дети, пьют много пива. А вот крепкие напитки можно заказать только в ночных ресторанах-клубах. Но чтобы эти самые рестораны посещать, надо иметь членские карты. Я поинтересовался возможностью получить образование в Брюссельском Свободном университете. Гид-бельгиец мне объяснил, что учиться в университете может любой желающий, но прием на текущий учебный год завершен. В качестве альтернативы мне было тут же предложено познакомиться с «Селект скул», гид протянул визитную карточку директора школы. И этот же гид помог мне снять мое первое жилье здесь.
– Это была та самая улица Беко, дом 106? Где жили Зингеры и Барча? – уточнил Мишель.
– Нет! Сначала это был пансионат на улице де Луа. Мы ведь можем туда тоже завтра прогуляться? – Кент повернулся лицом к Мишелю, не дождался ответа и продолжил, – Потом Отто-Адам познакомил меня с Жюлем Жаспаром и первый раз привел в контору «Отличный заграничный плащ». Я поступил в «Селект скул». И в пансионате начались моя первая разведывательная работа, так сказать – от теории перешел к практике.
– А как ты оказался в том доме, где познакомился с мамой?
– Прежде чем ответить на твой вопрос, можно я вам расскажу еще одну немного комичную историю. В пансионате были постоянные жильцы, и те, кто снимал комнаты на короткое время. Утром и вечером мы собирались в общей столовой и с удовольствием болтали на разные темы. Чаще всего обсуждали политическую обстановку в мире. Среди постояльцев мы особенно подружились с бароном Ван дер Стегеном. По всему было видно, что этот человек происходил из знатной фламандской семьи. И, кстати, однажды благодаря Ван дер Стегену, я был приглашен на прием в очень богатый дом. В открытке-приглашении значилось, что гостям надлежит быть во фраках или смокингах. К тому времени у меня уже был сшит отличный фрак. Белоснежную рубашку и галстук-бабочку я купил в одном из модных магазинов. Пришел домой и сразу же облачился в новый наряд: фрак, накрахмаленная рубашка с воротником-стойкой, изящная черная бабочка-галстук – в зеркале я был неотразим. Да, обязательно еще шляпа и перчатки. Без этого тогда в Брюсселе выйти из дома было просто неприлично.
– Да, сейчас шляпы носят гораздо реже, и перчатки никому не нужны, – поддакнула я.
– Так вот, подъезжаю на такси по указанному в открытке адресу, расплачиваюсь с шофером и направляюсь по широкой мраморной лестнице к двери в особняк. Дверь мне открывает господин во фраке, в белой накрахмаленной рубашке и черном галстуке-бабочке. Разумеется, я, наивный, принял его за хозяина и, дружелюбно улыбаясь, протянул руку для приветствия. Господин смутился и почему-то не подал мне руки, а жестом предложил пройти в вестибюль, где размещались ряды вешалок для пальто и плащей. Другой господин, тоже во фраке и черной бабочке, только что помог снять плащ гостю, пришедшему раньше, и повернулся в мою сторону. Бросив беглый взгляд на людей во фраках, на человека в смокинге и на гостей, которые беседовали с дамами, я только теперь определил дресс-код, о котором прежде не знал. Во фраки с черными галстуками-бабочками была одета исключительно прислуга. Гости, пришедшие во фраках, все были в белых галстуках-бабочках. И только гости в смокингах могли себе позволить черную бабочку. Неловкость, вызванная оплошностью в выборе цвета галстука, не покидала меня весь вечер. В тот вечер я всерьез беспокоился, что кто-нибудь примет меня за лакея, а потому не выпускал из рук бокал с недопитым шампанским и часто выходил на террасу покурить. Я впервые был на светском приеме такого уровня, и так оплошал. Уругвайский студент, которого я из себя изображал, мог этого и не знать, потому всему учился и все запоминал. Как люди подходят и заговаривают друг с другом. Как берут напитки и закуски с подноса официанта. Как общаются с дамами. Как одеты мужчины. Как пользуются салфетками и носовым платком. Как обмениваются визитными карточками. Как прощаются с хозяином и друг с другом перед тем, как уйти. Этому советских разведчиков тогда не учили, а вот из таких мелочей, которые в высшем обществе постигаются с детства, формируются годами, и складывается тот мир, в котором завсегдатаи легко определят чужака. Напрямую к выяснению разведданных это отношения не имеет, но без таких навыков разведчиком не станешь!
– Даже, если и не учили, по всей видимости, в разведчики отбирали тех людей, которые могли бы молниеносно сориентироваться в любой ситуации и обучались всему по ходу пьесы. В ту пору война в Европе ведь еще не началась? – уточнила я.
– Нет. Именно в пансионате, где останавливались и полковник-француз, и богатый датчанин, и еще много разных разговорчивых людей, я собирал по крупицам информацию о готовящейся войне. А также расспрашивал подвыпивших военных в пивных барах, слушал, о чем беседуют люди в кофейнях. В зашифрованном виде я передавал все самое важное, что удавалось узнать, через Адама нашей радистке Мальвине. В конце августа я отдал документы в Свободный университет, а когда 1 сентября 1939 года пришел на занятия – узнал, что в Европе началась война. В тот же день управляющая пансионатом огорошила меня известием о том, что со следующей недели в пансионате поселится уругвайский консул. Я, конечно, сделал вид, что обрадовался предстоящему соседству, но в экстренном порядке стал искать для себя другое жилье. Так через некоторое время и была выбрана двухкомнатная квартира на авеню Беко, дом 106. Мне тогда очень понравилось, что в доме были лифт и переговорное устройство. Можно будет встречаться с Адамом Миклером в этой квартире, а не только на улице и в кафе, где много посторонних ушей. К тому же коллега по резидентуре сможет оставаться у меня на ночь, если возникнет такая необходимость.
– Вы сразу влюбились в Маргарет, когда ее увидели? – честно говоря, меня уже меньше беспокоили шпионские страсти, и хотелось, как можно скорее, узнать, не только, что делал, но и что чувствовал человек, в которого больше сорока лет была влюблена красавица Маргарет.
– Нет! Сначала, я просто стал задумываться о том, что хотел бы в будущем иметь такую же семью, как у Зингеров. Быть таким же обеспеченным, как они, жить в таком же уютном и красивом доме. Чтобы неподалеку жили любимые дети. И чтобы эти дети, получившие прекрасное европейское образование, были также счастливы, создав собственные семьи. У меня ведь тоже были родители и отчий дом – в Ленинграде, на улице Чайковского. Но мои мама с папой всегда были сдержаны в чувствах, обитали в коммунальной квартире с общей кухней и туалетом на несколько семей, работали с утра до ночи, тяжело жили – денег постоянно
