один пункт из списка того, что нужно успеть за жизнь. Он любил рассказывать о будущих путешествиях так, как будто они уже позади. Мечтал проехать на паровозе от речных ущелий замбийского Национального парка Лоуер Замбези до Моста водопада Виктория, и надеялся еще до появления детей подняться к Мачу-Пикчу, поплавать с пингвинами у Галапагосских островов и полюбоваться северным сиянием из стеклянной иглу. Но сначала они отправятся в отложенный медовый месяц к пещере с ее именем.
Едва закончив разговор с медсестрой, она воображает, как едет в больницу и кружит вокруг главного здания. Паркуется под амбровым деревом у ворот. В обычные времена улица служила проходом к вестибюлю, где посетители регистрировались, прежде чем сориентироваться в больничном лабиринте. Накануне она сдала его с другой стороны здания, у приемного покоя реанимации. Два человека, похожие на космонавтов в скафандрах, вкатили его внутрь. Тогда он еще дышал самостоятельно и даже, повернув голову, помахал ей. Не на прощание. Иди уже, словно говорил он, хотя лицо прикрывала маска, а затемненные ночной усталостью глаза – запотевшие очки, как у летчика. За тобой выстроилась длинная очередь.
Теперь она пытается представить, где именно он находится, на каком этаже, в какой палате. Ночная медсестра вряд ли скажет, чтобы она – и другие – не начали штурмовать больницу и бегать по этажам, желая подержать за руку любимых. Ваш муж в надежных руках, лишь уверяет сестра.
– Я знаю, – говорит Мари-Жанна почти его интонациями. – Я знаю, вы делаете все возможное.
Она думает о том, что сегодня вечером опять проиграет ему по телефону его любимые песни Нины Симон. Вчера она ставила «Дикий ветер» шестнадцать раз – по количеству недель их брака. На свадьбе во время их первого танца все ждали какой-нибудь выходки, интерлюдии в стиле хип-хоп, ждали, что меланхоличный джаз прервется его ужасным брейк-дансом, но они протанцевали все семь минут концертной записи щекой к щеке. Твой поцелуй. Так начнется жизнь моя. Ты моя весна. Все для меня. Ты же знаешь, что ты жизнь.
Она могла бы перезвонить и попросить сестер поставить песню прямо сейчас, но днем медперсонал, наверно, очень занят. Слова и мелодию могут заглушить торопливые движения и беготня к попискивающим аппаратам. Да и расслабиться от кошмаров им нужнее всего вечером.
Мари-Жанна не осознает, что задремала, пока не звонит телефон, и она резко выхватывает его из складок желтого пухового одеяла, стряхивая сон с глаз. Она слышит креольские новости по радио, которое всегда включено в квартире родителей, и те благодарят ее за доставку продуктов. На вопрос, как дела у зятя, она отвечает:
– Без изменений.
Когда звонят его родители, Мари-Жанна спрашивает, подсоединить ли их, когда она вечером будет с ним говорить. Они могут рассказать ему какую-нибудь историю, сказку или семейный анекдот, напомнить о том, что он любил, чем дорожил в детстве.
– Чтобы у него была причина к нам вернуться, – подытоживает свекровь ее бормотание.
– Но ведь дело не только в его желаниях, – перебивает отец.
Голос звучит издалека, будто из другого измерения, будто он находится в другом пространстве, а не прямо у телефона жены.
– Я знаю, он хочет к нам вернуться, – говорит свекровь. – Мы все время молимся. Я знаю, он хочет.
Сейчас идут похороны близкого друга, говорит отец. Она не может помочь им подключиться онлайн – услуга, предоставляемая «павшим»? Он произносит «павшим» настолько осязаемо, что Мари-Жанна сначала думает, будто кто-то поскользнулся в ванной или упал с лестницы.
– Мы получили адрес и пароль, – уточняет свекровь.
Она посылает Мари-Жанне СМС с адресом, паролем и инструкциями, и той кое-как удается подсоединить их ноутбук к трансляции похорон. Прежде чем закончить разговор, Мари-Жанна слышит, как свекровь спрашивает у мужа:
– Тебе хорошо видно?
Воспользовавшись ссылкой, Мари-Жанна тоже подключается к видео. Камера, судя по всему, расположена в верхнем углу часовни при похоронном бюро. Это парные похороны супругов, они прожили вместе сорок пять лет и умерли друг за другом, в три дня. Они были на ее свадьбе. Внесли двести долларов в свадебный котел. Одни из самых старых друзей его родителей. Три дочери усопших, их мужья и четверо старших внуков сидят на стульях, расставленных в шахматном порядке. Два гроба покрыты одинаковым красным бархатом. До того как появляется звук, Мари-Жанна проводит по экрану.
Пещера, ее тезка, тянется на три мили в длину, ей больше миллиона лет. Он говорил, что в первом, двухъярусном зале дно серовато-желтого цвета. Дальше залы со сталактитами в форме Девы Марии и свадебных тортов. В одном из самых глубоких и темных залов, который спелеологи назвали Бездной, слышно эхо биения сердца.
Сегодня она может пересказать ему все его рассказы о пещерах. А еще напомнить, как в начале их знакомства, когда она еще не чувствовала уверенности в своей готовности «нырнуть с головой», он попросил ее выбрать что-то одно, связанное с ним, и на какое-то время сосредоточиться на нем, – одно-единственное, что может заставить ее забыть обо всем на свете. Сегодня это одно – пещеры. Завтра, может, будет Нина Симон. Опять. А послезавтра его жест, как он кивает, говоря о том, что любит, или ее умение предсказать следующее его движение, когда она смотрит ему прямо в глаза сквозь старомодные очки.
Снова звонит телефон, и она машинально тянется к нему, пока не догадываясь о значении жеста. Медсестра, еще недавно старавшаяся звучать бодро, теперь тщательно подбирает слова.
– Я хотела сказать раньше. На истории болезни вашего мужа несколько слов, предназначенных для вас. Может, вы уже знаете.
В ожидании более страшных известий Мари-Жанна отвечает «нет» так тихо, что вынуждена повторить.
– Хотите, я вам прочту? – спрашивает медсестра.
Мари-Жанна делает паузу, намеренно тянет время: если есть и другие новости, пусть чуть-чуть подождут.
Неважно, какие слова, она не хочет, чтобы их произносил чужой голос.
Это она точно знает. Она хочет, чтобы он сам прочел их, а еще лучше – сказал.
– Я могу переслать вам скриншот, – говорит медсестра. – Их уже сохранили.
– Пожалуйста, – отвечает Мари-Жанна.
Когда через несколько секунд новое электронное письмо появляется в телефоне, она, еще не открыв его, знает, какие там будут слова. На простом белом листе бумаги Рей написал: «Мари-Жанна, дикий ветер».
Буквы как будто нацарапаны в спешке, дрожащей рукой. «Мари-Жанна» написано прямо, но остальное сползает вниз; по форме, по размеру одна буква хуже другой, она даже не уверена до конца – последнее слово действительно «ветер»?
Она помнит, как однажды он сказал ей: в пещере Мари-Жанна звуки обретают вес и катятся волнами, достаточно сильными, чтобы треснул наиболее хрупкий карст. Она представляет, как стоит в самой глубине пещеры, в Бездне, и опять слышит, что он шепчет ей в ухо во время их свадебного
