Джим молча слушал, все ниже опуская голову. Наверняка он чуть ли не впервые в жизни почувствовал себя неправым. Особенно это трудно признать после того вознесения, что пришлось ему пережить за последний год — тут и у подготовленных диктаторов голова пойдет кругом, а что говорить о гениальных пророках. Мне почему-то стало неловко от того, что я отчитывал Джима. Хорошо, что мы все-таки разговаривали наедине, иначе ушат воды, вылитой на его голову, мог оказаться еще ледянее. Мы помолчали вдвоем с полчаса, когда голосовые связки Джимми решили проверить свою профпригодность и, правда, не с первого раза, прохрипели:
— Что ты предлагаешь?
Мой стул, почувствовав благоприятность обстановки, как лихой жеребец, подскакал к Джиму поближе, стуча всеми четырьмя ногами. Крутой ковбой Билли, не вылезая из седла, продолжил:
— Я тут поговорил с парочкой парней из прошлого правительства — как оказалось, они там не все были законченными сволочами. Для начала они предлагают вернуть кое-то из наработок цивилизации по управлению государством, например…
Джим так пал духом, что со всем согласился. Я, довольный, слез со своего коня, похлопал его и Джима по гривам и отправился спасать страну.
На следующее утро состоялось такое эмоциональное собрание с участием всех ближайших приспешников Джима, которые подняли такой хай и визг об отступлении от идеалов революции и возврата к старым порядкам, что пришлось вмешаться самому главному идеалу, чтобы закрыть им рты. В самый пик обсуждения, если можно было назвать этим словом тот базар на вокзале, что устроили устроители революций, я не выдержал и поступил так, как поступал в ситуациях, когда меня не слушали, еще со времен детского сада — заткнул уши руками и начал орать непристойную песню. Но это не помогло, пока Джим не поднялся со своего места и не сказал фразу, которая до сих пор греет мое сердце в прохладные ночи и особо неудачные дни: «Билли прав». Обсуждение тут же смолкло, как-то скомкалось, и собравшиеся начали медленно расходиться. Некоторых, особо чувствительных, повели под руки.
Митинги быстренько запретили, временно. Быстренько сформировали временный совет по спасению страны от последствий революции и свободы, что-то начало происходить, но очень быстро стало понятно, что без законного главы государства с нами никто иметь дело не хочет. Посему опять же быстренько решили назначить внеочередные президентские выборы на конец следующего месяца, а регистрацию претендентов на конец недели. Этот вопрос казался мне чисто техническим — никто не сомневался в победе Джима Гаррисона, ну или хотя бы Набии. Я уже спал и видел, как мы, потренировавшись в этом захолустье, применим свои знания и опыт у себя Дома, в высшей лиге! На что Джим, как всегда спокойным голосом, каким кондуктор объявляет следующую после уже пропущенной вами остановки, что баллотироваться он не будет. Происходило это как раз за обедом, на котором кроме нас с Джимом присутствовали практически все его пособники, которые временно хоть выпали из прокламационной деятельности, но съезжать из дворца не собирались и кормились исправно по три раза на дню. Джимми продолжил спокойно есть свои макароны, я же очень крепко задумался. Очнувшись, я понял, что уже догрызаю ложку, выдернул ее черенок изо рта и понял, что не знаю, что делать дальше. Строй начавших было падать костяшек, казавшийся бесконечным и уходящим красиво за далекий горизонт, резко прервался в самом неожиданном месте, и зрители уже смотрят то на тебя, то на цену билета и хлопать никто не собирается — максимум по твоему лицу.
— И что же нам теперь делать? — наконец вымолвил я.
— Вы выберете себе кого-то другого. Я никогда не стремился стать президентом.
Притихший шок вырвался наружу в виде неконтролируемого кудахтанья Джимовых спутников, которые повскакивали со своих мест и начали наперебой отговаривать своего светилу не принимать таких поспешных решений и передумать. Джим, улыбаясь, отвечал, что это невозможно, тем более, он даже не является гражданином этой страны. После этих слов я заметил, как Елен, незадолго да этого возвратившаяся с курорта свежая и отдохнувшая, весь разговор долго и тщательно рассматривавшая свой и без того идеальный маникюр, так закусила губу, что будь эта нижняя припухлость искусственной, то непременно бы брызнул силикон. Я так и увидел картинки, промелькнувшие в ее голове, между информацией, что Джим не будет баллотироваться, и тем, что местного гражданства нет и у нее самой. За эти полсекунды она наверняка увидела с сотню кадров, где она пьет чай с английской королевой, чуть поджав ноги под стул, или под прицелом сотни объективов мило шутит с американскими сенаторами, далее шла главная страница «Лайф» с ее изображением, кутающемся в леопардовое манто, и подписью: «Африканская львица покоряет мир», и под конец бесконечная череда выходов и маханий на трапе возле личного самолета, каждый раз в разных костюмах и шляпках. Но по истечении полсекунды счастья все эти картинки перевернулись назад и захлопнулись со звуком закрываемой двери в небольшую синюю книжечку с красивым золотым орлом на обложке — Елен впервые в жизни пожалела, что у нее американский паспорт.
