(его осуждают за поджог), равнодушия и смерти. Последние главы романа –
отпрыски великого рода Ивана Ильича. В них звучит нота благородного
мужественного смирения, переходящая в Наклонной Елене (история о том, как
инженер решает совершить самоубийство и как и почему он его не совершает) в
более активное приятие жизни. Переход от «вечного нет» к «вечному да»
является, видимо, и темой Преображения. Рассказ профессора, однако, стоит
вне этой линии: в нем спокойно и объективно исследуется, как человек
становится убийцей, как он холодно и спокойно может убить другого человека.
Это рассказывает профессору сам убийца (красный командир, бывший офицер
старой армии) с такой простотой и откровенностью, что мурашки бегут по
коже. Это шедевр прямого и сгущенного повествования, который позволяет
многого ждать от автора в будущем.
9. ВТОРОСТЕПЕННЫЕ ПРОЗАИКИ
В период после первой революции и до мировой войны в России было
написано очень много прозы, авторы которой были более или менее связаны с
теми же издательствами, что и Андреев и Арцыбашев. Радом с Арцыбашевым
можно упомянуть Анатолия Каменского (р. 1877), чью книгу рассказов,
опубликованную в 1907 г., часто цитировали наряду с Саниным как симптом
растущей развращенности: в одном рассказывается о даме, которая принимала
гостей, одетая только в домашние туфельки; в другом о поручике, в течение
нескольких часов соблазнившем четырех девушек. Вряд ли это можно назвать
литературой. «Философская» часть Арцыбашева перекочевала и в
многочисленные романы и драмы В. Винниченко, вождя украинских эсдеков и в
течение нескольких месяцев главы полубольшевистского правительства
Украины. Романы удались ему чуть больше, чем политическая карьера.
Рассказы Осипа Дымова (псевдоним О. И. Перельмана, р. 1878) выдержаны в
стиле «измельченного» модерна, заимствованного у венского модерниста
Альтенберга; его романы из еврейской жизни тоскливо-реалистичны, с
психологическими и идеологическими претензиями. Читатели предпочитали
более простой реализм, процветавший в то время. Он и до сих пор продолжает
существовать, хотя и перешел «в подвалы» литературы. Среди более простых
реалистов того поколения можно назвать К. Тренева, недавно опубликовавшего
91
огромную «народную драму» о «большевике» XVIII века Пугачеве, а также
Георгия Гребенщикова – сибиряка, чьи очень посредственные рассказы
привлекли внимание в эмиграции именно описанием сибирской жизни.
Более интересный и значительный писатель – Иван Сергеевич Шмелев
(род. 1873), выпустивший в 1910 г. сильный и хорошо написанный роман
Человек из ресторана. Недавно он написал очень интересное произведение То,
что было (1923 г., уже переведено на английский): в военном сумасшедшем
доме недалеко от линии фронта пациенты бунтуют против сторожей и к власти
приходит безумный полковник. Повествование иногда становится истеричным и
многословным, но с большой силой передает общую атмосферу, в которой
клиническое безумие полковника сливается с нравственным безумием войны.
Другой интересный писатель – Борис Савинков (р. 1879), чья жизнь,
однако, еще интереснее его произведений. Он был одним из вождей
террористической организации эсеров, организовавшим убийство великого
князя Сергея (в феврале 1905 г.). Был арестован, приговорен к смертной казни
и фантастическим образом бежал. С 1906 г. до 1917 г. он жил за границей, где
сблизился с Мережковскими и под большим влиянием мадам Мережковской
написал роман Конь бледный (1909) – исповедь террориста, начинающего
сомневаться в своем праве на убийство. Книга появилась под псевдонимом
«В. Ропшин» и произвела сенсацию, тем более что после разоблачения Азефа
политический террор стал приниматься не так однозначно и потерял свой
ореол. В 1913 г. Савинков опубликовал еще один роман о терроре – То, чего не
было. В 1914 г. он примкнул к той части социалистов, которые защищали войну
до победного конца во имя свободы и демократии. В 1917 г. он стал самым
громким рупором социалистов-патриотов и величайшим врагом большевиков и
других defaitistes (пораженцев). Одно время Савинков был военным министром
и в этом качестве восстановил смертную казнь за дезертирство. После
большевистской революции он присоединился к белому движению, расположил
свой штаб в Польше и в согласии с поляками действовал против Советской
России. «Партизаны» Савинкова были известны своей жестокостью и
неуправляемостью. После Рижского мира он оставался в Польше, продолжая
строить козни против советского правительства. В 1923 г. он опубликовал
историю белого движения – Конь вороной, которая, как и предшествующий
роман, заканчивается сомнением в праве затевать гражданскую войну. Через
несколько месяцев он появился в Москве, где был арестован большевиками и
начал делать сенсационные разоблачения белого движения. Савинкова-Ропшина
нельзя назвать крупным писателем: То, чего не было – бледное подражание
приемам Толстого, Конь вороной – в общем, импрессионистская журналистика,
Конь бледный, вероятно, останется, но не как литературное произведение, а как
человеческий документ – рассказ «из первых рук» о духовном складе
террориста.
Многие второстепенные писатели того времени подражали лирическому
стилю короткого рассказа, начинателем которого был Тургенев, а
продолжателем Бунин (современники различали его и у Чехова), но довели его
до уровня низкой журналистики. Только один писатель привнес в этот стиль
свою индивидуальность. Это был Борис Константинович Зайцев (род. 1881),
первый сборник рассказов которого вышел в 1906 г. Сейчас Зайцев считается
одним из самых выдающихся писателей эмиграции. Его рассказы и романы из
русской жизни сотканы исключительно из атмосферы. Лирический мед его
рассказов (они слабее и мягче бунинских) сладок до тошноты. У них нет
костяка, они бесхребетны как устрицы. Но все-таки ему удается создать
атмосферу, в которой преобладают розовые и сероватые тона. От прочих
92
писателей, упомянутых в этой главе, Зайцева отличает глубокое и искреннее
религиозное чувство – внешне христианское, но по сути пантеистическое.
В предвоенные годы Зайцев много времени проводил в Италии. Его
итальянские впечатления собраны в недавно вышедшей книге зарисовок
Италия (1923). Италия служит фоном и его последующих рассказов, конечно,
если их можно назвать рассказами ( Рафаэль и другие рассказы, 1924). Эти
итальянские произведения тоже построены исключительно на атмосфере (без
костяка), но в них есть подлинная любовь к итальян ской земле и ее людям.
10. ВНЕ ЛИТЕРАТУРНЫХ ГРУППИРОВОК
При всей популярности произведений Горького, Андреева и Арцыбашева
они не удовлетворяли читательскую жажду вымысла. Вернее, они не
соответствовали ей. Русские прозаики всегда пренебрегали сюжетностью, в
результате чего публике приходилось искать захватывающего чтения в других
местах: отсюда вечный повышенный спрос на переводы и повышенное значение
романов, всерьез к литературе не относящихся. Трудно объяснить английскому
читателю, сколько переводной прозы читают в России. Вкусы меняются, но
факт остается: году в 1900 любимыми писателями были Золя и Мопассан. Чуть
позже – в начале двадцатого века – самым любимым стал Конан-Дойль. Без
преувеличения можно сказать, что около 1914 г. самым популярным русским
писателем был Джек Лондон.
Из нелитературных русских романистов самой известной была А. А.
