посмотрим. Хозяину же пока: систематизируем архив, отбираем самое жаренное. Думаю, проглотит, ибо специалистов, в совершенстве владеющих русским, раз-два и обчелся».
Вскоре «Вольво» Мунира Аббаса подкатило к штаб-квартире службы безопасности. Ловко выскочивший из авто водитель-охранник распахнул заднюю дверцу, на начальство преданно глядя. Меж тем босс покидать пригретое место не торопился, будто прибытие прозевал.
Его, по обыкновению не способного бурные эмоции, буквально захватило открытие: «черный» архив русских заговорщиков настолько уникален, что многие на Западе выложили бы миллионы, дабы одну-две странички из тех анналов без воды сжевать. Общая же стоимость информационного банка – непредсказуема. Так что тот, кто частным порядком им завладеет, место в списке «Форбс» застолбит. Разумеется, в анонимной номинации. Окажись тот под огнями юпитеров, его жизнь не будет стоить и ломаного гроша.
Спустя секунду-другую Аббас пришел в движение: медленно, в полном отрешении, вылез из автомобиля и зашагал к служебному входу, несмотря на сильный ветер, даже плаща не застегнув. Полы распахнулись, галстук закинуло за спину, но глава службы неудобства гардероба невозмутимо сносил. Лишь ускорил шаг, испытывая редкое озарение.
Глава 15
7 января 1991 г. 10:30 Берлин
Кирилл Фурсов, точно приемщик прокатных авто, придирчиво изучал незнакомое ему жилище – пятикомнатную виллу во Фрондау, престижном районе Западного Берлина. Лицо, спина, просунутые в карманы руки напряжены, выдавая полную мобилизацию, если не опаску. Между тем Фурсов в этих стенах – званый гость, коего в зале дожидается группа весьма почтенных граждан, принимающая сторона.
Объявился он здесь только что, высадившись из «Волги» с советскими военными номерами, мелькнувшими на днях на Унтер-ден-Линден. Однако, в отличие от позавчерашней ночи, «Волга» не исчезла – припаркована с работающим двигателем у ворот. За рулем – смахивающий скорее на охранника, нежели на водителя, увалень лет тридцати пяти. Напряжен не менее осторожничающего визитера – не сводит глаз с парадного крыльца. Как бы не свернул шею… При этом в авто он не один, на заднем сиденье – небрежно одетый господин средних лет, с интересом осматривающий добротной застройки окрестности.
Изучив коридор, кухню, кабинет, спальни, Фурсов вернулся в зал, но, как и на пороге виллы, не произнес ни слова. Зато расщедрился новым жестом – махнул своему единственному знакомому, Биренбойму, головой: отойдем, мол. Прежде же, едва объявившись, пожал ему руку.
– Где мы? – сквозь зубы процедил московский эмиссар, как только проник с Биренбоймом на кухню.
– Евреи везде, в Западном Берлине тоже… – сострил серый кардинал «Моссада», вначале хмыкнув.
– Заметил, хотя бы по семисвечнику в трюмо… – изумил знанием атрибутов иудаизма Фурсов – посланец страны, до недавних пор гноившей религиозные культы без разбору.
– Тем более, нечего опасаться, коль квартира не конспиративная или случайный притон, – присвистнув, ответствовал Биренбойм, – а в отсутствии видеокамер убедились…
– Вы же понимаете… каждый стык простукал… – ворчал, не желая прощаться с призраками шпиономании Фурсов. – Эти четверо – из ранее заявленных?
– А вы не видите?! – вспылил «Реактивный Дорон». – С вашим головорезом за рулем – уж точно ничего общего! Убрали бы его куда подальше. Это же немцы. Заметив малейший перекос, любой сосед настучит. Мы в доме кантора берлинской хоральной синагоги, временно отсутствующего. В этом оазисе благополучия таких громил, как ваш, сроду не видели. Да и «Волга» с военными номерами в Западном Берлине ни к месту.
– Э-э, с подбором эпитетов аккуратнее… – предостерег Фурсов, извлекая наконец руки из карманов. Сложил на груди.
