спал. Однако, не в пример изведенному кровавыми мальчиками «Старику», его не мучили кошмары, кокс воспаленного подсознания. Биренбойм обретался в яви, ощущая каждую частичку самого себя и до мельчайших оттенков эмоций – постигшую его трагедию: неоперабельную раковую опухоль, разлагающую тело. Эрудиция, воля, дивная подвижность мышления сложили крылья, бросив «Реактивного Дорона» на съедение недугу, хоть и не идентифицированного никем…
Утром, при общем сборе, он сидел в зале, замкнувшись, порой подтягивая сползающие с сильно похудевшей талии штаны. Выслушав заключение консилиума, потянулся к телефону. Дождавшись соединения, произнес:
– Мы покупаем. Как с «Битлз»?
– Через два часа. На оговоренном месте, – ответствовал абонент.
В 13:00 Биренбойм и Фурсов вышли из адвокатского офиса «Фогель и партнеры», скрепив подписями контракт, состоявший из сплошных условных обозначений: «регион А», «сторона Юг», сторона «Север», «изделие N», т.д. Осмотревшись, стали черепашьим шагом прогуливаться по Костанцерштрассе. При этом гасил шаг один Фурсов, подлаживаясь под Биренбойма, еле волочившего ноги.
– С этой минуты мы в одной лодке, Костя, – заговорил сквозь учащенное дыхание утерявший «пробу» «Золотой Дорон», внешне – хронически больной.
– Самой собой… – пожал плечами Фурсов.
– Тогда «изделие» в виде ручки не пойдет, – огрел безапелляционным тоном Биренбойм.
– Что значит? Вы серьезно? – Фурсов остановился.
– Ручка, как бы это поточнее… своей конфигурацией отсылает к оружию – что к колющему, что к прочему… Кроме того, являясь оболочкой «изделия», должна быть направлена на цель, чего не утаить от ведущейся на любом официальном приеме видеосъемки. Казалось бы, в ту секунду, когда посол нажмет на колпачок, он меня больше не интересует, ведь желаемое достигнуто. Только… вся загвоздка в том, чтобы именно нажал, а не смалодушничал… Так вот, наш каркас «изделия», в виде заколки для галстука, в несопоставимом выигрыше – натурально списывает любой жест-паразит, будь то случайное пальпирование грудной клетки или упорядочивание гардероба. Таким образом заколка для посла – психологическая подушка, убаюкивающая от разоблачения. Зная, что изделие «детонируется» безобидным контактом, ему проще решиться. Резко возрастают шансы сухим выйти из воды…
– Веско, ничего не скажешь, – дождавшись паузы, согласился с доводами москвич. – Только к чему весь сказ? Убедиться в вашем даре рассказчика или я перебил, не дослушав? И у вас в заначке супертехнология, делающая системы F-15 в «Мигов» взаимозаменяемыми, причем в считанные часы? Разумеется, покрывающая и наш с вами случай…
Тут Биренбойм заметил вывеску бара и кивком пригласил Фурсова поменять маршрут. Чекист молча повиновался, но, пока им не подали напитки, москвичу – виски, а тель-авивцу – лимонный сок, хмурился, источая между тем скорее озабоченность, нежели разочарование. Жадно отпив, моссадовец, наконец, откликнулся:
– Разумеется, если проблема технически не разрешима, я свое предложение снимаю и Посувалюку вручат то, что есть, то есть, ручку. В нашей ситуации – не перебирать… – Худосочная улыбка Биренбойм утонула в его белом, как полотно, лице. – Только тогда вас придется выводить на координатора или Розенберга напрямую, что по ряду причин нежелательно. Основная из них: рука КГБ в Багдадском проекте, в глазах координатора, обнажится…
– Подождите, а как иначе? – всполошился Фурсов. – Как «изделие» с инструкцией к инженеру попадет, заменяя прежний комплект?
