— Умница! У нас пока еще душу подругам изливают, дешево и сердито!
— Машка, мне уже легче стало, — удивленно проговорила она. — Бог ты мой, как Москва-то изменилась, какое освещение, реклама…
— Мы вот завтра с тобой погуляем, то ли ты еще запоешь. Хотя жара несусветная… Но что-нибудь придумаем. Завтра суббота, движения такого не будет, мы на машине с кондиционером поездим.
— Маш, а у тебя поесть что-нибудь найдется, — в самолете такой гадостью кормили…
— Окрошку будешь?
— Не может быть!
— Может, может…
* * *
Приняв душ и надев на себя только майки, мы уселись на кухне и принялись за окрошку.
— Ой, как вкусно… Сто лет окрошки не ела! Я думала, мы с тобой выпьем, привезла две бутылки виски, в дьюти-фри купила… Но такая жара…
— Я, Галка, виски не пью, с души воротит. Но у меня есть водка, можем выпить по рюмке за встречу, не развалимся.
— Это точно! Давай!
Мы выпили по две рюмки, а больше не хотелось. Жарко.
— Ну, Галка, что там у тебя?
И она поведала мне весьма банальную историю о том, как совершенно случайно обнаружила, что муж ей изменяет с молоденькой соседкой. Но подобные истории кажутся банальными только посторонним, для жертвы это всегда новая и невиданная трагедия. Во всяком случае, Галка воспринимала это именно так. Она обожала своего Матвея, поехала с, ним в Канаду, хотя вовсе не хотела уезжать, а он…
— А он такой же козел, как все мужики. Не огорчайся, поблядует и перестанет. Только не устраивай скандалов.
— Это я понимаю… Я даже виду не подала, что знаю.
— А он не удивился, что ты вдруг в Москву собралась?
— Обрадовался, — горестно вздохнула Галка. — На свободе погулять охота.
Мы еще долго обсуждали Матвея, Галка рассказала, как они трудно входили в новую жизнь, но теперь, казалось бы, все устроилось, дочка вышла замуж, Матвей работает в крупной фирме, производящей телеаппаратуру, а она сама преподает русскую историю в университете… И вдруг молоденькая красотка, поселившаяся неподалеку… Я всем сердцем сочувствовала ей. Неожиданно она спросила:
— Машка, дарлинг, я совсем забыла… Ты получила наше письмо и блузку?
— Да, конечно, спасибо огромное. Как раз ко дню рождения. Вернее, на следующий день.
— Постой, у тебя день рождения двадцать второго декабря?
— Да.
— Странно… Столько времени прошло… А скажи, какой мужик потрясающий?
— Да уж, потряс меня до основания!
— Боже, у вас с ним что-то было?
— Было… — И я все ей рассказала.
— Ничего себе… Но, честно говоря, я так и думала, что у вас получится.
— Ничего не получилось, Галочка. Ничего.
— Это еще не факт!
— Факт, факт.
— Понимаешь, как было дело… Обычно никто не соглашается брать посылки, а тут Матвей привел этого Макса к нам, ну, я стала его уговаривать, он, правда, особенно не сопротивлялся, но я для убедительности показала ему твою фотографию — помнишь, ты мне лет пять назад присылала?
— Не помню.
— Ты там еще снята с корзинкой яблок, очень удачный снимок! Ну я ему говорю: «Смотрите, какая красотка!! Просто грех не отвезти подарочек такой женщине!» Он так долго смотрел на фотографию, что я даже удивилась, и потом сразу согласился. Только я не понимаю, почему он столько времени не отдавал тебе посылку. Странно.
— Действительно… Он вообще-то обязательный, насколько я успела его узнать. Впрочем, мало ли что, может, заболел. Ой, Галка, кстати о болезни: тут со мной еще история приключилась…
И я поведала ей о таинственном незнакомце.
Она страшно заинтересовалась.
— Попов, говоришь?
— Попов. Но я такого не знаю.
— И никакой это не Попов! — заявила она.
— Это и ежу понятно. Но кто? Ума не приложу. Вообще, мне это жутко надоело. К Первому мая опять прислал букет и конфеты. Ну не козел этот тип, скажи?
— Не знаю, не знаю… Есть у меня одно подозрение…
— Какое?
— Ты не помнишь, в каких числах это было?
— Дай сообразить… Ну где-то числа седьмого-восьмого декабря.
— Точно! Это Макс!
— Макс? Что за бред, Галка? Макс объявился двадцать второго. Вечером он позвонил, а утром мы встретились… Да и как он попал в квартиру? И с какой стати он стал бы все это делать? А главное, почему ж он потом-то не признался? Нет, этого не может быть. Тем более зачем он сейчас продолжает присылать эти дары?
— Любит, наверное…
— Мог бы как-то иначе проявить свою любовь. Нет, это чушь!
— Ничего не чушь! Машка, больше просто некому! — воодушевилась Галка. — Он же буквально глаз оторвать не мог от твоей карточки.
— Ну и что?
— Вот, напряги воображение. Я так это вижу… Ты же сама говоришь, что ничего не помнишь. Допустим, он тебе позвонил, ты была еще в сознании и дала ему адрес. Он приехал, ты ему из последних сил открыла… Может такое быть?
