– Скажи мне, когда будешь готова. Я потушу фонари у ворот и устрою шум во дворе. Ты выедешь на Таште с вещами, и тебя не заметят. Возвращайся осторожно.
– Хорошо.
Она вышла из купальни. Надо держать лицо. Сначала она отвезёт вещи и деньги, потом объявит о своём решении уйти. Она снова как госпожа Кано, только покорная, скромная, как овечка.
– Аяна, куда ты убежала? – сказала Эо. – Что с твоим платьем? Ты выглядишь неподобающе. Приведи себя в порядок. Гость оставил твою плату за вечер. Возьми.
Два золотых легли в её ладонь.
Она стояла перед Эо, и больше всего ей хотелось швырнуть эти монеты в лицо тётушки. С силой размахнуться, и разжать кулак у самого лица, чтобы монеты ребром прочертили ей на лице красные следы. Нет, пусть лучше брызнет кровь. Так лучше.
– Спасибо, тётушка Эо. Я буду стараться и дальше.
Она взяла монеты и изящно удалилась за поворот. Кимат! Аяна бросилась в детскую и еле остановилась на пороге, хватаясь двумя руками за стену. Он спал, и Лаэ удивлённо посмотрела на неё. Аяна помотала головой и выставила ладонь в успокаивающем жесте.
Дыши.
Она сбросила с себя влажное платье. Его она уберёт потом. Седа быстро сохнет. Нужно оставить только то, что можно положить в карманы.
Аяна остановилась. Мешок Верделла. Надо разобрать его. Нет смысла носить с собой котелок.
Она вытряхнула его мешок на кровать. Котелок можно оставить в шкафу. Пусть он стоит на полке, создавая впечатление, что здесь лежат её вещи.
Одеяло. Две рубашки, двое штанов. Ну и вонь. Верделл, балбесина, олух, сколько раз тебе надо говорить – помойся! Ладно, это не к спеху. Потом постирает. Сапоги с дырами и протёртой подошвой. Это на полку. Частый короткий гребень для волос. У него был гребень? Всё это время? Она вспомнила его вихры. Может, он не умеет им пользоваться?
Кожаный шнурок, ещё шнурок, ещё один, верёвка, кусок кожи, об который он правил нож... Нож! Он снял его с себя, когда они приехали в Тэно, потому что на въезде этого потребовал стражник. Она нащупала кожаные ножны, вытащила их, завёрнутые в какую-то грязную тряпку. Лезвие не заржавело. Ну-ка, надо примерить. Она сунула ремень под рубашку и затянула пояс через два полукольца. Терпимо. Что это за грязная тряпка?
Она взяла тряпку и развернула её двумя пальцами. Что? Вышивка?
Аяна села на кровать и положила тряпку на колени, расправляя её. Фу. Что он ей вытирал? Глина, жир, кровь, сажа. Это полотенце. Да, тут вышивка. Тут вышито его имя. Наверное, мама дала в дорогу.
Аяна вздохнула и провела кончиками пальцев по крупным, чётким буквам.
В-е-р-д-е-л-л.
Что-то смутило её. Она снова потрогала вышивку и нахмурилась, потом снова провела пальцами. Чем это вышито? Это не хлопок и не седа. И уж точно не шерсть.
Она поднесла полотенце ближе к глазам. Быть того не может! Это же власка! Но Конда говорил, что власка не растёт в их краях. Более того, он впервые увидел это растение у них в долине! Мама Верделла не могла вышить это полотенце... Но кто?
Она присмотрелась. Зелёный цвет, такой они получали, когда красили нитки толокнянкой с квасцами, которые собирали у камня в виде лошадиной головы в долине Рогатого духа. Аяна сама красила эти нитки. Она напрягла память, глубже и глубже погружаясь в прошлое. Вот она заканчивает вышивать Рогатого духа... Нет, не то. Дальше. Она сидит у станка и ткёт парус, который унесёт Конду в Ордалл, и внутри у неё всё мертво, потому что он отверг её, но она улыбается Алгару, и тот сидит рядом и строгает какую-то игрушку. Вот заходит Лойка. «Аяна, я возьму твои цветные нитки». И она говорит... Что она ответила? А! «Бери хоть все, только, если тебя поймают на горячем, никому не говори, что это я тебе их дала. Не хочу быть причастной к тому, что ты натворишь, что бы это ни было».
Лойка.
