Оказывается, у безумных утро наступает тогда, когда у нормальных людей лишь едва успела наступить ночь. Я успел только закрыть глаза, как в дверь сейфа постучали, судя по звуку — минимум гантелей на сорок фунтов, и сказали, что уже все выдвигаются. Пока я искал свои трусы, было дополнительно сообщено, что благороднейшей Елен для меня был любезно выделен один грузовик и двое сопровождающих к нему. Я быстренько запер сейф и поскакал мимо сновавших всюду приближенных Джима сначала в ванную, глянуть в зеркало над умывальником, что за монстр сегодня там живет, а затем, вдоволь наплескавшись и наухавшись, на балкон — копошиться по чужим тарелкам, так как завтрак был уже завершен без меня. Жуя чей-то недоеденный бутерброд с семгой, я взглянул сверху на то, что творилось внизу — впечатлило очень сильно: весь мир пришел в движение. Народ, находясь до этого статично, не создавал такого эффекта массовости происходящего, но сейчас, когда все покатилось и задвигалось, я понял, что нас очень много, мы сила и мы способны дойти хоть до Китая, всех побеждая на своем пути! На бутерброд этот вид произвел не меньшее впечатление, и он прыгнул прямо с балкона к отправляющимся гражданам. Скатившись вниз по лестнице в бурном потоке жаждущих революционного путешествия, я увидел стоящий у входа грузовик, набитый людишками, сидящего в кабине на месте пассажира Барнса, а на кабине его помощника, того самого кочегара, будем звать его Тони, потому что я все равно не помню, как его зовут, а писать постоянно «помощник Барнса» после самого «Барнса», будет как-то совсем не по-американски. Барнс сидел с видом человека, эвакуирующегося из Дюнкерка, а Клаусу, так вроде звали его помощника, было все равно, он сидел на крыше — у него была привычка во время отдыха сидеть на крыше паровоза, и тут он тоже себе не изменял. Я сказал Барнсу, чтобы он не расстраивался и что у его паровоза даже не успеют сгнить все колеса, как мы уже все вернемся обратно после каторжного заключения. Чтобы старый машинист не хандрил, я приказал ему для начала повышвыривать всех желающих поехать на революционную борьбу с комфортом из кузова автомобиля, а Мартину — так звали его помощника, пойти со мной за вещичками. Чемоданы были тяжелые, и таскать их можно было лишь по одному, и нам постоянно мешали люди, лезущие по головам к светлому будущему и часто мешавшие нам, особенно, когда мы пытались подняться обратно на третий этаж. Сейф было тоже очень долго открывать и закрывать, но бросить его незапертым я тоже не мог. Внутри меня тоже подстерегали трудности личного характера — за мою одежду постоянно хватались медвежата и умоляли взять их с собой или хотя бы оторвать у них по лапке или по ушку на память. Я был слегка шокирован таким предложением, долго колебался и выбрал, в конце концов, их плюшевые уши — и возни меньше, и хранить удобнее. Некоторое время ушло на создание памятного ожерелья из мишкиных внешних слуховых органов, да и чемоданов оказалось немного больше, чем я думал, короче, управились мы лишь к полудню. Хорошо еще, что у меня к тому времени не было уже личных вещей, ибо все мои наряды раздались особо страждущим и практически голым революционерам, поэтому я отчаливал из своего чертога налегке. Мы были уже готовы примкнуть к хвосту маршевых колонн, как оказалось, что никто из нас троих — меня, Барнса и Мишеля (помощник Барнса) — не умеет водить грузовик. Я мог бы, конечно, признаться, что несколько раз ездил на велосипеде, а также в состоянии профессионально сигналить практически на любой модели автомобиля, но думаю, что моих знаний может оказаться недостаточно, да и в кузове на своих чемоданах, в тени брезента я буду чувствовать себя намного спокойнее, чем за рулем. Барнс сам вызвался вести грузовик, уверяя, что его знаний и опыта в вождении паровоза будет достаточно для управления грузовиком, но ему следует лишь слегка подучиться. Его помощник — Трофим (согласитесь, довольно странное для темнокожего парня имя, это меня еще тогда удивило) сказал, что с удовольствием станет штурманом нашего экипажа, тем более, что он два раза смотрел репортажи с гонок Париж — Даккар и у него даже есть фирменная наклейка, но сейчас он не может нам ее показать. Я разрешил ему занять эту должность, хотя на нее мог претендовать и любой однорукий шизофреник, который показывал бы дорогу, махая рукой вперед, в облако пыли от медленно двигающего вперед нашего племени. Мы расселись по местам, и я почти сразу уснул, полдня проведенных в беготне и бессонная ночь пришли за сдачей.