— Вряд ли, но вообще-то все бывает. Ты представляешь, в каком виде я ему открыла?
— Не имеет значения! Ты уже запала ему в душу, и вдруг он видит одинокую женщину, в тяжелом состоянии, может, ты сознание потеряла или еще что-нибудь.
— Еще что-нибудь потеряла? — засмеялась я. — Разве что невинность, но это со мной случилось гораздо раньше.
— Ты зря смеешься, дарлинг, думаю, что я права… И, кстати, могу завтра же все выяснить!
— Как?
— Позвоню ему! Он мне оставил все свои координаты.
— Не надо!
— Ладно, погоди, дай развить мысль.
— Развивай!
— Значит так, он приходит и видит, что ты в самом плачевном состоянии, одна-одинешенька, у тебя жуткий жар… Или… Машка, слушай, а у тебя случайно нет привычки оставлять ключи в замке снаружи?
— Снаружи? Сколько раз оставляла.
— Ну, вот видишь!
— Но я уже не первый день была больна…
В который уж раз я припомнила начало болезни.
— Галка, слушай… Я, кажется, ходила вниз, за почтой…
— Ага, значит могла запросто оставить ключи в дверях! — с торжеством закричала Галка. — Тебе еще повезло, что тебя не убили и не ограбили.
— Да, тогда полоса везения уже началась, — задумчиво проговорила я. — Ну, допустим, оказал он мне первую помощь… Но цветы, конфеты, еловая веточка, полный холодильник деликатесов — согласись, это уж как-то чересчур. Да еще и стирка!
Теперь задумалась Галка.
— А что тут такого? Представь себе, он оказал тебе, как ты выражаешься, первую помощь, увидел, что ты больная, потная, в грязной рубашке…
— Ужас какой!
— Ну, он тебя переодел, перестелил постель и решил сунуть грязное белье в машину, а пока она стирает, смотался за продуктами, а заодно и цветы купил… Ой, Машка, это точно Макс!
— Но в таком случае почему он не оставил твою посылку и письмо?
— Как ты не понимаешь? Чтобы потом появиться как ни в чем не бывало, когда ты поправишься. Да, чем больше я думаю, тем больше уверена…
— Но тогда почему же он не признался?
— Он же сделал это сгоряча, импульсивно. А потом, может, ему стало неудобно, он все-таки был не очень-то скромен, если переодевал тебя.
— Ну, у нас одно время были такие отношения, что подобная мелочь уже не могла его смутить.
— Если хочешь знать, его мог смутить собственный романтический порыв.
— А зачем же он это продолжает? Даже теперь?
— Заигрался. И еще ему, наверное, приятно, что он хоть как-то с тобой связан…
— Да ну, Галка, это уж какая-то неземная любовь получается. Непохоже. И потом, почему Попов?
— А если б он назвался Ивановым или Сидоровым, тебе бы легче было? Нет, точно, я ему завтра позвоню и потребую ответа!
— Под каким предлогом?
— Без предлога. Скажу, что тебе это надоело. И вообще… Ой, Машка, все, я испеклась… Спать хочу, умираю… Большая же разница во времени, в Канаде сейчас вечер…
Галка легла и мгновенно уснула. А ко мне сон не шел. Галкины подозрения не оставили меня равнодушной. А что, может, и в самом деле это был Макс? Надо вспомнить все детально. Он позвонил вечером и в первый момент хотел заехать ко мне, а потом почему-то передумал и назначил встречу на улице. А почему передумал? Бог его знает. Возможно, боялся показать, что как-то ориентируется в моей квартире. Но так или иначе, а это мне и тогда показалось странным. Дальше… Встречу он назначил в двух шагах от моего дома. И как-то уж очень быстро начал за мной ухаживать. Впрочем, мне он тоже сразу глянулся… И еще у него был немного удивленный вид… Это понятно: если таинственным незнакомцем был он, то запомнил меня с длинными волосами, а тут я явилась стриженой. Он потом еще спросил, давно ли я постриглась, что-то плел насчет манеры встряхивать волосами… Похоже, очень похоже… Вот, правда, перед Новым годом, когда он заехал вручить мне подарок — радиотелефон, он спросил, откуда хризантемы. Но это же ровным счетом ничего не значит. А если это и вправду был Макс, зачем же он продолжает эту игру? Любит меня? Странно… более чем странно, но… Похоже! Очень похоже! Макс все-таки еще из поколения романтиков. Походы, песни у костра… Недаром же я в какой-то момент решила, что это дело рук Кости. Я вполне могла себе представить, что Костя способен на такие шутки, а они ведь из одной компании… И все равно глупо! Что, впрочем, неудивительно, они ведь все козлы. Макс, козлик мой… Господи, как один уменьшительный суффикс может коренным образом изменить все. Козел — очень грубое, злое слово, а козлик — нежное, нисколечки не обидное… Да, это как дурак и дурачок… Нет, лучше: дурачок имеет и ласковое и презрительное значение — деревенский дурачок… А козлик — просто ласковое слово. Козлик мой…
