Шерри покачала головой:
— Тогда проверься. А я помолюсь за тебя. Этой ночью, лежа в постели без сна, Уэсли тоже молилась.
«Я знаю, Боже, даже если Ты не ответишь на мои молитвы, Ты послушаешь Шерри», — надеялась она.
Глава 27
Новые отношения с Ланой вызывали у Уэсли странные чувства. Девушку словно подменили после аварии. Уэсли иногда даже казалось, что она раньше совсем не знала свою подругу. Куда делась та жизнерадостная, дерзкая, яркая особа, с которой она познакомилась несколько месяцев назад? Лана совсем сникла. У нее была сломана нога, а вместе с ногой оказался сломлен и несгибаемый дух девушки. Защитная оболочка, которой она так искусно себя окружила, лопнула. Последние две недели Лане приходилось полагаться на других в самых элементарных вещах, и частенько она производила впечатление очень мягкого, уступчивого, а иногда и беззащитного существа. Перемены были явно к лучшему.
Уэсли смотрела, как подруга ковыляет по квартире на костылях. Блендер заглушал звук телевизора: Уэсли называла субботу днем кино и фруктовых коктейлей. Она пыталась подбодрить Лану после выписки из больницы, но не тут-то было. Девушка все глубже погружалась в депрессию и все сильнее страдала от абстинентного синдрома. Уэсли поражалась, что никто, в том числе и она сама, даже не подозревал о глубине Ланиных проблем.
Уэсли проводила с подругой каждую свободную минуту, чтобы дать передышку Элинор и ее матери. Они теперь постоянно заботились о Лане. Хотя врач разрешил больной есть твердую пищу, девушка по-прежнему не могла проглотить ни кусочка. Поэтому Уэсли варила Лане овсяную кашу и смешивала протеиновые и фруктовые коктейли.
— Фруктовый коктейль готов, — объявила Уэсли, и Лана заковыляла к столу.
— Надеюсь, он не попросится наружу. — Лана осторожно опустилась на диван. — Потому что те кусочки ананаса не прижились.
Уэсли сдержалась и не стала заводить очередную душеспасительную беседу на тему позитивного взгляда на жизнь. В последнее время она только этим и занималась: пыталась поднять Лане настроение, восстановить ее самооценку и заставить девушку простить себя за то, что оказалась не такой сильной, как думала.
— Какое кино сегодня смотрим?
— «Семейка Тененбаум». — Уэсли знала: это один из самых любимых фильмов подруги.
— А можешь еще кофе сварить? Извини. Спасибо.
— Да ничего страшного. Мне нравится прислуживать тебе.
— Уэсли, ты не прислуживаешь. Я говорила тебе…
— Да расслабься ты. Я шучу. — Уэсли протянула подруге высокий стакан с коктейлем.
— Точно? — На лице Ланы были написаны смущение и стыд.
— Ты же моя подруга. Я хочу быть с тобой и хочу тебе помогать.
Лана всхлипнула.
— Только не распускай нюни, а то я уже хочу попросить тебя вернуть прежнюю Лану.
— Прости. Я теперь плачу — только палец покажи.
Уэсли села рядом с подругой и обняла ее:
— Ладно, включаем кино.
Уэсли рассеянно смотрела рекламные ролики. Она сказала правду. Ей действительно нравилось приходить сюда. Потому что это давало возможность вырваться из эпицентра несчастья, в который превратилась ее квартира. Дома Уэсли либо изводило одиночество, либо преследовал образ Холли с ее сказочной жизнью, обернувшейся кошмаром со смертельным исходом. На похороны пришло всего несколько человек: кое-кто из персонала больницы и один адвокат из фирмы, где она работала. Он увидел некролог, который стараниями Шерри напечатали в центральных газетах. Уэсли взяла себе фотографию красивой, молодой, жизнерадостной Холли. Этот снимок почему-то придавал ей сил. Шерри была права: когда думаешь о других, собственные проблемы отступают на задний план. Да и вообще перестают казаться проблемами.
Она не вчера родилась на свет и знала: на все нужно время. Лана не могла измениться к лучшему вот так вдруг. Но смерть Холли и авария Ланы открыли Уэсли глаза. Она поняла: друг с недостатками лучше одиночества. Люди попадаются разной комплектации. И кто сказал, что нужно брать весь комплект целиком? Можно взять те составляющие, которые тебе подходят, те, что ты готова принять, а все остальное отбросить. Так просто! Лана, наверное, всегда будет эгоисткой. Она стала ею задолго до того, как познакомилась с Уэсли. С какой же стати она должна в одночасье измениться? «Да потому, что я такой замечательный человек», — подумала бы раньше Уэсли. А теперь она начинала осознавать: в жизни все происходит иначе.