Проснулся я уже ближе к вечеру от отсутствия тряски и подумал, что сейчас привал. Это был действительно он, правда, на том же самом месте, что и старт поездки — в полностью теперь опустевшем поселке, из которого ушли даже местные, так как решили, что эвакуация с этой планеты все-таки началась. Грузовик стоял посередине площади, рядом бродила последняя оставшаяся в живых курица, а предпоследнюю спокойно дожаривали на костре Барнс и его помощник, я не помню все-таки, как звали этого недомерка, но собственного имени он точно не заслуживает. Водитель паровоза, а теперь заодно и грузовика, сказал, что он прошел за сегодня небольшой тренировочный курс по вождению автомобиля, состоявшего из теоретической и практической части, и даже сдал зачет. При этом его помощник — не могу их больше называть идиотами, болит язык и опускаются руки — кивнул, чтобы я наверняка понял, кто принимал зачет у Барнса, который добавил, что как только курица достаточно прожарится, ее можно будет съесть и тронуться в путь, но вот только не понятно куда, потому что исходящий народ ушел достаточно далеко, да и темнеет… Я почувствовал, что уже тронулся вместе с ними двумя, но смог собрать себя в кучку и применить все свои организаторские способности, состоящие из пяти матюков и двух затрещин, запихнул всех троих вместе с недожаренной курицей в кабину и мы, пусть не с первого рывка, но все же поехали. Ехать нам пришлось по пустыне, так как тут везде пустыня. Направление мы примерно знали, и на земле остались следы от прошедшего здесь недавно полчища. Да, вы не ослышались, мы ехали по земле, а не по песку, потому что пустыня это не только там, где песок, пустыня это там, где ни хрена не растет. Ехали мы долго, много плутали, теряя след, только глубокой ночью, когда в свете фар начали вскакивать с земли и разбегаться в разные стороны люди, я понял, что мы догнали своих.