– Позвольте прежде закончить, Костя, – упрекнул Биренбойм. – Видите ли, координатор может заподозрить, что операция «Моссада» дезавуирована и, оседлав источник связи, Москва его пользует в своих целях. Следует учесть, что парень – специалист экстра-класса, чья привилегия – не оглядываться на команды центра, посчитай он их неуместными или не отвечающими моменту. Он давно функционирует в автономном режиме. Мы для него, скорее, центр техобслуживания, нежели командный пункт. С момента, когда Черепанов не вышел на связь, координатор – отмобилизован до предела. Знаете же, с какой легкостью он разгадал подстроенную ловушку в ГКЭС. Вашего мелкого промаха хватило. Убежден, что сглаженная реакция «Моссада» лишь подкинула поленьев в очаг его подозрений. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов и моральный фактор. До недавних пор СССР – заклятый враг Израиля, рьяно поддерживавший арабский террор. Посвяти я его в суть сделки, заключенной за его спиной, может взбунтоваться, посчитав компромисс предательством национальных интересов.
– Так что вы предлагаете? – Московский парламентер наморщил лоб. Никогда прежде он не распутывал столь каверзный клубок техпараметров, будучи внедренным в операцию без подготовки, с наскоку.
– Решение, как ни диво, банально, оно – на поверхности. – Биренбойм чуть понизил голос. – Вы подмените «изделие» с инструкцией на таможне. Поскольку досмотр в СССР не формальность, выемка чемодана – привычная, психологически ожидаемая мера. Учтите, я сознательно жертвую нашим изобретением, понимая, что его скопируют, прежде чем вернуть законному владельцу…
Фурсов задумался и не угадывалось, какой из фрагментов пассажа занимает его взлохмаченный разум. Он потянулся к стакану и одним махом оставшуюся порцию скотча допил. Чуть напыжился, облизал губы.
– Ну что ж, разумно, – принял позицию стороны «Юг» он. – Но что бы я не планировал, так это возврат «изделия». В нынешнем разброде – до того ли? Инструкцию лучше обсудим.
– Впрямь, второстепенная деталь, – размышлял вслух Биренбойм, – точно сбор отстрелянных гильз на вражеской территории. Ну а инструкция… – моссадовец вытащил из внутреннего кармана книжку, – вот она. Разумеется, в нашей редакции…
Фурсов настороженно рассматривал лежащую на столе «Экспансию» Юлиана Семенова, явно не намереваясь брать книгу в руки. Казалось, страшится подвоха. Вскоре он вперил в моссадовца полный осуждения взгляд, читавшийся: нашел место, умник…
– Костя, если ваш сеанс «принюхивания» затянется, то бармен как пить дать посчитает, что внутри пластид или упаковка героина. – Биренбойм решительно придвинул книжку к визави.
Фурсов нехотя повиновался – убрал «патент» на сиденье, прежде изучив его тыльную сторону. Вялым жестом зазвал к комментариям.
Лик Биренбойма изменился – потливую бледность раскрасила стариковская желтизна, подсказывая, что невидимая хворь наступает. Тут из подвешенного над стойкой бара телевизора, где раскручивалась катушка новостей, донеслись звуки сирены. Тель-авивец резко перевел взгляд на экран, запечатлевая прибытие скорой помощи к месту аварии. Он как-то по-бабьи обмяк, склоняясь и вываливая стекленеющие орбиты глаз. Казалось, Дорон вот-вот грохнется головой о стол. Меж тем над стаканом с соком он замер, будто центр равновесия в этой точке проснулся.
– Нахум, – тихо окликнул «Пейзанскую башню» Фурсов. Не дождавшись реакции, повысил голос: – Нахум, что с вами?
Биренбойм сохранял прежний профиль, даже не моргая. Чекист отодвинул стакан, после чего юрким маневром поменял сиденье. Обняв соседа, прижал к своему плечу. Шепнул на ухо:
– Сердце?
Биренбойм, наконец, пришел в движение – помотал головой. Попытался нечто молвить, но лишь судорожно повел челюстью. Все же вскоре озвучил:
– Нервный шок, пройдет…
– Тогда вам лучше выпить, – сориентировался целитель вдвойне народной медицины. – Бармен, еще скотч!
– Отдав вам книгу, я пожертвовал еще одной разработкой. – Биренбойм вытирал платком проступившие от виски слезы. – Не думаю, что она особо оригинальна, тем не менее, доказала свою эффективность – как носитель информации – в обход барьеров закрытого