Лойка вышила его имя на полотенце. Он пронёс его через половину мира и боялся даже стирать. Аяна спала, обняв рубашку Конды, а Верделл совал немытую руку в мешок и тайком, незаметно трогал вышитое полотенце, которое Лойка дала ему на память. Аяна даже не знала, что сестра умеет так вышивать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Она сидела и гладила пальцем стежки, а потом аккуратно свернула полотенце и убрала обратно в его мешок. Лойка. Она придёт к сестре. Три дня, и она отправится искать её. Она найдёт её и Конду, и вместе они отыщут Верделла, где бы он ни был.
Почти вещи были сложены, и на полке теперь лежала только кучка хлама, пара тряпиц, старые сапоги и котелок. Сойдёт. О! Если накрыть котелок тряпицей, выглядит, как накрытая стопка вещей. Отлично. А ещё... ещё флакон с сонным зельем. Зачем оно ей? Пусть думают, что она хранит тут лекарство.
49. Залог - золотой
Аяна оставила только то, что было на ней. Сорочка, рубашка, штаны, красный халат хасэ. Нож, гребень. Достаточно.
Кафтан с птицами высох, и она убрала его в сумку, аккуратно свернув рулончиком. Всё. Теперь надо связать мешки верёвкой.
Она зашла в детскую. Лаэ улыбнулась ей. Аяна поцеловала сына, спящего в мягких складках керио, и накрыла его краем полотнища.
– Скоро вернусь, – прошептала она ему на ушко, тихонько, чтобы не разбудить, и вышла.
– Готова? – шепнула ей Ис. – Иди грузи вещи и выводи Ташту к боковой стене. Я потушу фонари, а когда услышишь шум, досчитай до десяти и уезжай. Возвращайся как можно скорее, а то тебя хватятся.
– Готова. Давай.
Аяна вернулась в комнату, по дороге погасив фонарь у ближайшей двери, вынесла мешки и сумку, взвалила их на Ташту и тихонько вывела его к боковой стене дома. Она выглянула из-за угла. У ворот было темно. Следующие фонари были гораздо дальше, их свет не доставал сюда. Никто не разглядит её.
Во дворе за спиной раздался очень громкий хлопок, и сразу за ним – крик. Аяна вздрогнула. Что Ис там придумала? В доме послышался топот. Она медленно досчитала до десяти и потянула Ташту со двора.
– Инни, милый, инни, мой хороший.
Мимо ворот, мимо следующего дома. Всё.
Она села верхом на гнедого. Мостовая... Булыжники. Придётся добираться шагом. Она вздохнула. Ну ладно, хотя бы запомнит дорогу назад.
Ночной город жил своей жизнью. Из домов доносились запахи еды, голоса, смех, и то тут, то там раздавался переливчатый свист. Она вспомнила близнецов с их тайными сигналами и грустно улыбнулась. Как они, наверное, выросли за эти полтора года!
Пару раз ей навстречу попадались стражники, которые внимательно её оглядывали. Вот и река. Теперь до моста и дальше на запад по другой стороне, к порту. Она так и не видела порт. Ничего, посмотрит на него через три дня. Сейчас не время. Сейчас нужно поставить Ташту в конюшню.
Она ехала, глядя на небо, где маленькая коричневатая Монд догоняла узкий, едва видимый серпик голубой странницы Габо, вдыхая запах ночной реки, разглядывая разноцветные фонари и слушая голоса, смех, свист, доносящиеся откуда-то отголоски флейт. Улица Трёх Кривых Деревьев. Вот и конюшни.
– Залог – золотой.
– Что?
– Золотой. Ты ведь едешь торговать? Мне нужно будет кормить и выводить твою лошадь.
Высокий, худой мужчина смотрел на неё дружелюбно.
– Госпожа, уход за твоей лошадью стоит два медяка в день. Это правда. Но у меня очень часто бывали случаи, что торговец платил за неделю постоя, обещая вернуться, но никогда не возвращался. Я тратил зерно и сено на его коня, платил мальчику, который выводил и чистил его, и терпел убытки, а потом приходилось продавать лошадь. Теперь я беру золотой заранее. И гуляй хоть год. Если вернёшься раньше – я отдам тебе разницу. Правда, я не знаю, как ты собираешься переправиться в Димай и вернуться за три дня. Ну что?
Аяна мялась. Ей не хотелось отдавать золотой, а ведь сначала она хотела выкинуть их оба.
– А можно посмотреть?
– Пожалуйста. Мне нечего скрывать. Я дорожу честным именем.
Она прошлась вдоль денников, и отметила, что везде чисто, а в поилках свежая вода. Лошади не шарахались от неё и выглядели спокойными.