Утром была снова ранняя побудка. Выступали не завтракая, так как особо было нечем. Кто-то совершил намаз, кто-то быстренько помолился, Джим совершил свой ставший впоследствии обязательным утренний обход своих больных. С кем-то он заговаривал, к кому-то прикасался, мимо кого-то просто проходил, но всех заряжал какой-то особой энергией, так что даже если не проходил мимо тебя, то есть не хотелось до самого вечера. Вечером, вдоволь нашагавшись на солнцепеке, ты хотел только лечь спать, но так, чтобы проснуться утром у себя дома. А следующее утро было точно таким, как предыдущее — ты вставал голодный и с испорченным настроением. Но как только пробегало как легкий ветерок перешептывание: «Идет, идет», ты сразу начинал искать Его глазами и даже пытаться подпрыгивать, чтобы хоть на миг увидеть Его фигуру. К сожалению, даже в самые удачные прыжки ты не видишь ни Его, ни Его лица, только по позам и колыханию людей вдалеке ты понимаешь, что Он где-то рядом, рядом с тобой. И вот на миг головы расступились и, подпрыгнув, ты на миг увидел его спину, Его Спину, и ты не мог перепутать, это точно был Он. Сразу нахлынула волна воспоминаний чужих рассказов о Нем, и голода как не бывало, и ноги не болят, и хочется идти, а поначалу даже бежать — лишь бы за Ним! На таком вот энтузиазме мы протопали, а кто и проехал пять дней, затем запал начал заканчиваться, впрочем, как и еда, и бензин. Вода закончилась за день до этого. Кое-кого положили в грузовики, кое-кого из них потом пришлось прикопать. Не успел начаться голодный бунт среди самих революционеров, как одному городишку вдруг не повезло — мы до него добрались. Я видел в детстве, что делает саранча с кукурузными полями, но тут и ей было чему поучиться. Городок мирно подремывал в послеобеденном сне, когда в него вторглись революционные массы и начали творить то, что обычно творят в таких случаях революционные массы, за исключением разве что зарегистрированных случаев сексуального насилия. Джим и другие члены реввоенсовета только к вечеру успокоили своих соратников по борьбе, но к тому времени было уже поздно — количество разгневанных жителей уж достигло очень критической температуры кипения терпения и было готово выпустить свой пар негодования на головы восставших. Кое-где в проулках начались репетиции гражданской войны. В конце концов, после того как борцы за свободу утолили свою жажду и голод, появилась возможность их усмирить и снова направить в нужное место. Сложнее было с местным населением, у многих оказалось на руках оружие, достаточное количество патронов, но недостаточный уровень толерантности по отношению к революционерам. Мы же, как я уже говорил, шли свергать власть с голыми руками, не взяв с собой даже достаточного количества шапок, надеясь, похоже, на то, что правители настолько зажрались, что их тугие жирные животы полопаются от смеха, когда они увидят наш легион бомжей под своими стенами. Но сейчас надо как-то было успокоить местное население, и кто-то вспомнил про доброго дядю Билла. Меня разыскали, привели поговорить, хотя до этого в упор не хотели замечать. А до Джима мне так вообще было нереально добраться первое время. Я приехал на своем грузовичке на центральную площадь и устроил повальную компенсацию для всех пострадавших от набега. Когда чемодан показал мне свое дно, а в очереди потерпевших я стал все чаще замечать пыльные революционные лица — я свернул свой офис, а всем недополучившим моей любви предложил прийти завтра в десять утра, на это же место, но уже с полным перечнем ущерба и требуемой суммой компенсации. Многие поверили и разошлись. И тут ко мне подошел Джим, мы обнялись и, судя по выражениям тех лиц, что я успел рассмотреть краем глаза, стало понятно, что у меня вырос нимб и обулись сандалии. Пока ночью все население от мала до велика считало и пересчитывало сметы убытков, наше войско тихонечко снялось с места и покинуло город еще до рассвета. Днем, на привале, я предложил Джиму, что для того, чтобы в следующий раз не пришлось так сорить деньгами, надо отправлять вперед интендантов, которые заранее, к прибытию основной массы, успеют заготовить еды, воды и место для ночлега — так будет и удобнее и денег меньше потратится. Джим как-то очень странно на меня посмотрел, будто взвешивая мой мозг, прикидывая процентное соотношение во мне доброты к скабрезности, и, судя по всему, остался не очень доволен полученным результатом, но, тем не менее, посоветовал мне поговорить по этому поводу с Елен. Мне не хотелось знаться с этой особой, но милая Елен обставила все как нельзя лучше. Она вынырнула откуда-то из толпы ближайших последователей, вечно гурьбой везде следовавшей за Джимом, так что ему было очень удобно в пустыне справлять естественные надобности — они просто окружали его плотным кольцом и поворачивались к нему спиной. Остальная же часть путешествующих в некомфортных условиях восставших была вынуждена приобщить к этому делу картонные коробки без дна. Едешь ты или идешь в колонне, глядь — кто-то сидит наполовину в коробке, думаешь, зачем он это делает? А потом как приспичит самому, так начинаешь бегать, занимать. Скоро все обзавелись персональными или общими коробками, их можно было складывать и носить с собой в походном положении, особо умные и ловкие в процессе умудрялись еще и читать. Так вот, Елен отодвинула штакетину в этой живой ограде, окружавшей Джима, и бросилась мне на шею с криком: «Билли!», так, что несведущие люди, а они тут были почти все такие, могли подумать, что у нас с ней как минимум несколько общих детей и годы разлуки. Знаете, я вообще по природе не обидчив и меня легко уговорить, а еще легче послать. В общем, уже через десять минут я на своем грузовичке с сами знаете каким экипажем, усиленный еще двумя джипами с такими же сообразительными парнями, что и мои, выдвинулись в авангарде нашего воинства света на поиски следующего города или поселка. На другой день мы его обнаружили — в пустынях тоже есть иногда дороги, по ним ездить намного удобнее и они всегда выводят к тому месту, где массово и давно живут люди — это я сам для себя отмечаю, вы можете за мной не записывать. Затем я занялся закупкой фуража и организацией загона для нашего стада, а джипы вернулись в пустыню ловить его и загонять на меня. Уставшие путники получили все, что им было нужно, город остался не разоренным и в то же время с достаточным финансовым вливанием, Джим смог спокойно проповедовать (среди сытых это обычно получается намного эффективнее), короче, все были счастливы, как всегда не понимая, чьим деньгам и заботам они должны быть благодарны. Чтобы хоть как-то выделяться, я завел себе коробку, обшитую золотой фольгой, но это не могло полностью компенсировать мое самолюбие, и мы продолжали перебираться так от одного городка к другому. В каждом из них часть революционеров обычно выбывала из строя, понимая, что спокойная жизнь в этом захудалом уголке цивилизации будет намного лучше, чем бесцельное хождение по пустыне, даже вместе с сомнительным удовольствием редкого лицезрения Егошной спины. Но зато на их место приходили новые адепты, из числа жителей этого городка, готовые променять эту захолустную бесцельную жизнь на интересное путешествие с великой целью, да еще при возможности увидеть Его, хоть даже и со спины.

1 ... 41 42 43 44 45 46 47 48 49 ... 58

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Купите книгу — она смешная - Олег Сенцов бесплатно.

Похожие на Купите книгу — она смешная - Олег Сенцов книги

E-mail: белая@одинокая - Джессика Адамс - Современная проза
Почему ты меня не хочешь? - Индия Найт - Современная проза
Корабельные новости - Энни Пру - Современная проза
Вещи (сборник) - Владислав Дорофеев - Современная проза
Изобилие (сборник) - Роман Сенчин - Современная проза
Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау - Джуно Диас - Современная проза
Мои враги (сборник) - Виктория Токарева - Современная проза
Любовник моей матери - Урс Видмер - Современная проза
Обман - Семен Малков - Современная проза
Один в океане. История побега - Слава Курилов - Современная проза

Оставить комментарий