образ: когда он
проснулся, задыхаясь, ему показалось, что паутина птичьего пения не просто
исчезла, а хлынула ему в рот, как будто он вдохнул ее первым же вдохом.
Когда он вышел из комнаты, то увидел три поразительные вещи. Первой была
Неда, сидевшая за столом, обхватив голову руками и смотрясь несколько тоньше, чем накануне вечером. Второй была его мать, в еще худшем состоянии, она
плакала, держа сестру за колени, и повторяла: «Прости меня, дорогая, прости».
Третья заключалась в том, что в саду выросли лилии высотой в два фута.
Мать подняла глаза, закричала от радости и бросилась его обнимать.
Ее яд почти подействовал: они целый месяц пролежали на пороге смерти.
Пазел обнял ее в ответ, и она, вложив ему в руку своего кита из слоновой кости, попросила его всегда хранить этот талисман; он сказал, что будет. Это была мать, которую он знал; то другое, поклоняющееся шторму существо с киселем из
кремовых яблок, было кочевницей, которая время от времени заглядывала, чтобы
разрушить их жизнь. Эту мать было легко любить. Она охраняла дом от
потустороннего мира и пела ему колыбельные горцев, а если он натыкался на
крапиву на краю сада, она удаляла ее, вооружившись пинцетом и лупой его отца.
Но если бы он когда-нибудь увидел в доме еще одно кремовое яблоко, он бы
просто убежал.
Через четыре дня после выхода из комы началось мурлыканье. Оно было
теплым и почти приятным. Когда он рассказал о нем матери, она отложила
рубашку, которую чинила, и повернулась к нему лицом.
— Пазел, — сказала она, резко приподняв его подбородок, — меня зовут
Сутиния. Я твоя мать. Ты понимаешь?
— Конечно, понимаю, мама.
— Гуси летят на восток, преследуя селезней.
— Какие гуси?
Вместо ответа она потащила его в библиотеку отца и сняла с полки
потрепанный том. Она указала на корешок и велела читать. Пазел повиновался:
— Великие Семьи Джитрила. С Эскизами Их Лучших Особняков и...
— Ага, ха-ха! — торжествующе закричала она.
Она поцеловала его в лоб и выбежала из комнаты, зовя Неду. И когда Пазел
снова посмотрел на книгу, он понял, что только что прочитал на языке, которого не
знал. Его отец купил книгу из-за рисунков во время какого-то давнего путешествия
в Джитрил; ни он, ни кто-либо из их знакомых не могли прочесть ни слова. Но
теперь Пазел мог. Он открыл книгу наугад: ...этот смертоносный капитан, бич
79
-
80-
Рекере, чьи благородные бакенбарды...
Мама, подумал Пазел. Ты ведьма.
Так оно и было: ведьма, провидица или колдунья, как всегда боялись добрые
люди Ормаэла. Но, похоже, не очень хорошая. Неда не приобрела Дар и
фактически вообще не изменилась — только ее волосы посерели, как у старухи.
Когда Неда не смогла прочитать джитрили или понять разговорный мадингае, она
посмотрела на свою мать таким взглядом, который Пазел запомнил на всю жизнь.
Взгляд не гнева, а простого осознания: она чуть не убила свою дочь ни за что.
— Это может начаться, когда ты вырастешь, — сказала Сутиния, и Неда
пожала плечами.
В тот первый раз его Дар длился три дня — и закончился, как всегда в
последствии, припадком.
Это был чистый ужас. Холодные когти схватили его за голову, запах кремовых
яблок заполнил рот и ноздри, мурлыканье переросло в уродливое, истеричное
карканье. Пазел позвал мать. Но то, что исходило из его уст, было чепухой, детской
болтовней, шумом.
Мать тоже понесла чушь, как и Неда:
— Гвафамогафва-Пазел! Магваталол! Пазелгвенаганенебарлуч!
Он закрыл глаза, заткнул уши, но голоса доносились до него. Когда он снова
посмотрел, Неда указывала на него и кричала на их мать, как будто припадок был у
нее. Вскоре мать ответила тем же. Звук был невероятной силы.
— Перестаньте! Перестаньте! — взвыл Пазел. Но никто не понял. Когда Неда
начала швырять луком и блюдцами, он побежал к соседскому дому и спрятался под
крыльцом.
Через три часа в голове что-то затрещало и приступ закончился. Он выполз
наружу: соседка пела, готовя еду, нормальным человеческим голосом, и ни один
звук никогда не был слаще.
Но дома мать сказала, что Неда связала свою одежду в узел и ушла. На
следующей неделе он получил письмо — она со школьными друзьями, она ищет
работу, она никогда не простит матери.
Неда прислала мальчика за ее вещами. Она никогда не приходила и больше не
писала. Но однажды Пазел обнаружил на трюмо своей матери незавершенное
письмо. Вернись ради Пазела, Неда, прочитал он. Тебе не
