задержать, — твердо сказал Антип. — Кто тут на охране села?
— Моя команда, — гордо заявил Алешка из-за изгороди.
Пушкари и Карпей Иванович перелезли через изгородь к ребятам. Главнокомандующий Карпей Иванович будто опешил на момент.
— Начинается, — выпалил он совсем не по-военному.
Потом быстро оправился, построжал голосом и передал по цепи:
— Замри на местах. Жди команды к бою.
Ребята притаились у своих пулеметов.
— К Бударину мы послали Гаврюху, — вполголоса говорил Антипка, — а сами сюда… Нам бы хоть на время задержать, пока поспеет подкрепление от переезда.
— Задержим, — твердо сказал Алешка.
Командование отряда и пушкари навострили теперь глаза в сторону переезда. Вот-вот, казалось, появятся каратели.
— А что это там у вас, — шепотом спросил Карпей пушкаря, — как вроде снаряд упал?
Вздохнул Антипка, махнул рукой.
— Пушка-то моя разорвалась, — сказал он опечаленно, — лишку заложил я пороху.
Кто-то из ребят хихикнул. Еле удержался от хохота и главнокомандующий.
— Тихо, — прошипел Антипка, — вон они, идут.
В ста саженях впереди над землей ясно вырисовывались, как черные тени, люди. Шли они вразброд, пригибаясь, направлением к въезду в село.
Уже разговор их стал слышен.
— Направо и налево поджигай дома, — приказно говорил один, — от боя отвлечем врага и от погони за нами.
— Это-то верно, — говорил второй.
Карпей Иванович толкнул Миньку и на ухо шепнул:
— Слышь, Морозов будто.
— Да, его голос.
Карпей Иванович приложил к плечу винтовку и зычно скомандовал:
— По белому зверю! По разбойникам-поджигателям! Огонь!
Залпом выстрелили встречь карателям Карпей и оба пушкаря.
— Пулемет, огонь! — скомандовал Алешка ребятам.
Ребята завертели ручки трещоток, и двадцать пять пулеметов гулко застрекотали. Ураганный шум поднялся над шестаковским огородом. С азартом, вперебой друг дружке, крутили ребята пулеметы. От азарта даже привскакивали на местах.
— Не подымайся из ложбин! — приказывал Алешка. — Лежа стреляй.
Над головами ребят завизжали пули — каратели отвечали огнем на огонь.
— Разом кричи «ура»! — командовал Минька.
Команда дружно, изо всех сил гаркнула:
— Ура! Ура! Ура!
Видать было, как каратели рассыпались в цепь. Карпей Иванович и пушкари бесперестанно палили залпами.
— Айдате в наступленье! — кричал Санька Долотов. — Чего тут лежать?
Санька поднялся из ложбины, побежал к изгороди. За ним побежал и Кондратьев. Потом поднялся Петряков. Все крутили на бегу ручки своих пулеметов.
— Куда вы без команды? — закричал на них Алешка. — Ложись!
Точно в ответ Алешке Санька заорал благим матом. Пулемет выпал у него из рук, потом зашатался Санька и грохнулся на грядку.
— Плечо… ай-ай-ай… плечо! — закричал он, корежась всем телом.
Алешка торопливо подполз к нему и оттащил с грядки в ложбину.
— Бастрыков! — крикнул он Миньке. — Давай двоих, надо раненого убрать…
Сразу четверо ребят ползком подобрались к Долотову.
— Тащите в избу к Шестакову, — приказал Минька, — пускай Шестачиха перевяжет рану.
Ребята понесли на руках Саньку из огорода.
— Ай-ай-ай… плечо! — захлебывается Санька воплем.
— Чего замешкались? — зычно крикнул Карпей Иванович ребятам. — Пулеметы, сильнее огонь!
Ребята принялись дружнее грохотать пулеметами. Сам Карпей и пушкари как заведенные бабахали из винтовок.
— Вон они где! — кричал Антипка.
Рассвело уже так, что ясно было видать, как каратели, отстреливаясь, перебегали к каштановскому овину.
— Надо бы с фланга их обойти, — кричал помощник Антипки. — В село норовят прорваться!