Уэсли поддела Лану, увидев открытки от ее друзей из Музея китобоев:
— Да ты фанатка китов? Как трогательно!
Лана сделала большие глаза:
— Просто дурацкое увлечение.
Но Уэсли стала больше уважать подругу. До этого она никогда не обращала внимания на многочисленные книги о китах и фотографии, разбросанные по всей квартире. Дурацкое увлечение Ланы добавило ей человечности.
— Почему ты мне раньше ничего такого не рассказывала? — спросила Уэсли однажды вечером, когда Лана снова ее огорошила, пожаловавшись, что будет скучать по скуба-дайвингу и Карибским островам, где ей доводилось погружаться под воду вместе с известными аквалангистами.
— Не знаю, — пожала плечами Лана, — Это такие глупости.
— Нет, Лана, не глупости. Именно это делает тебя тобой. Нельзя стыдиться подобных вещей. — Уэсли посмотрела на подругу, которая прихлебывала маленькими глоточками коктейль. — Ну и как?
Лана пожала плечами:
— Так странно. Субботний вечер. Мы должны быть на свидании или на вечеринке. По крайней мере ты.
— Я пока завязала со свиданиями. И тебе тоже, наверное, после всего случившегося надо передохнуть.
— Ха-ха! — рассмеялась Лана. — Если бы я могла ходить или хотя бы есть, то сейчас проводила бы время с каким-нибудь высоким темноволосым красавчиком.
— Эх, Лана, Лана, — вздохнула Уэсли. О полном перерождении говорить еще было рано.
Глава 28
Шерри держала подругу за руку. Из другой руки Уэсли торчала игла, на которую девушка старалась не смотреть. Она чувствовала, как кровь тонкой струей вытекает из вены. Ощущение не из приятных.
«Не надо себя жалеть и устраивать мелодраму. Я совершаю разумный поступок, необходимый для моего же спокойствия», — думала Уэсли. Она не будет винить ни себя, ни Дункана, ни одиночество, ни собственную глупость за то, что оказалась здесь и должна терпеть этот кабинет, эту иглу, всю эту неприятную сцену. Она поступает правильно и доведет дело до конца без хныканья и нытья. Но иголка в руке…
— Сейчас. Уже заканчиваем, — подбодрила ее медсестра.
Уэсли вздохнула. Она терпеть не могла острых предметов вроде иголок и степенных медсестер с резким бостонским акцентом и оценивающим взглядом. «Счас заканчиваем!» Уэсли ненавидела все, что связано с современной системой здравоохранения, приемными, анкетами и доплатами. И ее тошнило от этого кабинета со всей его стерильностью. Она посмотрела на Шерри, которая пристально наблюдала за происходящим, как будто собиралась сдавать экзамен на медсестру. Ее сосредоточенность развеселила Уэсли. Как хорошо, что она пришла не одна. Уэсли и в голову не приходило попросить Лану пойти с ней. Это было просто-напросто невозможно. Само предположение, что Дункан ВИЧ-инфицирован, Лана могла расценить как личное оскорбление, подозревала Уэсли. А еще ей было стыдно. Иногда ей казалось, в глазах Ланы мелькает жалость, когда речь заходит о мужчинах. Да, жалость, потому что Уэсли не сумела расставить сети и удержать Дункана. Лана называла его подонком, но была ли она искренна до конца? Мужчины, которые нравились самой Лане, походили на Дункана как две капли воды: такие же представители золотой молодежи, самонадеянные до высокомерия. Лана, наверное, знала то, что Уэсли начинала понимать только сейчас: все это время она как ненормальная стремилась достичь невозможного, а теперь приходится расплачиваться за это страхом и комплексами. Никакой Дункан никогда не смог бы до такой степени поработить Лану, чтобы она забыла о собственной безопасности. Она штабелями складывала в ванной презервативы «Трояне»: смотри — не хочу. Лана, скорее всего, высмеяла бы страхи Уэсли. Назвала бы подругу наивной или смешной этим своим полупокровительственным тоном, настолько естественным для нее, что она, по-видимому, о нем и не подозревала.
— Готово, — сказала медсестра и закрыла пробирку, наполненную кровью.
— Когда я смогу узнать результаты? — спросила Уэсли.
— Примерно через неделю. Мы вам сообщим.
Уэсли кивнула и спрыгнула со стола.
— Пойдем отсюда скорее, — попросила она Шерри, которая за все время, пока они находились в клинике, не проронила практически ни слова.
— Уэс, я уверена, у тебя ничего не найдут.
— А я нет. Я сейчас ни в чем не уверена.
Они шагнули в ослепительное сияние дня на Милк-стрит. Жизнь в финансовом районе бурлила: голодные клерки спешили в забегаловки, мексиканские закусочные и другие популярные в обеденный перерыв заведения.