Тут Биренбойм, обуянный, видно, духом противоречий, сам забурился в карманы, нахлобучившись. Тем временем московский парламентер оттолкнулся от разделочного стола, который на пару с моссадовцем подпирал, стал прохаживаться в задумчивости, будто берет тайм-аут или сбивает градус вспыхнувшей на пустом месте перебранки. Пусть не совсем чтобы… Вскоре, однако, подал голос:
– Так с чего начнем?
– С гарантий, – мгновенно откликнулся Биренбойм, казалось, извлекая домашнюю заготовку. – Только прежде уберите мордоворота. Уму непостижимо, как прокололись, принимая в расчет, что проблема конспирации для вас – более, чем актуальна. Да, кто этот в «Волге» второй, с виду, потомственный холостяк? На нем «мозговая команда» исчерпывается?
Тирада застала Фурсова спиной к обличителю – по инерции он сделал еще один шаг и замер. Спина, будто резко укрупнилась, умаляя прочие члены и передавая угрозу. Биренбойм часто заморгал, после чего распрямился, медленно вынимая из карманов брюк руки. Лицо чуть раздалось, обретая виноватую мину. Рука дернулась, будто в извинении, но увяла – Фурсов так и не повернулся. Поморщившись, «Реактивный Дорон» молвил: «Простите, зовут вас как»? Но, сообразив, что нарушает негласный кодекс разведки, к извечной людской ноше отослал: «В общем, давайте работать».
– Звать как? – озадачился Фурсов, явив свой фасад, причем совершенно мирный. Чуть подумав, указал на словарь имен собственных, не оговорив меж тем язык: – Как вам заблагорассудится… Вас же буду величать Наум, по имени, как вы выразились, «живой телеграммы».
– Тогда лучше Нахум. Наум – русифицированная версия этого древнееврейского имени, – блюл языковые нюансы Биренбойм.
– Нахум так Нахум. Все же лучше, чем на… – Фурсов осекся, ни интонацией, ни бесстрастным лицом аллюзий не передавая. Но тут, будто нечто вспомнив, продолжил: – А «потомственный холостяк» – изобретатель «изделия», доктор медицинских и кандидат технических наук. За себя самого и всех прочих сразу, разумеется, при моем активном содействии…
Вскоре «Волга» исчезла из поля зрения, высадив последнего, оказалось, совсем не «холостого» пассажира. Вместе с Фурсовым, тот оправился в самый поющий в округе дом.
Обосновавшись в кабинете, Биренбойм и Фурсов воровато посматривали друг на друга, представляя собой весьма схожий, должно быть, смимикрировавший психотип. Ведь москвич, явный нордический характер, резкими колебаниями умонастроения прежде не отличался, сейчас, однако, не мог завязать тянущийся к нему склизкими щупальцами разговор.
Грубо срубленное лицо Фурсова разбилось на мелкие островки конфликтующих мыслишек, да и сам имидж – знающего себе цену полпреда всесильной структуры – рассредоточился, если не потек: он ерзал, явно не находя себе места.
Тем временем Биренбойм, казалось, вел суетливые расчеты. Правда, как цифирь, так и система измерений, понятное дело, не просматривались.
Тут «Реактивный Дорон», порывисто выкинув руку, обратился:
– Итак, гарантии, Константин.
Кирилл Фурсов сощурился, будто не расслышал фразу. На самом деле не мог пристроить в смысловом ряду «Константин», кем был наречен без уведомлений. Наконец, разобравшись, заявил с вымученной улыбкой:
– Константа – неплохая основа для сотрудничества. Только… – он прервался, уставившись исподлобья на визави, – что подразумевается под гарантиями? Какая-то новая, неучтенная в протоколе о намерениях обструкция?
Биренбойм покачал в недоумении головой, после чего с легкой иронией взглянул на визави. Выставив два пальца, принялся отчитывать:
– Почему-то не верится, что у вас нелады с памятью. Вы сами позавчера их упомянули… Да и как без них, когда на всех люках почина мертвая пломба Москвы? – Биренбойм осклабился, уточнив: – Разумеется, Москва – не более чем географический указатель…
– Ладно, бог с