Тут из-за пригорка со стороны переезда показалось человек сорок партизан. Бежали они к селу вперегонки. Ружья у каждого были наизготове.
— Подкрепление! — радостно закричал Алешка. — Наши бегут!
Впереди всех партизан бежал Елисей Бастрыков. От него не отставали Маврин, Петряков, Каштанов и ардашевские новобранцы. Много было незнакомых чужеволостных партизан.
— Где враг? Куда подался?.. — на бегу орал Елисей.
Карпей Иванович махнул через изгородь встречь партизанам.
— Давай сюда! — крикнул он. — Вон они, у овина!
С разбегу партизаны свалили изгородь Шестакова и по капустным грядкам кинулись вдогон карателям.
— Всех уложим, никуда не уйдут! — кричал Елисей Бастрыков.
Глава XXXIII
Дня через три после боя на Ардаш-реке Маврин Трофим и Алешка ехали по Иркутскому тракту в Туминск. Ехали они не на кляче теперь, а на рысаке мало-песчанковского мельника Перова. По рысаку и тележка была легкая, на железном ходу.
Не узнать было Трофима: разнарядился, словно приказчик какой, — шляпа широкая, косоворотка сатинетовая и поверх косоворотки чесучовый жилет. При жилете, честь по чести, и цепочка, и карманные часы.
Проехали уже верст двадцать пять, выехали за Халдеево. От жары, от пыли оба седока разомлели, тянуло обоих ко сну. Трофим позевывал вслух, то есть во всю ширь открывал рот и потягивался.
— О-о-о-ох, — точно выталкивал он из себя голос.
Алешка зевал потихоньку: чуть-чуть открывал рот и тонким голосом тянул:
— И-и-и-и-их!
Время от времени перекидывались словами.
— Трофим Яковлевич, а Трофим Яковлевич, — окликал Алешка Маврина, — много ли теперь времени?
Не спеша, степенно, по разделеньям вытягивал Маврин из кармашка часы, ловко открывал крышку и подносил к самому лицу Алешки:
— Сколько гласят?
— Перескочила уже стрелка за двенадцать, — отвечал Алешка.
— Полдень, стало быть, — поглядывал Трофим на солнышко.
Проехали с полверсты молча, и опять Алешка заговорил:
— Трофим Яковлевич, а Трофим Яковлевич, не здесь это наши тогда фокус подстроили над ардашевским начальством?
Оглядел Трофим покосы, пашни, мелкий березник по сторонам тракта.
— Нет, это подале еще, — ответил Алешке, — тут-то они уж пешаком перли. — Лицо Трофима расплылось от улыбки. — Под ручку тут прохлаждалися старшина с писарем…
Через каждую версту по правой стороне тракта стоял столб, перевитый бело-черной краской. На столбе две дощечки, на дощечках надписи: столько-то верст.
У двадцать восьмой версты напересек пути выбежали из березника три мужика.
— Обожди, стой! — крикнули строго на Маврина.
Разом перемахнули они через канавку сбоку тракта, подступили к ходку.
— Чего везешь? — злобно спросил один.
— Ишь, буржуазия — часики-бантики, — сказал второй.
— Видать, спекулянт! — кричал третий.
Не успел еще Трофим ни ответить, ни приветить, двое из мужиков начали шнырять руками в ходке, ворошить подстилку.
— Какой волости? Чего везешь? — еще ближе подступил к Маврину первый.
Маврин без особой торопливости соскочил с ходка.
— Везу я щетину в город, — сказал он, будто опешив.
— Вот и видать тебя, спекулянта, — крикнули мужики, — может, дружинник ты, доносить едешь золотопогонникам.
Тут только Алешка понял, в чем дело.
— Да мы свои, — закричал он обрадованно, — мы свои, товарищи…
Трофим глянул скоса на Алешку, буркнул злобно:
— А ты, милок, знай, где помолчать. Алешка прикусил язык.
— Щетину везешь? — не сбавляя строгости, продолжал первый. — А тебе разве неизвестно про запрет?
— Какой такой запрет, — повысил голос Маврин, — ежли я закупил на свои кровные деньги полпуда щетины…
Маврин сел в ходок и тронул вожжами.
— Права не имеете грабить проезжих, — сказал он.
Мужики вытянули из кармана
