней и объяснить что-то про судьбу Сонечки. Поискать для нее Раскольникова. Но кто я, в конце концов, чтобы вмешиваться в ее жизнь? Ей надо пройти все, что предназначено.
За Сонечкой семенила маленькая девочка. Она то и дело приседала и загребала снег варежкой, лепила из него снежок и бросала Соне в спину. Та не обращала внимания. Потом обернулась и попросила девочку поторопиться. Девочка вскочила, побежала за Соней, но вскоре снова отстала. Она слепила снежок и замерла, — увидев маленького человечка, вынырнувшего из- за угла, — почти гномика. Девочка засмеялась, глядя на него. Но он, видно, привык, что глядя на него, смеются, и никак не среагировал, даже не оглянулся… Ну точно, Башмачкин — кутается в свою старую шинель, скользит по мостовой, втянув голову в плечи. Остановился. Что его привлекло? Ах, вот что — склонился к собачонке. Осторожно погладил. Распрямился, пошел. А собачка за ним. Он делает жест рукой — отгоняет. А собачка все бежит. Думает: нашла хозяина! Он снова оборачивается, что-то говорит ей. Она задрала мордочку — слушает. Вот, наконец, собачка поняла, что не надо бежать за ним и смотрит маленькому человечку вслед, пока он не растворится в метели. И развернувшись, бежит уже за другим, целеустремленно спешащим куда-то господином с портфелем. А тот ее и не замечает. Но вот и он остановился и проследил взглядом за женщиной на другой стороне улицы. Шаг ее был неспешным, задумчивым, будто она ждала чего-то. «Лара!» — окликнул ее мужчина. Женщина повернула голову, нашла его взглядом и прикрыла лицо рукой в перчатке. Он подошел вплотную, отстранил ее руку, потянулся к ее лицу губами. Они застыли. Собачка долго смотрела на парочку. А когда они двинулись и свернули за угол, она сначала постояла, а потом последовала за ними.
Я миновала перекресток и, взглянув на название улицы, с облегчением отметила, что почти у цели. Но вдруг засомневалась. А не переименовали ли переулок, который ищу, за эти дни, а скорее, века? Увидев первую попавшуюся мне прохожую, я спросила у нее, туда ли я иду. Лицо женщины было скрыто вуалью, что придавало загадочность ее тревожному взгляду. Она промолчала. Но очевидно, убедившись, что я не порождение ее сумеречных мыслей, а действительно стою перед ней, ответила: «Да, это за поворотом». Я улыбнулась: «Благодарю Вас, Анна». Ее имя слетело с моих уст непроизвольно. Женщина поспешила прочь. А я, продолжая свой путь, какое-то время еще думала об Анне. О ее скорбной душе. В голову лезли отчаянные мысли: «Неужели и Анну невозможно остановить? Какая нелепость, трагическая несправедливость: не суметь ее остановить». Я смотрела вслед удаляющейся женской фигуре и вдруг решилась. «Анна!» — крикнула я, что есть мочи. Но она уже скрылась за поворотом.
«Каждый живет в той реальности, которую сам выбирает, которую создает, — подсказал мне голос какого-то хитрого мудреца. — И этих реальностей множество. Иногда они пересекаются на мгновение, но потом все равно продолжают существовать сами по себе. Я вздохнула с досадой. Но голос меня подбодрил: «Это не значит, что нельзя попытаться…»
«И на том спасибо!» — отвечала я голосу И стала себя успокаивать: «Да и кто сказал, что я должна изменить то, что создано воображением автора? Я забыла, что попала в мир творческих видений. Я здесь только наблюдатель и посторонний».
Вот, кажется, и дом моего друга. Вывеска бара по соседству подмигнула неоном: «Суши», высветив дверь с медным замком. Она-то мне и нужна. Не успела я подняться на последнюю ступеньку невысокого крыльца, как дверь тяжело распахнулась, обдав меня сыростью. Из подъезда выпорхнула женская тень и пронеслась мимо. Притормозив на пустынном пятачке, обрела черты. Женщина осмотрелась и, не заметив меня, распахнула руки, подставив лицо лунному свету. Он высветил ее профиль. И я узнала в ней давно знакомую актрису. Когда-то она играла Аркадину и Асоль, да и всех классических героинь. Но лучшей ее ролью была Маргарита. Ее саму тоже звали Маргарита. И неспроста. В ее жизни случилась очень похожая история. Она любила писателя Богородского. Того самого, о котором я
