политике последних Штауфенов, дававшей замечательные плоды, но прерванной военным поражением, в котором ключевую роль сыграла Римская курия.
7. Иллюстрации «книги об искусстве соколиной охоты»
Невозможно составить правильное представление о трактате Фридриха II, о его назначении и судьбе без обращения к рукописи «Книги об искусстве соколиной охоты», в самом оформлении которой отразилось мировоззрение автора. Для этого мы проанализируем древнейшую дошедшую до нас иллюстрированную версию, после чего сопоставим ее со старофранцузским переводом, выполненным в конце XIII — начале XIV века. Такое перекрестное сопоставление текста и изображений позволит, возможно, в новом ракурсе рассмотреть и мировоззрение Фридриха II, и судьбу его культурного наследия.
Как мы помним, «Книга об искусстве соколиной охоты» дошла до нас в двух изводах, из которых лишь «манфредовский» (первые две книги) сохранил иллюстративный ряд. Я отмечал также, что в окончательном варианте фридриховский трактат должен был представлять собой нераздельное единство текста и изображений.
В Ватиканской библиотеке сохранилась рукопись трактата, созданная для Манфреда между 1258 и 1266 годами[391]. Датировка рукописи и ее локализация при дворе Манфреда подтверждается стилистическим анализом миниатюр. После битвы при Беневенто 26 февраля 1266 года роскошный, хотя и не законченный кодекс должен был разделить судьбу манфредовской сокровищницы и библиотеки: после поражения и смерти короля Сицилии рукопись оказалась у победителя, Карла Анжуйского, получившего сицилийскую корону. Карл не мог не сознавать ценности книги и, возможно, ее научного значения, поскольку сам умел ценить искусство и покровительстовал ученым, переводчикам, стимулировал работу скрипториев[392]. Его интерес к искусству охоты подтверждается тем, что гвельф Боттачо, чтобы снискать его расположение, послал ему именно императорский экземпляр книги об охоте, особо подчеркивая, что он украшен «изображением императора».
Среди рыцарей, сопровождавших брата Людовика IX Святого в его «крестовом походе» против Штауфенов, были представители семьи Бриенн, бывших королей Иерусалима и родственников Штауфена, а также шампанского линьяжа Дампьер-Сен-Дизье, которому Карл помог получить богатое графство Фландрию. Это немаловажный факт, поскольку в конце XIII или в самом начале XIV века манфредовская рукопись оказалась в руках Жана II Дампьера, племянника графа Ги, опасного противника Филиппа IV Красивого. Ее, видимо, подарили Ги или кому-то из его родственников за верную службу. Вполне вероятно также, что вначале она побывала у кого-то из Бриеннов. Потом она перешла к Жану II, смею предположить, в связи с его женитьбой на Изабелле де Бриенн. Фридрих II вторым браком женился на дочери Жана де Бриенна, короля Иерусалима, также Изабелле, и этот брак принес ему корону Иерусалимского королевства, которую он из династических соображений передал своему сыну Конраду. Жена Жана II по матери была племянницей святого Фердинанда и Бланки Кастильской, матери Людовика IX. Женившись на Изабелле, Жан II соединил свой род с крупнейшими королевскими домами Европы XIII столетия.
Нам необходимо было реконструировать эти династические связи, поскольку они напрямую связаны с судьбой наших рукописей и их научного и художественного содержания. XIII век стал свидетелем зарождения и очень быстрого развития светской книги, именно книги, кодекса, предназначенного для личного пользования все более широкого круга образованных светских читателей. Если в XII веке куртуазная литература была предназначена большей частью для устной передачи, то теперь, в связи с увеличением числа образованных мирян, она входит в область письменности, становится собственно литературой[393].
Книга была очень ценным подарком, сокровищем, которое, как и предметы повседневного обихода знати, носило на себе знаки своего обладателя, иногда автора, писца, художника-миниатюриста, издателя, то есть главы скриптория. Книга становилась предметом социально-культурного престижа. Чем роскошнее был кодекс, чем авторитетнее автор, чем более подчеркнуто нецерковен (не обязательно нерелигиозен) был сюжет книги, тем больший вес она имела в глазах ее обладателя. Это касалось и литературы об охоте[394]. Если на книге были гербы, изображения заказчика или даже простое посвящение монарху или иному крупному меценату, она приобретала часть его личного престижа и от этого во многом зависела ее дальнейшая судьба. Таково было общее убеждение в среде крупных феодальных дворов Северной Европы, а к югу от Альп оно распространялось и на городскую политическую и торговую элиту. Таков был важнейший механизм циркуляции культурных моделей и интеллектуальных интересов[395]. В случае с «Книгой об искусстве соколиной охоты» мы имеем яркое тому доказательство: обладание рукописью, принадлежавшей одному из последних коронованных представителей дома Штауфенов, к тому же родственника (хоть и непрямого) его жены, придавало Жану II Дампьеру новый общественный престиж.
В 1594 году ватиканская рукопись находилась у нюрнбергского врача и гуманиста Иоахима Камерария, а в 1596 году Маркус Вельзер сделал с нее свою editio princeps трактата Фридриха II у аугсбургского печатника Иоганна Претория. Затем она попала в Гейдельбергскую библиотеку и в 1623 году вместе с ней вошла в состав Ватиканской Апостолической библиотеки.
Но вся эта история была бы не так интересна, если бы Дампьеры ограничились обладанием латинской версией книги. Они заказали ее перевод на французский язык. Причем заказанная ими книга должна была быть во всем схожей с оригиналом. Эта прекрасно сохранившаяся рукопись, изготовленная также из очень высококачественного тонкого пергамена, хранится в Национальной библиотеке Франции в Париже[396]. Переводчик, работавший на рубеже XIII–XIV веков, довольно точно — но не рабски — следовал оригиналу: его пометки на полях французской версии свидетельствуют о внимательном отношении к тексту оригинала, о желании максимально адекватно передать его содержание, даже если его стиль может показаться тяжеловатым современному филологу[397]. Немалая изобретательность миниатюриста, в свою очередь, отразилась в балансировании между верностью оригиналу и принятым во Франции эстетическим канонам, сильно отличавшимся от южноитальянских[398].
Сознательно заданная заказчиком схожесть копии и манфредовской рукописи проявляется в размерах кодекса и оформлении текста и миниатюр. Ватиканская рукопись чуть крупнее парижской: соответственно 360×250 мм и 352×230 мм. Первая, возможно, при изготовлении нового переплета в XIX веке, подверглась купюре, как это следует из нескольких обрезанных маргинальных миниатюр и отсутствия так называемых пикюр. В обеих рукописях текст расположен в две колонки: по 35 строк в ватиканской (195×125 мм) и по 30 строк — в парижской (216×135 мм). Совпадают разлиновка и система аббревиатур, несмотря на довольно значительные различия в национальных школах изготовления рукописей. Французская рукопись содержит большее количество листов (186 против 111 в ватиканской): ватиканский кодекс сохранился не полностью (например, отсутствует часть текста после л. 16v), но и в этом случае французский текст занимал большее пространство в силу особенностей языка. Это вызвало необходимость решения проблемы соответствия текста и изображений, столь
