поддержать.
— Мы пытаемся доверять тебе, — вздохнула мама. — Но дай нам повод.
— Вот это точно не пойдёт, — я вскочила на ноги, с грохотом опрокинув стул. — Я ваша дочь. Разве это не повод?
Трясясь от злости, я убежала в свою спальню и захлопнула за собой дверь.
* * *
Прислонившись спиной к стене своей спальни, я сползла на пол. Кровь бурлила, я никак не могла остыть, и мне было так неуютно, что, когда в кармане зажужжал телефон, я была благодарна этому отвлечению.
По видеосвязи позвонила Ингрид. Когда я приняла вызов, то увидела её полностью одетой, сидящей в чём-то, похожем на пустую ванну. Кэт уже была на связи, она лежала на животе в своей постели.
— Я разобралась с сигналами и расшифровала часть сообщения, — заявила Ингрид, не утруждая себя приветствием. — Это азбука Морзе.
Кэт приподняла брови.
— Азбука Морзе? Откуда пришельцам знать что-то подобное?
Ингрид прикусила губу.
— Я задавалась тем же вопросом. Но если учесть задержку, в этом появляется смысл. Если радиоволнам требуются годы, чтобы пересечь через космос, вполне возможно, что инопланетяне прямо сейчас принимают наши самые первые радиосигналы. Которые нередко были закодированы азбукой Морзе. Возможно — хотя всё ещё маловероятно, — что инопланетяне смогли изучить этот способ коммуникации.
Я представила, как в далёком космосе нас слушают инопланетяне, и меня бросило в дрожь.
Кэт склонила голову набок.
— Ладно, и что же сказано в послании?
— «В-Ы», — прочитала Ингрид, сверяясь со своими записями, — «К-А» — и на этом всё. Это всё, что мы успели услышать до того, как нас прервала Джун.
Я чуть-чуть расправила плечи.
— Получается… Может быть, «Вы как…»?
Кэт кивнула, её изображение слегка тряхнуло.
— Да, но это не очень помогает.
— Нам нужно вернуться на станцию, чтобы услышать остальную часть кода, — заявила я.
Ингрид подтянула ноги к груди и положила подбородок на колени.
— Не уверена, что смогу это сделать. Моя мама не в восторге от моих действий, и я сомневаюсь, что она позволит мне туда вернуться. Мне пришлось спрятаться в ванной, просто чтобы позвонить тебе.
Кэт поморщилась.
— Мои тоже не слишком счастливы. И Джун, вероятно, пожизненно запретила нам появляться на станции.
Я провела рукой по волосам. Мы расшифровали половину инопланетного послания, и ничего не могли с этим поделать, потому что были просто детьми. Это так бесило, что я едва могла это вынести. Мне надо было услышать остальную часть этого сообщения.
Но я также понимала, что у Кэт и Ингрид уже было достаточно неприятностей из-за всего этого. Я не могла их утягивать их ещё глубже.
— Вы правы, — сказала я. — Но… спасибо вам за всё. Я правда-правда не смогла бы сделать это в одиночку.
Вышло слишком похоже на окончательное прощание, а мне не хотелось с ними расставаться.
Кэт, должно быть, тоже это услышала, потому что твёрдо сказала:
— Конечно, не смогла бы. Мы с Ингрид неподражаемы.
Я тихонько рассмеялась, пытаясь скрыть облегчение.
— Завтра вечером начинается Йом-Киппур[1], — продолжила Кэт. — И весь праздник мне придётся провести с семьёй. Но наше дело по-прежнему в приоритете. Давайте определимся со следующим шагом завтра в школе.
Мы закончили созвон, но я все ещё смотрела на пустой экран, думая о ста миллиардах галактик со ста миллиардами звёзд — пока внезапный стук в дверь не испугал меня, из-за чего я выронила телефон.
— Да? — отозвалась я.
Я надеялась, что это папа, но в комнату заглянула мама. Папа, вероятно, вышел на пару часов, чтобы помочь поисковой группе. Последние несколько ночей мои родители делали это по очереди.
— Мы можем поговорить? — спросила мама. Я не хотела, но кивнула.
Она открыла дверь шире.
— Можно я включу свет? Здесь так темно.
Я пожала плечами, но свет она так и не включила. Не знаю, хотелось ли ей войти и положить руку мне на плечо, как она делала раньше, но она так и осталась стоять в дверном проёме.
— Мы с твоим папой… мы правда доверяем тебе, — наконец сказала она. — Ты чудесная дочь.
— Хорошо, — пробормотала я, слишком смущённая, чтобы посмотреть на неё.
Она ненадолго замолчала.
— Я знаю, что тебе сейчас трудно из-за Дженнифер. Но мы всегда рядом. Я всегда рядом.
— Я знаю.
— Хорошо, чудесно… я люблю тебя.
Мне хотелось, чтобы она ушла, и одновременно — чтобы этот разговор не заканчивался. Я вспомнила о нашей ссоре, и внезапно мне стало важно понять, за кого она меня принимает.
Однако я не могла просто взять и спросить об этом, так что с моих губ сорвалось:
— Ты считаешь меня кореянкой?
Вероятно, вопрос вышел довольно близким к оригинальному. Что ты видишь, когда смотришь на меня?
В памяти всплыл тот неловкий момент с Питом, когда он перепутал Дженнифер с другой азиаткой, и я разозлилась, и никто толком не знал, как на это отреагировать.
— Конечно, считаю, — удивилась мама, словно это никогда не вызывало у неё вопросов. Затем она добавила: — А ты сама считаешь себя кореянкой?
Она явно нервничала, словно боялась услышать ответ, и из-за этого я сама разволновалась.
— Нет никакой разницы, что я думаю, — вздохнула я.
Мама нахмурилась, её рука все ещё лежала на дверной ручке.
— Конечно есть, милая.
Она начала напрягаться, я это чувствовала. Переходила в Режим Мамы, когда всё превращалось в дебаты и ей было нужно что-то доказать. Я уже начала жалеть, что заговорила об этом.
— Да, конечно, — повторила я.
— Мэллори, — поколебавшись, она шагнула ко мне. — Почему не важно, что ты думаешь?
Я глубоко вдохнула. Мне были нужны ответы, а не новые вопросы, но я достаточно хорошо знала маму, чтобы понимать, что просто так она это не оставит.
— Я имела в виду… ну, мы все просто набор того, что о нас думают окружающие. Так что, да, то, что я думаю — важно. Но то, что думают другие, гораздо важнее.
Между мамиными бровями образовалась складка.
— Кто тебе такое сказал?
Я ненадолго замолчала. И никогда не думала, что эта идея пришла откуда-то извне. Но покопавшись в своих воспоминаниях, я нашла нас с Рейган, свернувшихся калачиком в постели во время одной из миллионов ночёвок.
— Ты можешь контролировать то, кем ты являешься, контролируя, как тебя видят окружающие, — сказала она тогда.
Мама вздохнула. В основном мы так и общались — пожимая плечами и вздыхая.
— Мэллори…, — ещё один шаг вперёд. — Ты сама решаешь, кем ты являешься. Ты и никто другой.
Я пыталась сдержать недовольство, потому что не хотела, чтобы каждый разговор с мамой заканчивался злостью
