И вот, сидя на скамейке у памятника Вампилову, я задыхалась от переполнявших меня чувств. Ну не смешно ли: мы побывали во многих странах и городах, а в качестве отправной точки своей новой жизни я выбрала Байкал.
Он был поистине необъятен, величествен и… будто бы грозен. От воды тянуло прохладой, ветер с силой трепал мои волосы, солнце слепило глаза, полные слёз — то ли от яркого света, то ли от переизбытка чувств. Не знаю, сколько я просидела так, ловя свою нирвану. Это было очень похоже на счастье… больнючее, острое, но счастье.
Потом повернула назад, доехав в обратном направлении почти до самого города, чтобы вывернуться на нужную мне дорогу. Вообще, ехать до озера вдоль Ангары мне было совсем не с руки и, честно говоря, это решение увеличило время, проведённое в пути, на несколько часов, но я ни о чём не жалела. Просто знала, что мне нужно увидеть Байкал как можно скорее, словно для проверки себя — правильный ли выбор я сделала. Как оказалось — да.
Правда, позднее выяснилось, что упущенное с утра время сыграло со мной злую шутку. Хорошая дорога закончилась где-то в районе Ольхонской переправы, где мне пришлось свернуть с основного тракта. Грунтовая насыпь, недавно прошедший дождь и быстро сгущающиеся сумерки. Машина скрипела, стонала, шкрябая брюхом, с рычанием выбираясь из очередной ямы. И пусть посадка авто была отнюдь не низкой, я десять раз успела пожалеть о том, что при расставании не оттяпала у Нечаева его внедорожник.
Интернет ловил через раз, радио хрипело, пропадая через каждые десять метров. Счастье моё больше не казалось мне столь всеобъемлющим, из-за чего я со страшной силой злилась на себя.
— Ишь чего удумала, — бурчала себе под нос, — раскисать при первой трудности. А как ты дальше жить собираешься? Учись полагаться только на себя.
Спустя семь часов, когда на землю опустилась ночь, а моё транспортное средство окончательно сдалось, не в силах больше бороться с суровыми сельскими дорогами, я вышла из машины и во всё горло заорала. Мой вопль звонким эхом пронёсся по тайге.
Позже мне пояснят, что это было крайне опрометчиво с моей стороны — орать посреди леса, привлекая неведомо кого: медведей, злых духов или же просто не очень хороших людей.
— Это заповедная земля, — будет учить меня Борис, — здесь не любят, когда шумно.
И ведь я поначалу решу, что врёт… Но это будет потом, а пока я стояла во тьме и с чувством пинала колёса своей машины, ненавидя весь мир.
Я же умная… была когда-то. Но жизнь с Нечаевым меня избаловала, приучив к тому, что практически любую проблему можно решить, найдя нужного человека за деньги. Происходи это всё в городе, давно бы вызвала эвакуатор, но я была неведомо где… а телефон, потерявший сеть давным давно, ещё и разрядился. Хотелось есть, вымыться, спать. А ещё здесь были комары размером с птеродактилей.
— К утру умру от потери крови, — решила я. — Или от переохлаждения.
Поначалу даже находила в себе силы фыркать и саркастически смеяться над собой, поражаясь тому, насколько всё нелепо.
Но уже ближе к полуночи стало не до смеха. Лес вокруг полнился звуками — шелестом листвы, треском веток, криками ночных птиц, воем какой-то неведомой мне твари. От греха подальше закрылась в машине, безуспешно попытавшись завести её ещё раз. Стало по-настоящему жутко, страх стальной рукой сковывал горло, заставляя до крови кусать губы и пускать едкие слёзы.
Зато в груди билось яростное желание жить.
Боже, какой же идиоткой я была, когда собиралась помирать из-за какого-то там Нечаева! Сейчас всё случившееся вообще казалось иллюзорной игрой чего-то больного разума.
Изведя себя вконец, я вырубилась, уснув уткнувшись лбом в руль. Поначалу снился мне один бред: неясные образы, смутные тени, обрывки фраз, которые будто бы облепляли меня, унося куда-то далеко-далеко. А потом туман слегка рассеялся, и передо мной появился лопоухий мальчик, в его глазах читалось явное недовольство.