Джим тем временем доел и вышел. Я, пристально осмотрев оставшуюся цирковую труппу, которой объявили, что зарплату и в этом месяце снова выдадут опилками и тем, что когда-то ел слон, постучал стаканом о графин, который попросил всех собравшихся пособников революции успокоиться, и предложил вместе подумать, кто, по их мнению, достоин стать кандидатом взамен Джима. И, учитывая популярность в народе товарища Набии, мое финансирование, а также практически полное отсутствие конкуренции, практически сразу стать президентом нашей песочницы. Каждый замер в такой позе, в какой его настигли мои слова, хотя некоторые продолжили дышать.
— Письменные заявления прошу приносить завтра мне, — после этих слов жизнь снова вселилась в подвисшие тела, и все начали пусть не в сильной спешке, но достаточно по-деловому расходиться.
— А ты не такой уж и дурачок, Билл, каким хочешь казаться, — подвела итог встречи Елен, когда остальные вышли и мы остались вдвоем.
Я ответил, что поумнел, лишь благодаря общению в последнее время со столь милой и развитой леди, как она.
— Ну, ну, — ответила, вставая и поправляя юбку, которая была практически ей по самую ватерлинию, бывшая нью-йоркская припортовая леди. — Посмотрим, что у тебя получится, — подытожила она наше совещание и вышла, элегантно работая кормой.
Я понимал, что ночью Елен проведет свою предвыборную работу с Джимом, но не знал, в каком направлении. А жить, работать и бороться рядом с внутренним врагом, ничего не зная о его планах, было не совсем удобно, особенно понимая, что он обладает по сравнению с тобой рядом конкурентных преимуществ, а именно: парой тугих титек и еще более тугих ягодиц. Это меня несколько огорчало, когда я помогал взглядом Елен покинуть обеденную залу, и я подумал, что для будущего процветания страны было бы лучше, если мы с Джимми были гомосексуалистами, но, как говорится: «Ах и увы» и поэтому стабильность страны была постоянно в опасности и особенно в ночное время.
На следующее утро, как по звонку в конце урока, когда послушные ученики сдают свои сочинения, все как один последователи Джима поднесли мне свои заявления с просьбой именно сего подателя сделать кандидатом. «В столь тяжкий для своей отчизны час я чувствую, что могу взять на себя всю ответственность…» — и все примерно в таком вот духе. Сдавали они мне свои витиеватости не все сразу, а по одному, скребясь в дверь моей комнаты. Я поначалу открывал ее и даже разговаривал с каждым из них, а потом просто стал кричать, не отворяя, чтобы совали в щелку под низ. Приходили они каждую минуту-две, и пока я лежал и наблюдал, как из-под двери в комнату пропихиваются белые листочки, я подумал, что податели наверняка по очереди следят друг за другом, выглядывая из-за угла коридора, чтобы не сталкиваться нос к носу с соседом. Но, даже видя, что кто-то сдавал заявление до тебя, и понимая, что кто-то наверняка выглядывает сзади, чтобы сдать после, — все равно несли, каждый с безграничной верой в собственную исключительность. Я дождался последнего, сложил аккуратненько все эти листочки в папочку под названием «Гордыня» и понес их с докладом Джиму — еще шире открывать ему глаза на людишек.
Джим прочел несколько заявлений из моей папки, остальные просто пересчитал и поднял на меня глаза собаки, у которой только что утопили всех ее щенков, а ты стоишь и не знаешь, что ей ответить.
— И что теперь делать? — в очередной раз спросил Джимми, и мне показалось, что я его целенаправленно уничтожаю.
— Надо выбирать кого-то из достойных и преданных, но еще не предавших, — ответил я, хотя и не видел даже близко никого из таких в ближайшей перспективе.
