— И сейчас в кармане вошь на аркане, а прижмут еще, глядишь, и она подохнет. Шесть рублей за полмесяца, через пять лет ревматизм, через десять — инвалид. Вот она, жизнь-то, какая!
— Не жизнь, а малина.
— Еще какая, — поднимая с земли топор, угрюмо проворчал крепильщик. — Умереть бы лучше, а вон поди ты, живем. — Он махнул рукой и тяжелой поступью пошел из забоя.
Полминутой раньше к выходу прошел Барклей. Указав бурильщикам, где и как готовить скважины, старик положил сумку в свободный забой и пошел на рудный двор.
Оставшиеся взялись за работу. А через минуту раздался взрыв. В забое все задрожало, сверху посыпалась порода. Лампы сильно замигали и погасли.
Чиркнув спичкой, Михаил тревожно посмотрел на товарищей:
— Что такое? Во время смены?
— Чего они рвут при людях? С ума спятили, — торопливым полушепотом спрашивал Федор, — никогда этого не было.
У входа в штрек послышались испуганные голоса:
— Ой, что делают, душегубы? Людей перекалечили! Издалека раздался крик о помощи:
— Спасите, братцы, убили! Ах, убили, братцы…
— Федя, где Федя? — спохватился Спиридон. Схватив лампу, он бросился в штрек. За ним побежали остальные.
В забоях началась паника. Люди метались из стороны в сторону, не зная толком, что случилось и что им делать.
Спиридон бросался от одного убитого к другому. Наконец он нашел Федю, навзничь лежавшего на руде. Тут же валялись обе лошади. Ноги у Спиридона подкосились.
— Сынок! Федя, родной мой… — падая на лежавшего около вагонетки мальчика, рыдая, закричал он.
Федю перенесли в забой, положили на куртку Спиридона. Михаил начал искать рану, будто это имело какое-то значение.
Совсем обезумев, Спиридон бросался из угла в угол и не переставая кричал:
— Сынок!.. Федя, Феденька!.. Сынок!
После долгих поисков Михаил, наконец, обнаружил на затылке сильную опухоль.
— Вот сюда его и трахнуло, — решил Михаил и неизвестно для чего начал сильно трясти Федину голову. Вскоре ему показалось, что мальчик тихо застонал, тогда он припал к опухшим губам ухом и стал напряженно слушать.
— Тише! — вдруг закричал он на Спиридона. — Тише!
Дышит, Жив он, дышит…
Через некоторое время паника в штреке и в забоях постепенно улеглась. Шесть человек раненых, кроме Феди, были уложены в одном месте. Возле них хлопотала группа шахтеров. Раненые нуждались в перевязке, но делать ее было нечем. Тогда трое товарищей сняли нательные рубахи, разорвали их и, как могли, перевязали раны.
В другом забое уложили убитых, их было пятеро. Среди убитых был и шахтер, который лишь несколько минут тому назад удивлялся, что при таких тяжелых условиях он все еще живет. Крепильщик лежал скрюченный, с разбитым черепом, лицо было залито кровью. Окровавленные руки вцепились в топорище так крепко, что товарищи едва смогли вынуть из них топор…
Еремей и Шапочкин встретились около завала. Валентин тревожно смотрел вверх на забитый породой штрек. Губы его что-то шептали, пальцы правой руки нервно теребили кромку капюшона.
— Работа чистая. Ни дохнуть, ни выдохнуть, — произнес, наконец, Валентин, заметив Еремея. — Поймали нас в ловушку. Крепко…
— Копать надо. Чего время терять? — отозвался Еремей. — Знамо, ловушка. Динамита, наверное, пуд не пожалели. Решили крепко забить гроб-то.
— Сколько нас здесь человек? — спросил Валентин.
— Сколько? Да поди сто. Не меньше.
— Много.
— Конечно, немало. Но это к лучшему. На народе и смерть красна.
— Много, — снова подтвердил Валентин. — Скоро задохнемся…
— Ясно, задохнемся, коли сидеть будем, — согласился Еремей.
— Вот что, Еремей, положение у нас тяжелое, но мы можем еще вырваться, если только проявим настойчивость.
— В народе, что ли, сумлеваешься? — спросил Еремей.
— Я не сомневаюсь, — ответил Валентин. — Не в этом дело. Нужно, чтобы с первого же часа порядок был и дисциплина. Вот о чем я думаю. Сам видишь, какая обстановка-то, всего можно ожидать.
— Сходку крикнуть надо. Решить, и чтобы больше ни каких, — предложил Еремей.
— Это правильно. С этого давай и начнем, — согласился Шапочкин.
— Тогда пошли к забоям, сейчас же людей собирать буду.
Вскоре в штреке загудел голос Еремея:
— На сходку! Эй! На сходку выходи, чего по углам забились, как мыши?
