очень хорошо знаю».
Как и Агнес, большинство из нас очень плохо моделируют соображения, которыми руководствуются другие люди. Психологи называют неверное толкование чужих мотивов атрибутивной предвзятостью. Предположим, британский солдат стреляет в республиканца, участвующего в марше протеста. Чем продиктовано решение солдата? Может, у него не было достаточного опыта или другого выхода? Может, он поддался панике или таким образом защищался? Так или иначе, все эти мотивы связаны в первую очередь с ситуацией. Но что, если у солдата лказался бы злой умысел? Возможно, он был одержим предубеждениями и стремился покончить с делом республиканцев? В этом случае трудно обвинять ситуации, потому что дело – в личности человека. Мы не можем знать, чем на самом деле руководствовался солдат, но социальная психология показывает: когда речь идет о членах нашей группы, мы чаще всего возлагаем вину на ситуацию, а когда речь о других – на их личности.
Неверные толкования могут взаимодействовать с другими видами предвзятости, умножая и усугубляя их. Вспомните понятие «наивного реализма»: мы склонны думать, что воспринимаем мир объективно, а другие – нет. В это время атрибутивная предвзятость или неверное толкование чужих мотивов подразумевает, что мы относим взгляды оппонента к его персональным недостаткам, игнорируя при этом ситуацию, в которой он вынужден действовать.
Одно из исследований на эту тему показало, что футбольные фанаты считают, что их противники совершают серьезные правонарушения, а насилие с их стороны – вполне объяснимая ответная реакция. Такое мнение они высказывали, просматривая те же видеозаписи с уличными беспорядками, что и их противники. Точно так же эта особенность восприятия работает в случае с политическими фанатиками. Когда испытуемым показывали записи, на которые христианские вооруженные формирования штурмуют лагерь палестинских беженцев, убивая сотни мирных граждан под прикрытием израильского вторжения в Ливан, произраильские и проарабские зрители видели в одинаковых кадрах разные события. Единственное, что их объединяло, – мнение, что СМИ, сделавшие эти записи, относятся к ним предвзято [27].
Толкование имеет значение, потому что ошибки, события или действия, над которыми человек не властен, вызывают в нас меньше злости или непонимания. Иными словами, ситуацию простить проще, чем человека. Вспомните игру «Ультиматум», в которой человек отказывается от дармовых денег, чтобы наказать другого за несправедливое распределение. Если бы участник эксперимента узнал, что небольшой подарок – случайность, зависящая от решения компьютера, либо человек, который его делает, ограничен какими-то особыми обстоятельствами, его возмущение, скорее всего, не было бы таким существенным. Но в ситуации неопределенности неверное толкование допускает, что я даю своей внутренней группе привилегию сомнения интерпретировать нечестное поведение внешней группы как несправедливое.
К сожалению, мы упорствуем в своих проекциях и толкованиях, потому что обновляем свои представления мотивированным, предвзятым образом. Мы склонны верить новостям, которые близки нашим группам и взглядам, отметая факты, которые им противоречат. Забавный пример: известно, что люди, которые получают высокие баллы в тестах Ю, запоминают свои результаты, а те, кто получает низкие, стараются о них забыть [28]. Но нет ничего забавного в том, чтобы цепляться за враждебные взгляды, игнорируя сигналы о том, что наши враги ищут примирения с нами.
Изменению наших взглядов препятствуют и другие силы. Например, мы преувеличиваем, насколько неприятны для нас противоположные точки зрения. Например, группа психологов в ходе одного из исследований показала, что сторонники сенатора США Хиллари Клинтон преувеличивали свое недовольство инаугурационной речью президента Дональда Трампа в 2016 году. Если вы живете в обществе, в котором не знаете никого, кто отдал свой голос за другую партию, вам наверняка знакомо понятие политического кокона или информационного пузыря. Даже если вы отдаете себе отчет в том, что в обществе существуют разные мнения, вы вряд ли сможете определить, насколько велик разрыв между количеством их носителей и как трудно его преодолеть [29].
Как группы влияют на наши пристрастия
Примеры неверного восприятия, которые мы рассматривали выше, в основном касались отдельных персон. Но, если речь не идет о крайне персонализированных диктатурах, не личности принимают решения о начале войны, а группы. Что происходит, когда обсуждения и споры идут в правительствах и законодательных собраниях или лидеры интересуются мнением своих советников и специальных агентств? Кажется, что дискуссии, экспертизы и бюрократия должны ограничивать индивидуальные пристрастия политиков. Как правило, это действительно работает, но не может полностью исключать групповых ошибок, которым подвержены определенные организационные формы и стили руководства.
Психологи выяснили, что при решении многих типов проблем качество индивидуальных суждений повышается при работе в малых группах, которые действуют сообща. Например, когда психологи просили участников исследования разобраться со сложной проблемой, вычислить вероятность или сделать сложный стратегический выбор, малые группы справлялись с заданием лучше, совершая меньше логических ошибок, нежели одиночки. Группы показывают более высокие результаты при обучении, делают более точные прогнозы и лучше воспроизводят полученную информацию. Также исследования показали, что группы лучше всего работают с проблемами, которые имеют четкое положительное или отрицательное решение [30].
При этом, когда психологи наблюдали за людьми, которые пытались прийти к консенсусу по субъективным вопросам в ситуации неопределенности типа принятия политического решения или вынесения судебного вердикта, оказалось невозможным определить, принимают ли группы более качественные решения, чем одиночки: слишком многое зависело от отдельных людей и процесса.
Возможно, вам знакомо понятие «групповое мышление», Психологи ввели его в оборот в 1970-е годы после ряда фиаско американской внешней политики: неудачной операции в заливе Свиней, кубинского ракетного кризиса и вторжения во Вьетнам. Они использовали этот термин в качестве характеристики организационной культуры, в которой ценится согласованность, не поощряются дискуссии и разногласия. Это повышает количество ошибочных суждений. За прошедшие полвека многие специфические положения теории группового мышления оказались несостоятельными. Тем не менее специалисты считают, что в ней определенно есть что-то разумное, В некоторых обстоятельствах люди действительно избегают критиковать или задевать коллективные интересы. Мы держимся за сложившиеся убеждения, принятые решения и не стремимся их оспаривать. Таким образом, наш оптимизм и другие неверные представления со временем не ослабевают, а усиливаются. Когда это происходит, группа не подавляет, а обостряет наши пристрастия.
Исследуя феномен группового мышления, специалисты обнаружили, что группы далеко не всегда собирают и используют всю информацию, которой обладают отдельные участники. Некоторые из них занимаются самоцензурированием – молчаливо соглашаются с высказанными ранее идеями и мнением большинства, либо не желая противоречить уже имеющейся информации, либо избегая осуждения окружающих. Сами группы при этом склонны фокусировать внимание и обсуждать информацию, с которой согласно большинство, игнорируя менее популярные сведения. Например, если все члены группы знают, что у разведки есть данные о «ястребиных» намерениях
