зрелом возрасте. По моим подсчетам Кенту еще не было восьмидесяти лет.
Русский мужчина был невысоким, сухощавым и вполне энергичным. Как же жаль, что Маргарет так и не дождалась своего Кента! И какое же счастье, что хотя бы сын встретился, наконец, с отцом!
– Никогда не видела настоящих живых разведчиков, – призналась я, чтобы как-то начать разговор и расположить к себе собеседника, – а вот книг про них прочитала немало… Какая же интересная и опасная это профессия, сколько всего надо знать и предвидеть…
– В жизни все случается не совсем так, как в книгах, – усмехнулся Кент, он действительно говорил по-французски почти без акцента, – а точнее, совсем не так! Писателям свойственно все приукрасить, закрутить сюжет поострее, покруче. Чтобы читали, чтобы книжки покупали. И потом, книги про разведчиков стали писать не так давно. Уже после войны! В конце тридцатых годов, когда меня молодого лейтенанта, только что вернувшегося с войны в Испании, направили в московскую школу разведки, я и знать не знал, как там все происходит! Я и после школы разведки тоже толком ничего не знал.
Кент отложил в сторону свою курительную трубку и потянулся к пачке с сигаретами, которая лежала справа от тарелки Мишеля.
– Хорошие у тебя сигареты, сын. Вкусные! У нас тоже такие сейчас начали продавать. Я одну только возьму. Ты мне такие же купи, я сейчас денег тебе дам! Сколько франков надо? – обратился Кент к сыну.
– Оставь ты свои деньги! Сейчас официанта попросим, он принесет, – отозвался Мишель.
– Так через официанта будет дороже, чем если в баре купить, – подмигнул Кент, гордый, что знает и помнит про здешние порядки.
– Ты, папа, не отвлекайся, рассказывай! Мне тоже интересно!
Кент прикурил сигарету, сделал глубокую затяжку и продолжил:
– Меня тогда просто вызвали, куда следует, и спросили: «Вы готовы работать на благо нашей Родины? Речь идет о работе за рубежом… Разумеется, после прохождения дополнительной подготовки…» Я растерялся, что тут ответишь. Честно говоря, если после Испании я чего-то и хотел, так только повидаться с родителями и немного отдохнуть. Настроился, что к началу учебного года вернусь в свой Ленинградский институт» Интурист… А они мне: «У вас будет возможность и отдохнуть, и повидаться с родителями. Уж поверьте, такую работу мы предлагаем не всем вернувшимся из Испании». «Я понимаю. Я согласен!» Я даже представить себе тогда не мог, как можно было сказать: «Нет, я не готов служить своей Родине!» Или: «Я устал и просто хочу домой, к маме и папе!» Не принято у нас было так отвечать заместителю начальника Главного разведывательного управления. А они мне: «Вот и славно! Вам подготовят все необходимые документы. Завтра вы, как и хотели, поедете в Ленинград. Повидаетесь с родными. Потом отдохнете в санатории, в Кисловодске. Через месяц явитесь к нам, начнем спецподготовку. И вот, представляете, любимый Ленинград. Раннее утро. Привычный путь от Московского вокзала домой. Чемодан полон заграничных подарков. Я одет с иголочки и похож на иностранного гражданина. Девушки, спешащие рано утром на работу, оглядываются вслед. Красавец! Как жаль, что они не знают про то, что я – герой испанского Сопротивления и представлен к высокой правительственной награде – ордену Красной Звезды. А я пока не знаю, что никогда этот орден не получу, потому что Сталин, раздосадованный победой франкистов, одержанной через несколько месяцев, отменит все представления к наградам за участие в боевых действиях в Испании. Они будут лишь у тех воинов-интернационалистов, кто получил свои награды в самые первые годы Сопротивления.
Мой отдых кругу родных длился недолго. И вот я уже опять в Главном разведывательном управлении. Там принято решение поторопиться с организацией резидентур не только в самой Германии, но и в соседних с ней государствах. Про разведку я ничего не знал, думал буду радистом или шифровальщиком. Мне деликатно объяснили, что, да, основам радиосвязи и шифрования меня тоже обязательно научат. Но это не главное. «А что главное», – разумеется захотел уточнить я. И получил четкий ответ: «Строжайшая секретность! Никто, кроме обозначенных нами лиц, не должен знать ничего, что касается вашей работы. Даже родители!» Меня, разумеется, волновало, смогу ли я с ними переписываться? Просто сообщать, что я жив и здоров? И получил ответ: «Да, это мы сможем организовать. Мы сами будем сообщать им время от времени, что с вами все в порядке. А для этого вас следует очень хорошо обучить нашему непростому ремеслу».
Кент прищурился и продолжил свой рассказ:
– Меня, кстати, в тот день спросили, есть ли у меня любимая девушка? Я честно ответил, что нет! Влюбленности были, конечно, все-таки мне было тогда уже 25 лет. Я быстренько вспомнил всех, в кого был безнадежно и безответно влюблен и, на всякий случай, промолчал. Если что и было – так не взаимно! Тогда еще меня строго-настрого предупредили – про прошлых и будущих девушек придется забыть. Не просто предупредили, а это был приказ! Среди горничных, домработниц, дам легкого поведения или представительниц высшего общества вполне могут оказаться вражеские агенты. И это, как выяснилось, не единственное ограничение, которое предстояло осилить. Да, в разведшколе мы зубрили азбуку Морзе, овладевали навыками работы с шифровальными кодами, разбирались с устройством радиопередатчиков… Про суть работы толком ничего не объяснили, все, сказали, понятно будет в процессе. Как я потом догадался, мои командиры и сами не особо понимали, в чем эта суть. И как-то очень скоро, с документами на имя уругвайского гражданина Винсенте Сьерра, меня отправили в Бельгию…
– Вы испанский язык хорошо знали, откуда? – мне было интересно, сколько же лет надо было учиться, чтобы тебя приняли за уругвайца.
– После школы я полтора года учился в Ленинграде на испано-французском отделении института «Интурист», потом десять месяцев воевал в Испании. В ГРУ мне подробно объяснили, что один из вариантов легализации разведчика в иностранном государстве – проживание в чужой стране с паспортом советского гражданина, но под чужим именем и с занятием вполне легальной деятельностью. Тогда же еще было мирное время. Пока только в Испании шла гражданская война. Но это был не мой случай! Мне предстояла более сложная, многоступенчатая легализация. Из Ленинграда я добирался через Швецию и Францию. И два раза в дороге менял имена и, соответственно, использовал разные паспорта. Вот, пожалуй, и самые главные конспиративные хитрости того времени. По замыслу ГРУ,
Анатолий Гуревич превратится в путешественника из Уругвая Винсенте Сьерра уже в Бельгии. Молодой человек с таким именем приедет в Брюссель, чтобы заняться каким-нибудь бизнесом. Качественно изготовленный уругвайский паспорт, уверенная испанская речь и кошелек, туго набитый деньгами, помогут молодому разведчику сыграть непростую роль. Информацию я должен передавать
