рубежом. «Вряд ли эта встреча случайна, – подумал Кент, – скорее всего, Новикова специально прислали сюда, чтобы он подтвердил – тот ли я человек, за кого себя выдаю».
Впервые за последние годы Кент так долго говорил по-русски. Потом его отвели в небольшую отдельную комнату и попросили описать на листах, вырванных из школьной тетрадки, все события, которые произошли с ним после ареста. Как только он справился с этим заданием, последовало следующее – написать подробные характеристики на всех «его» немцев. Кент тщательно подбирал слова и формулировки, усмехаясь про себя, что родной русский язык и его грамматика перестали быть для него слишком легкими и естественными. Он особо и не рассчитывал, что отношение к нему в советской миссии будет восторженным и доверительным, и готов был мириться с ролью задержанного. Главное, чтобы не арестованного. Так оно примерно и было. Он мог спокойно передвигаться по зданию миссии, но ему запрещалось выходить на улицу. Все равно, ему казалось это восхитительным – засыпать на островке советской территории, пусть даже в Париже, когда вокруг говорят по-русски, рассказывают русские байки и анекдоты и все радуются победе советского народа в Великой Отечественной войне. Жаль только, что в который раз не готов самолет, чтобы вылететь в Москву. Ведь чем быстрее он окажется на родине, тем быстрее даст все необходимые показания, уладит все формальности и сможет приехать в Германию, чтобы забрать своих Маргарет и Мишеля. Потом он вместе с ними отправится в Марсель за Рене. А потом всей своей большой семьей они счастливо заживут в Ленинграде. Толя Гуревич распишется в ленинградском загсе с Маргарет, усыновит Мишеля и Рене. Как много все они пережили! Как здорово, что сейчас все они стоят на пороге нового радостного этапа в своей жизни.
– Вы прилетели из Парижа в Москву, и что было дальше? – нетерпеливо спросила я Кента.
– Прямо у трапа самолета нас встречали работники НКВД. Их начальник Абакумов лично допрашивал меня на Лубянке, так у нас называют здание НКВД. Все мои попытки встретиться с руководством Управления разведки провалились. Сразу после войны эти два ведомства сильно соперничали друг с другом, и я был объявлен врагом народа. Меня отправили в лагеря на девять долгих лет, – с горечью ответил Анатолий Гуревич.
– А что стало с Паннвицем, Стлукой, фройляйн Кемпой? – поинтересовался Мишель.
– Это долгая история. Они также оказались в лагерях. Формально все обещания были выполнены. Жизнь всем сохранена. Как только я вернулся в Ленинград, стал делать запросы: во французское посольство, в Красный Крест. В органах госбезопасности мне ответили, что в лагерное здание во Фридрихроде было прямое попадание авиационной бомбы и почти все его обитатели погибли. Потом и из Красного Креста пришло известие, что Маргарет Барча и ее сын Мишель Барча-Зингер после войны числились пропавшими без вести. Я все равно продолжал их искать! Даже уже когда познакомился с Лидией. Это моя жена. Мы познакомились в поезде, когда я ехал из первого лагеря в ссылку, в далекий район Сибири. Она ждала меня и из той ссылки, и из заключения, которое я получил через несколько лет.
– Сколько же вам тоже пришлось пережить! Ссылки, тюрьмы, лагеря… это же ужас!
– В общей сложности эти мои ссылки, лагеря и мытарства длились без малого семнадцать лет. Лида помогла мне все это пережить, все самые тяжелые испытания. Но, вот беда, у нас с Лидой так и не случилось родить совместных детей. И я часто вспоминал своего маленького Мишеля… А на стене нашей с Лидой ленинградской квартиры на самом видном месте всегда висел, да и сейчас висит портрет Маргарет. Я заказал его в портретной мастерской по маленькой фотографии Блондинки, которая у меня чудом сохранилась. Эта фотография – все что у меня от нее осталось…
– Ну, почему только фотография… Представляю, как вы обрадовались, когда вам позвонил Мишель!
– Это был потрясающий день! Как же здорово, что я вообще оказался дома! Как сейчас помню – раздался пронзительный телефонный звонок, такие у нас бывают только, когда звонят по межгороду или из-за рубежа. Взял трубку. Там спросили по-французски: можно ли пригласить к телефону месье Анатолия Гуревича. Я, разумеется, опешил, но, не раздумывая, ответил по-французски: это я – Анатолий Гуревич, слушаю вас! На том конце провода женский голос сменился на мужской: «Папа, здравствуй, это Мишель! Я нашел тебя!»
– И что? Что дальше?
– А как вы думаете? Я присел на стул, который стоял рядом с телефонным аппаратом, и, возможно даже, на какое-то мгновение потерял сознание. Ко мне подбежала встревоженная жена Лида, стала меня трясти, спрашивать, что случилось. Я взял себя в руки и дрожащим голосом ответил: «Нашелся Мишель, мой сын. Это звонит он. Из Испании». Потом я успокоился, и мы очень долго разговаривали с Мишелем по телефону.
Тут Мишель прервал взволнованного отца и пояснил мне:
– Я рассказал папе, что Маргарет оставила нас в 1985 году после тяжелой болезни, что она до последней минуты надеялась встретиться с ним, и любила его бесконечно.
– Да, – подтвердила я, – она только о вас и говорила! И хранила кольцо, которые вы ей подарили.
– Я рассказал папе, что после похорон, когда мне некого больше было навещать в хосписе, я уехал из Бельгии и вернулся в Аликанте. И что у меня есть очаровательная жена Каролина, и сын Саша.
– Представляете! – воскликнул Кент, – После стольких лет мучительных поисков своей Маргарет, я узнал, что у меня есть не только сын, но и внук. И все же как жаль, что мы так и не повидались больше с моей родной и любимой Блондинкой!
– Вы сейчас что, первый раз встретились с сыном после того телефонного звонка? – удивилась я.
– Нет! – уточнил Кент. – Мишель приезжал к нам в гости Ленинград! И я уже ездил в Испанию. А тут мы оба захотели навестить могилу Маргарет, да заодно пройти по брюссельским улицам и подышать воздухом нашей тревожной молодости… Мы еще в Париж потом поедем! Там тоже много чего связано с моим прошлым…
– Я предлагал папе насовсем переехать в Испанию, у меня там большой дом! Звал его вместе с женой Лидой. Он не согласился!
– Мы лучше будем ездить друг к другу в гости, – пояснил Кент.
Вместо эпилога
После нашей встречи в Брюсселе, мы, конечно, обменялись и телефонами, и даже адресами, и с Мишелем, и с Кентом. Но так и не выбрали времени друг другу позвонить…
Прошло еще пятнадцать лет. Мы с Пьером впервые приехали по туристической путевке в Россию. Бегло за три дня познакомились с Москвой и неделю планировали провести в Санкт-Петербурге. У меня с собой был номер домашнего телефона Кента, и