Угрюмые, с поникшими головами, собирались шахтеры около Шапочкина и Гандарина. Люди были ошеломлены и подавлены случившимся. А это было самое опасное.
Шапочкин с тревогой смотрел на собравшихся товарищей.
Когда шахтеры собрались, Валентин поднял над головой лампу.
— Мы должны обсудить свое положение, товарищи, — всматриваясь в бледные лица шахтеров, как только мог спокойно сказал Шапочкин. — Да и решить, что нужно делать дальше.
— А что еще делать? — послышался густой простуженный голос. — Отроют поди, што ли? Ждать надо…
— Нет, ждать нам нельзя — мягко возразил Валентин. — Неизвестно, когда нас отроют, у них там не горит. А у нас продуктов нет. Вода затапливать начнет, и дышать скоро нечем будет.
— На дядю надейся, а сам не плошай, — вмешался Еремей. — Чего сидеть будем сложа руки? У нас такие же обушки и лопаты, как и у них там. Действовать надо, нечего зря время терять.
— Знамо, надо, — послышалось из толпы. — Муторно сидеть-то будет, лучше работать давайте.
— Конечно, работать, а я что, против, што ли? — снова заговорил тот же простуженный голос. — Я только про них. Рыть, мол, поди будут.
Шапочкин опять поднял лампу:
— С нами никого из начальства нет, — продолжал он обводя шахтеров лихорадочно блестящими глазами. — А распоряжаться кому-то надо. Без этого нельзя. При таком положении нужна особая дисциплина, чтобы все делалось без отговорки.
— Так ты, Валька, скажи, что надо. Не супротив мы. Сделаем.
— Я советую избрать тройку, — предложил Валентин, — Пусть она за все отвечает и как следует командует.
Шахтеры согласились. В тройку вошли Гандарин, Шапочкин и Карпов. Старшим был избран Шапочкин.
Члены тройки тщательно обследовали завал. Вести работу по уборке обрушенной породы было опасно. Взорваны самые крестцы. Верх будет угрожать работающим постоянными обвалами. Посоветовавшись, решили начать пробивку ходка по направлению к соседнему штреку. Это значительно удлиняло работу, но давало хоть какую-то уверенность в благополучном исходе. Чтобы ускорить дело, договорились заменять работающих через каждый час. Карпова прикрепили для постоянного руководства работами на проходке.
Гандарин отобрал себе трех человек, дал им топоры, складные ножи и лампу, затем показал на убитых лошадей.
— Освежуйте и мясо разделите на сто три одинаковых части, — приказал он.
— А где же варить? И солить чем будем? — озадаченно спрашивали шахтеры.
— Языком посолишь, чем же еще больше? — сердито ответил Еремей. — При нашем положении и это хорошо. А вариться в брюхе будет.
Еремей устроил себе в одном из забоев что-то вроде навеса и, найдя карандаш, начал регистрацию.
— Подходи, — подзывал он шахтеров. — Фамилия как? Имя? — И тут же ставил в списке против фамилии палочку.
— Да неужто забыл, Еремей Петрович?
— Ничего не забыл. Знаю, Сидоркин Прокопий, по прозвищу Рыжий, — стараясь развеселить приунывших товарищей, шутил Еремей. — А спрашиваю для формы. Так всегда в порядочных местах полагается. Провиант какой есть? Выкладывай!
— Да какой же, Еремей Петрович? Вот хлеб и картошка.
— Клади сюда, — строго приказал Еремей, показывая на накрытый брезентовым плащом небольшой каменный настил.
— Да как же, Еремей Петрович! Я ведь не обедал.
Тогда Еремей еще строже спрашивал:
— Ты меня выбирал? — Шахтер подтверждал, что, действительно, выбирал. — Так что же ты, голова садовая? — напирал Еремей. — Ты думаешь, нас для чего выбирали? Клади, говорю, не наводи на грех.
Припертый к стене шахтер сдавался, лез за пазуху, вытаскивал оттуда узелок с продуктами и со вздохом клал на указанное место.
— Не горюй, — забывая строгость, успокаивал Еремей шахтера. — Свою долю получишь. Мяса еще свежего добавим, а лампу загаси и ставь вот здесь. Пока общим светом будешь пользоваться. На трое суток командир огня натянуть велел, а я что? Сказано, значит, надо сделать.
В это время Шапочкин устраивал раненых. В одном из забоев для них соорудили подвесные полки.
Так начиналась эта суровая борьба за жизнь…
Глава двадцать девятая
Слухи о взрыве в Смирновской шахте облетели завод и окрестные поселки. К шахте отовсюду бежали и ехали люди. Толпа росла с каждой минутой. Среди собравшихся было много родственников заваленных взрывом людей.
