Папахин решил пожаловаться Геверсу и Петчеру, но те отнеслись к экспериментам Жульбертона благожелательно.
— Да это же противоречит правилам ведения подземных работ! — горячился Папахин. — Я не успеваю укреплять и затрамбовывать взорванные участки. Такими экспериментами он скоро выведет шахту из строя. А сколько ненужных расходов? Это какой-то злой умысел, мистер Петчер.
— Не ваше дело, — заявил, наконец, Папахину рассерженный управляющий. — Я считаю такие эксперименты нужными, и они будут проводиться до полного изучения этого вопроса.
— Никакого вопроса здесь нет, — решительно заявил Папахин. — Обыкновенная неграмотность, а проще говоря, глупость.
Что касается Алеши, то его интересовала только одна сторона этого дела: момент запала и грохот взрыва. Во что бы то ни стало ему хотелось попробовать поджечь шнур самому, но Жулик этого не разрешал, чем каждый раз до глубины души огорчал своего маленького помощника.
— Все сам, черт полосатый, — ворчал Алеша. — Дал бы мне хоть раз грохнуть.
Иногда ему казалось, будто англичанин ведет себя здесь по-хозяйски потому, что умеет приводить в движение эти грохочущие силы. Стоит Алеше самому сделать несколько таких взрывов, как о нем сейчас же с завистью заговорят все рабочие: «Вон смотрите, это он грохочет на всю шахту».
Поджигая запальный шнур, Жулик каждый раз громко кричал:
— Беги!
Вытянув вперед руки с лампами, спотыкаясь и падая, они бежали в другой отдаленный штрек. До взрыва, как правило, проходило еще много времени, и Алеше всегда казалось, что взрыва не будет. Поэтому шум и грохот подземелий каждый раз заставал его врасплох, и Алеша нервно вздрагивал. Заслышав этот грохот, Алеша снова стремглав бежал к месту, где только что поджигали шнур. Убедившись, что взрыв, действительно, произошел, он сейчас же терял к этому интерес и продолжал безучастно исполнять свои обязанности, помогая Жулику исследовать разрушенную породу. Алеша замечал, как с каждым взрывом забои все плотнее и плотнее забивались отброшенной породой.
— Хорошо, — с довольной миной показывая на забитый забой, говорил Жульбертон. — Ошень хорошо.
Отмечая в записной книжке место взрыва, Геверс мимоходом заметил:
— Барклей тоже должен быть здесь. Жульбертон тревожно посмотрел на Геверса.
— Это приказ управляющего, — подтвердил Геверс.
— Но ведь Барклей — англичанин!
— Какая разница, — махнул рукой Геверс. — Он такой же социалист, как и эти.
Поднявшись наверх и распростившись с маркшейдером, Жульбертон сказал, чтобы Алеша днем на работу не приходил.
— Ношью, ношью ходи, — показывая куда-то вверх, приказывал Жульбертон.
Отоспавшись за день, Алеша пришел на шахту еще засветло. В проходной он справился, не приходил ли англичанин, потом зашел в контору, где неожиданно встретил Федю Зуева. Оказывается, их с отцом тоже прислали на Смирновскую.
Федю зачислили на ту самую должность, о которой в свое время мечтал Алеша — коногоном. Договорившись в первое же воскресенье поиграть в бабки, друзья разошлись: надо было торопиться каждому на свой участок.
Сегодня Алеша с Жуликом напряженно работали всю ночь. На третий горизонт только иногда заходил дежурный насосной станции. Больше там никого не было, и их никто не видел. К утру, когда все скважины были готовы, Жульбертон пошел в кладовую и притащил весь накопленный запас взрывчатых материалов.
Алеша никогда еще не видел таких зарядов. На этот раз все шесть скважин были наполнены ими. Соединив шнуры, Жульбертон тщательно запрятал их за крепь, а оставшиеся для запала кончики замазал глиной. Чтобы не потерять заряды, он сделал на стойках затесы и начал обучать Алешу находить шнуры без света. Для этой цели он уводил его во двор и без лампы посылал разыскивать шнуры. Убедившись, что тот безошибочно определяет места зарядов, Жульбертон заставил мальчика еще раз произвести уборку и не торопясь направился к выходу.
Алеша подумал, что Жулик забыл главное, и показал ему спички, но англичанин сердито замахал рукой:
— Нет! Сейчас не нужно, не нужно, — зашептал он, отталкивая от себя коробку.
Поднявшись наверх, Жульбертон усадил Алешу в поданную кошевку и увез его с собой на охоту.
Глава двадцать седьмая
Здание кордона, где останавливались выезжавшие на охоту англичане, стояло на высоком обрыве у Золотого камня.