— Ну ты чего?! — обиженным голосом предъявил он мне. — Ты же почти уже пришла! Как ты можешь сдаться сейчас?!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я не специально, — пролепетала как-то совсем по-детски, — но… но я не знаю, что делать. Пытаюсь, пробую… но всё не… получается.
Оправдывалась, сама не очень сознавая за что. Зато мальчонка всё понимал прекрасно.
— Для начала проснись, — посоветовал он, — а дальше разберёмся.
— С чем? — хотела спросить его, но яркий свет ударил мне в лицо, возвращая из небытия. Фоном слышался громкий стук по стеклу и чей-то настоятельный крик:
— Нина Евгеньевна!
***
При свете солнца окружающая действительность больше не воспринималась столь угрожающей и даже лес, который в ночи казался непроходимой тайгой, в какой-то момент рассыпался на мелкие островки, а позже и вовсе перешёл в лысые холмы. Вообще, здесь нашлось место всему — горам, вековым соснам, бескрайним полям, кривоватым берёзкам, разбросанным повсюду, разбитой виляющей дороге… а в центре всего этого расположился его величество Байкал.
На помощь мне пришёл лично глава поселения.
— Велели вас ждать к вечеру, а вас всё нет и нет, — смакуя каждое слово, рассказывал историю моего спасения Ефимов Василий Анатольевич. — Я уже даже было решил, что передумали. Оценили расстояние и испугалась.
— Да нет, — смутилась, — просто… силы, видимо, не рассчитала.
— Да кто ж спорит, — хохотнул мужчина, уверенно преодолевая ухабы и грязевые канавы на танкообразном УАЗе. — Просто нам-то невдомёк было, телефон не доступен. И пойди тут разбери, случилось что или передумали.
— И что же вас толкнуло на поиски? — удивилась я, покрепче вцепившись в поручень над дверцей: машину трясло так, что я уже пару раз стукнулась головой о крышу.
— Так это… Борька явился, за час до рассвета, и говорит: «Езжай ты, Анатолий, спасай свою докторицу».
Деревенский говор с непривычки бил по ушам, но я старалась не обращать на это внимания.
— А Борька — это…?
— О-о-о-о, — расплылся в улыбке мой спаситель, — Борька— это Борька…
Пояснение весьма исчерпывающее.
— Ну а всё же? — проявила настойчивость.
Василий Анатольевич осторожно покосился на меня, словно решая, не сбегу ли я от него. Весь этот налёт таинственности начинал уже напрягать, пришлось заставить себя прикусить язык, дабы не продолжать лезть со своими расспросами. Не хочет говорить? Ну и пожалуйста, сама разберусь.
Но Ефимов, видимо решив, что мне можно доверять, выдал будничным голосом:
— Это наш местный шаман.
Челюсть медленно поползла вниз, на лице тут же расползлась глупая улыбка. До последнего надеялась, что глава поселения всё же признается в том, что пошутил. Но тот с самым благостным видом продолжал ехать дальше.
— Точно шаман? — переспросила я, поднимая из глубин памяти знания, полученные на курсе по психиатрии.
— Шаман, шаман, — как ни в чём не бывало повторил Василий Анатольевич. — Я понимаю, что для вас, как человека далекого от здешних мест, это может звучать странно, даже дико…
— Ещё бы.
— Но местные жители испокон веков верили. Это же древние земли. Среди бурят ещё и не такое встретишь.
— И что же, вы действительно верите в то, что этот ваш… Борис… шаман?
— На самом деле его Боржон зовут, но мы всё Борькой кличем — для русского слуха привычней, да и не дорос ещё.
Я во все глаза смотрела на говорившего, обнаруживая в своём гениальном плане первые дыры: я ничего не знала о том мире, в который собиралась попасть.
***
Программа называлась «Земской доктор». Именно ей было посвящено письмо, однажды прилетевшее мне на электронку. Там были красиво и благородно расписаны перспективы, которые давала работа на селе. Господдержка меня интересовала мало, а вот возможность отдаться любимой работе — более чем. На самом деле, я бы легко, наверное, смогла устроиться в больницу в любом близлежащем городе, но идея уехать куда-нибудь подальше вдруг оказалась тем недостающим звеном, которого так не хватало для успокоения моей израненной душе.
