глазами прозектора, а глазами, точнее, всей сущностью его тени.
Дом как дом – обжитый, но очень скромный. А ведь прозекторы пользовались уважением у колдунов и ведьм. Многие верили, что именно от них зависит, сможет ли душа отыскать дорогу в мир теней и не заплутать в его Юдолях, а потому щедро одаривали прозекторов, колдующих над мертвыми телами их близких. По этому дому не скажешь, что его хозяин купается в деньгах. Хотя он мог быть просто очень бережливым.
Морриган не давала покоя мысль: что будет, когда прозектор выключит свет? Что станет с его тенью? Сольется ли она с тьмой остального дома или перестанет существовать?
И если последнее, что будет с Морриган – с ее мировосприятием и с ощущением самой себя?
Впрочем, она никогда не прочь шагнуть за границы изведанного, чтобы на собственной шкуре узнать – каково там. Потому она с самого детства не боялась смерти – было до ужаса любопытно, что ждет ее в мире теней. Потому стала первой из дочерей Бадб Блэр, кого та после собственной смерти провела в Юдоль Печали.
Морриган тогда было лет девять. Некоторое время после путешествия среди духов, плачущих и молящих ее, совсем еще малышку, о спасении, Морриган мучили кошмары. Но любопытство она полностью удовлетворила.
Она дождалась момента, призванного развеять ее сомнения – лежа в кровати, прозектор коротким заклинанием усыпил сущностей света в настенных плафонах. К счастью, в ощущениях Морриган мало что изменилось. У нее все еще не было тела, а с ним – и органов чувств, и потому единственной явной переменой стала обрушившаяся на нее темнота. В ней Морриган – лишь один из лоскутов цвета ночи – и затерялась до самого утра.
Эти долгие часы были наполнены мыслями, как серебряная чаша монарха вином – до краев. Мыслей о матери и Доминике, о Клио и голубке, а еще – о новой роли сестры.
Клиодна Блэр, которая всю сознательную жизнь мечтала стать врачом и держаться как можно дальше от магии, все-таки стала ведьмой. Ее заставили. Морриган, бокор Ганджу, ее воскресивший, Барон Суббота, вливший в вены Клио силу духа Лоа. И, лишь отчасти, их загадочный отец, заронивший в младшую дочь зерно сноходческого дара. Мог ли он даже предположить, что только смерть взрастит в Клио крохотное зернышко магии, словно в черноземе?
Никто из них не мог знать.
И снова будто бег по заколдованному кругу. В голове – одна и та же мысль, которую Морриган внушала себе с того самого момента, когда обнаружила мертвое тело сестры. Воскресив Клио, она все сделала правильно. Быть слепой, оказаться невольной отступницей, видеть с помощью птицы, а не собственными глазами, променять мечту о врачевании на странную и чуждую пока магию сноходчества – это, без сомнения, серьезные испытания для Клио.
Те, что порождали невольный вопрос: Клио жива, но счастлива ли она?
Однако Морриган понимала, что другой вариант – если бы младшая сестра умерла и стала личем – куда хуже. И подозревала, что гоняемыми по кругу мыслями лишь оправдывается перед самой собой. Почему? Она не знала. Наверное, не хотела провиниться перед Клио еще больше, чем уже провинилась – когда не смогла защитить.
Когда допустила ее убийство.
Пробуждение прозектора принесло облегчение – сидеть на цепи подобно сторожевой собаке все же не так легко. Ни голода, ни жажды Морриган не ощущала, лишь фантомный зуд в несуществующих пальцах – сосредоточенное в душе, а не в теле желание хоть что-то делать и куда-то бежать. Прозектор проснулся до рассвета, затемно. Включил свет, и тень, дрогнув, оживилась. Приободрилась и заскучавшая Морриган – как разминающий лапы перед долгой прогулкой пес. Позавтракав, прозектор направился в Дом Смерти. Она неотступно – а что еще оставалось? – следовала за ним.
Морриган впервые была внутри Дома Смерти – ни духов, ни живых людей сюда не пускали. Что называется, святая святых. На каменных постаментах, уж больно напоминающих алтарь, она обнаружила пока не упокоенную Грэйнн, чье тело уже покрывали огамические знаки перехода. Увидела и семью О’Райли. А вот дальше начались сюрпризы. Среди усопших Морриган не нашла Каллисту Конноли, зато заметила седую, как лунь, старуху. Из тех, что настолько дряхлы, что лишний раз боишься к ним прикоснуться: а вдруг истончившаяся кожа под пальцами рассыплется в пыль?
Поначалу Морриган прошла мимо. В конце концов, это могла быть обыкновенная ведьма, умершая от старости. Но, обойдя алтари Дома Смерти несколько раз, вернулась. Скептично оглядела старуху. Не могла ведь она оказаться Каллистой, еще совсем недавно юной и полной сил?
Бирка на ее ноге говорила, что очень даже могла.
Морриган напомнила себе, что с недавних пор живет в Пропасти, где существуют ведьмы едва ли не всех мастей. Еще и этот уверенный тон Лилианы, новоявленной главы Дома Конноли, и слово «она» по отношению к убийце Каллисты… Например, той, что подвластны подобные чары (хотя, вернее назвать их проклятиями), способные состарить человека в считанные мгновения.
Кладбищенской ведьме.
Многие полуночные колдуны убивали, вытягивая из людей магическую или жизненную энергию. Но только кладбищенские ведьмы могли сделать это, в буквальном смысле высосав из своей жертвы жизнь. Ее они забирали себе в надежде хоть немного продлить ускользающую молодость. А жертва старела прямо на глазах, будто для нее одной стрелки на часах мироздания – или само колесо времени – раскручивались со сверхъестественной скоростью.
Однако в Доме Адае кладбищенских ведьм нет, это Морриган знала наверняка – внимательно изучила его адгерентов. Они вообще слыли на редкость свободолюбивыми ведьмами и почти никогда не присоединялись к Высоким Домам. Что, вероятно, не помешало одной из них убить леди Высокого Дома.
Не стоило сбрасывать со счетов и их бессменную жутковатую предводительницу. Поговаривали, она стара, как мир, и тем и спасается, что регулярно пьет жизненную силу у тех, кого заманивает в ловушку. Другие твердили, что она пожирает человеческую плоть, и дом ее на костях построен. У нее было множество имен, но ни одного ирландского: Гадра, Ягишна, Ягая или Яга.
Тогда становился ясен страх младшей Конноли за мать, которая решила противостоять кладбищенской ведьме. Морриган мысленно застонала, даже изжога появилась в несуществующем животе. Ягая – последний человек (а по слухам, и не человек вовсе), с кем бы ей хотелось враждовать.
Потягаться с ней в силе могла разве что Леди Ворон – в том случае, если слагаемые о них обеих легенды правдивы.
Правда, Доминик прежде утверждал, что Ягая им не враг: она не только не выказывала стремления