С трех сторон кордона шумел могучий сосновый лес; с четвертой к нему прилегало красивое прозрачное озеро. Под окнами кордона берег обрывался крутой, багряного гранита стеной, образуя миниатюрную тихую бухту. Озеро здесь достигало большой глубины, почти двадцати сажен. Впереди, в нескольких верстах от кордона, из воды поднималась группа небольших каменистых островов, заросших высоким и густым лесом. Летом эти острова кишели змеями, поэтому охотники, несмотря на манящую зелень и чудесный воздух, высаживались там редко. Сейчас, занесенные снегом, эти острова блестели на зимнем солнце, как сахарные утесы.
В первый же день охоты с Жульбертоном случилась неприятная история, испортившая ему настроение. Он отправился на лыжах с дробовиком за плечами поохотиться на рябчиков, но совсем недалеко от кордона неожиданно встретил стаю волков. Было время течки. Волки в это время были особенно опасны. Вначале Жульбертон до того растерялся, что не мог двинуться с места, но вскоре чувство самосохранения взяло верх, и он, боязливо оглядываясь, кинулся бежать в противоположную сторону.
Старая волчица сделала по его следам несколько прыжков, но потом села на снег и громко заскулила. Вся стая уселась полукругом и, задрав вверх длинные морды, протяжно и страшно завыла. Подстегиваемый волчьим воем, Жульбертон стремглав бежал до самого кордона. После встречи с волками Жульбертон уже не отваживался уходить в лес; вместе с кордонщиком он целыми днями сидел около проруби и терпеливо удил знаменитых уральских окуней. Об охоте он больше не хотел и слышать.
Через неделю Петчер прислал посыльного. В записке на имя Жульбертона сообщалось, что Смирновской шахте грозит серьезный обвал.
На следующий день, за несколько минут до второй смены, Алеша с Жульбертоном сразу же, как только сошли с кошевки, пешком спустились на третий горизонт. С Жульбертоном творилось что-то неладное.
«Хватил, наверное, через край», — рассуждал Алеша, наблюдая, как у Жулика трясутся руки. Всегда бледное лицо англичанина пылало. Пряча белесые глаза, он беспрестанно бормотал что-то на своем языке. Когда сошли с лестницы, Жульбертон увел мальчика в западный штрек, потушил свет и приказал молчать. В темноте Алеша не видел, как в северный прошла вторая смена.
Когда смена скрылась в штреке, Жульбертон взял Алешу за руку, вложил в нее спички и, сбиваясь и путаясь, сказал:
— Нужно, Леша, мальшик, бегом сашигайт фютель. Скоро, скоро, беги темная сторона. Увидайть не надо.
Алеша понял: наконец-то ему разрешают поджечь шнуры. Крепко сжав в руках спички, Алеша выскочил в рудный двор и по темной стороне быстро побежал к северному штреку. Близко никого не было, его никто не видел. Отлепив глину, Алеша чиркнул спичку и поднес ее к шнурам.
На концах засверкали искры. «Теперь бежать!» — подумал Алеша и что было сил опять по той же неосвещенной стороне бросился назад.
Англичанин схватил Алешу за руку и, весь дергаясь, закричал: — Саше? Пых?!.
— Да, да, — подтвердил Алеша, — зажег, вот погоди, сейчас ахнет.
В это время в северном штреке раздался страшной силы взрыв. Все дрогнуло и загрохотало. Сильная волна воздуха чуть не свалила Алешу на землю. На голову посыпалась порода; Алеша в ужасе взглянул на Жульбертона.
Мальчик понял, что произошло.
— Дяденька! — закричал он. — Так там же могут быть люди?!
Жульбертон поднял руку — и что-то тяжелое и жгучее обрушилось на Алешу. Почва под ним поплыла, и он стремительно полетел в бездну.
Глава двадцать восьмая
Вторая смена, как всегда, спустилась на пять минут раньше второго гудка. Принять работу, закурить и перекинуться несколькими фразами с уходящей сменой — вот для чего были нужны эти пять минут. А потом шли девять часов изнурительной работы, в полумраке, под холодным, как лед, подземным капежем.
Карпов вместе с Пыхтиным, Федором и Спиридоном работали в одном забое. Закуривая, люди неторопливо переговаривались.
— Сомневается хозяин-то наш, думает, не лишку ли зарабатываем? Разжиреем еще, — подтрунивал Карпов над коренастым, сгорбленным крепильщиком.
— А как же, конечно, много, — отшучиваясь, согласился крепильщик. — Неспроста же Уркварт опять расценки снижать вздумал.
— Страсть, говорят, боится хозяин, как бы рабочие, чего доброго, досыта не наелись.
