конце концов, почему умерли? Если родились?»
Я все еще шла по ночному городу, за этими близкими мне людьми. Их мысли, их чувства, их боль, — разбередили и мою рану. Кого я только что услышала? Чей монолог? Чья это речь? Наверное, кто-то пишет новую книгу или ведет дневник? Опять в голову попали чьи-то неплохие мысли. Так похожие на собственные. А может, это и есть мои собственные?
В этот момент кто-то коснулся моей руки. Я обернулась — и уткнулась носом в плащ Незнакомца. Он стоял так близко, заслоняя свет от старого фонаря, что мне не удалось увидеть его лицо, только силуэт — шляпа, воротник, широкие плечи. Мужчина наклонился к самому уху и зашептал: «Потерпи, мы почти пришли».
«Куда?» — От неожиданности я резко остановилась и словно проснулась.
Мужчина распрямился, отступил на пару шагов.
«Вот сюда!» — он вытянул руку и указал на небольшое строение, видневшееся в конце аллеи.
«Что это?» — спросила я настороженно — я очень не любила идти по чьей-либо указке. «Дом ветеранов кино и телевидения» — произнес он доброжелательно. — «Нирвань» называется».
Он взял меня под локоть и повел, как будто знал, что я хочу идти именно туда. Почти вся группа «говорящих про себя людей» уже свернула в аллею и направилась к двухэтажному особняку, задрапированному зеленой строительной сеткой.
«И все эти люди тоже с нами?» Я чувствовала, что незнакомец должен знать про них все. Он утвердительно кивнул. «Они все актеры, режиссеры, сценаристы?» — удивилась я. Творческая встреча с бывшими коллегами в столь ранний час меня немного смущала. «Ну, почему, и зрители тоже», — развеял мои страхи незнакомец. «А почему тогда «Дом ветеранов кино и телевидения»?» Он ухмыльнулся, как будто ему не раз задавали этот вопрос. «Потому что это люди, отдавшие все кинематографу, но забытые при жизни. Среди зрителей тоже есть те, кто отдал свои лучшие годы кинематографу…» Я кивнула и зашагала увереннее. «Сегодня здесь собрание общества анонимных алкоголиков», — объяснил он. От неожиданности я чуть не потеряла равновесие. «Они что, все алкоголики?» — перешла я на шепот. «Нет, не все, — мягко отвечал он, — некоторые косят под алкоголиков, чтобы остаться анонимами. Ведь общество анонимов — это единственное место, где человек может свободно проявлять себя, независимо от своего имени и своей профессиональной принадлежности. Имя здесь не решает ровным счетом ничего, даже наоборот — мешает. Конечно, анонимом можно быть и в сети — блоги, форумы, аськи, — но в них общение происходит через электронного посредника… а, значит есть вероятность отслеживания. Только прямое общение, без посредников, передает человеческое тепло и врачующую энергию».
Мой спутник умолк, позволив мне проверить свои ощущения: они были противоречивыми. Я испытывала волнение и страх от неизвестности. Но я любила неизвестность. Мы уже поднимались по стертым ступенькам на крыльцо. Незнакомец распахнул передо мной дверь, и мои ноги послушно шагнули через порог.
В прихожей была толкучка и суета. Одни выстраивались в очередь в гардероб, другие сразу направлялись к дверям аудитории, где должно было проходить собрание. Мой проводник взглянул на мою осеннюю куртку и предложил не раздеваться. «Здесь плохо топят, здание на ремонте… советую остаться, в чем есть». Я послушалась. Прежде, чем попасть в аудиторию, каждый участник собрания приветствовал молодую женщину, что стояла в дверях. «Я алкоголик», — говорил входящий, она прикладывала ладонь к сердцу и пропускала внутрь.
Видя мое замешательство, незнакомец пояснил: «Это наш пароль: «Я алкоголик». «Но я не алкоголик!» — снова запаниковала я. «Это тебе только так кажется, — строгим голосом произнес он. И с видом профессора, который читает лекцию с кафедры, многозначительно произнес: «Все мы — духовные алкоголики. Все, кто предпочел зависимость от чувств их полной атрофии. Наша задача — стать анонимами сердца в мире тотального бессердечья».
Пока он говорил, я вгляделась в его лицо. Теперь, при свете ламп, оно показалось мне знакомым. Еще мгновенье, и я узнала его. «Это вы показали мне, где похоронена Лиза, вы сунули мне записку?» Но мужчина только улыбнулся в ответ и, слегка подтолкнув меня вперед, напомнил: «Не забудь, мы пришли на собрание анонимов». Я обернулась и увидела прямо перед собой женщину, которая чего-то от меня ждала. Тут только я сообразила, что подошла моя очередь произносить пароль. «Я… я…» — еле выдавила я. Язык не слушался. «Что?» — мягко спросила она. Ее доброжелательность помогла мне выйти из ступора. «Я алкоголик!» — произнесла я как-то радостно. Ее лицо выразило одобрение, и она пропустила меня в аудиторию.
Глава 26. «Анонимы»
Я оказалась в небольшом зале, заполненном людьми. Одни разговаривали вполголоса, стоя у окна, другие рассаживались за огромным столом, стоящим в центре. Кто-то сидел молча на стульях, расставленных вдоль стен. Небольшая группа в углу, тихо напевала под гитару: «Я поднимаю свой бокал за неизбежность смены….» В другом углу декламировали: «Пью горечь тубероз, ночей осенних горечь…» У окна какой-то мужчина с очень узнаваемым по журналам и экрану лицом рассуждал об Аполлинере и его книге стихов «Алкоголи». Я узнала его — это был лидер скандальной рок-группы. На последнем концерте ему запретили петь в живую и включили фонограмму. В ответ он разбил всю аппаратуру.
«У Аполлинера есть такие строчки, — говорил он, — я жизнь пью, как спирт!» Так вот, поэт имеет в виду, что жизнь — это хмель и яд одновременно…» Его слушали, встав в кружок, не менее примечательные персоны: я заметила много известных лиц, в том числе нескольких моих знакомых, которых я давно потеряла из виду. Вдруг все обернулись. В комнату вошел полноватый мужчина средних лет, видно было, что его ждали. Наверное, он был здесь главным, так как все замолчали при его появлении и тут же начали рассаживаться. Некоторые устроились прямо
