больше трети дворов производили впечатление обитаемых. Почти не было
заметно и скотины, во всяком случае, свободно разгуливающей. Я обратил
внимание на маленькое, всего в полтора десятка голов, стадо коров,
которое стерегли сразу три пастуха (один старик и двое мальчишек лет
четырнадцати), вооруженные не только обычными пастушескими кнутами, но и
луками.
— Они собираются отбиваться от солдат? — спросила Эвьет.
— Нет, — покачал головой я. — От солдат им все равно не отбиться,
да и кому охота навлекать карательную экспедицию на свое село. Скорее
всего — от жителей соседней деревни.
— Думаешь, та деревня на стороне Лангедарга?
— Думаю, что те такие же йорлингисты, как и эти. Но в первую
очередь они на стороне собственного желудка.
Некоторое время спустя над нами пролетела стайка диких уток — я,
признаться, не обратил на них внимание, но Эвелина была начеку и успела
взвести арбалет и выстрелить прежде, чем они удалились на недоступное
расстояние. Выстрел оказался успешным, так что об ужине мы могли не
беспокоиться. С ночлегом, однако, дело оказалось сложнее. Успокоенный
количеством поселений, мимо которых мы уже проехали, я рассчитывал, что
ближе к закату мы наверняка отыщем какое-нибудь жилье — но, как назло,
по бокам дороги снова потянулись леса, сперва имевшие вид небольших
рощиц, но затем все более основательные, и к тому времени, как солнце
скрылось за деревьями, конца им все еще не было видно.
Я уже настроился на ночевку под открытым небом (погода, к счастью,
на сей раз не сулила никаких неприятностей), как вдруг впереди, где
дорога изгибалась вправо, замерцал между деревьями огонек костра. В
принципе, это мог оказаться кто угодно, но едва ли лихие лесные
обитатели стали бы разводить огонь прямо у дороги; скорее всего, это
тоже были какие-нибудь припозднившиеся путники. На всякий случай я все
же протянул Эвелине арбалет. Путники тоже разные бывают.
Мы проехали поворот и увидели в вечернем сумраке полдюжины кибиток,
стоявших на обочине передками в нашу сторону. Лес в этом месте отступил
от дороги, образовав небольшую поляну; на ней ближе к повозкам горел
костер, а подальше щипали траву стреноженные лошади. Значит, караван.
Стоит ли ночевать вместе с ними — еще вопрос, но, по крайней мере,
расспросить их о дальнейшей дороге имеет смысл.
Над огнем на крепких рогатинах висел довольно приличных размеров
котел, в котором что-то булькало — не иначе, там готовился ужин для всех
караванщиков. У костра спиной к нам сидели двое — рослый мужчина и
ребенок. Они никак не отреагировали, когда мы подъехали, и я подумал,
что караванщики чересчур беспечны. Остановиться на ночь посреди леса и
не выставить часовых — такое и в довоенные годы едва ли было разумным…
Впрочем, возможно, это не торговый караван, а просто беженцы, у которых
нечего взять? Наличие в караване детей лишь подтверждало эту мысль. Хотя
беженцы, путешествующие не на своих двоих, уже не настолько бедны, чтобы
чувствовать себя в безопасности.
— Путь добрый, — приветствовал я сидящих, спешиваясь и в то же
время делая знак Эвьет оставаться пока на коне.
— И вам, — глухо буркнул мужчина, по-прежнему не глядя в мою
сторону.
— Откуда едете? — осведомился я, стараясь, чтобы мой голос звучал
как можно более приветливо.
— Из Комплена, — последовал столь же глухой ответ. Вообще голос
незнакомца был какой-то странный, словно он говорил, не закрывая губ.
— Как удачно! — искренне заметил я. — Мы как раз направляемся в
Комплен. Далеко до него?
Он снова что-то пробурчал себе под нос — не то, что они были там
вчера, не то — позавчера.
— Послушайте, любезный, — потерял терпение я, — я думаю, нам будет
легче беседовать, если вы перестанете обращаться к костру и обернетесь в
мою сторону.
Он медленно повернулся, и падавший сбоку пляшущий свет пламени
озарил то, что было его лицом.
Я навидался всяких людей — и живых, и мертвых. Но тут я невольно
отпрянул, еле удержавшись, чтобы не вскрикнуть. На меня смотрело
чудовище.
Фактически у него было два лица, точнее, полтора. Между
переносицами двух носов помещался третий глаз, неестественно выкаченный,
но, кажется, зрячий. Ртов тоже было полтора — левый смыкался с правым,
образуя сплошную широкую пасть; при этом слева зубы были более-менее
нормальными, справа — редкими и кривыми, доросшими до разной длины. В
сумраке я не разглядел, сколько у него языков. Но подбородков было тоже
два — левый, сросшийся с правым.
— Ну что? — спросило это существо, моргнув разом тремя глазами. -
Так легче?
— Ты только посмотри на его рожу! — раздался глумливый тоненький
голосок. В первый миг я даже не понял, что адресован он не мне, а
монстру. Говорил тот, кого я со спины принял за ребенка — но теперь я
увидел, что у этого "ребенка" морщинистое лицо и редкая, но длинная
седая бороденка.
— Он пристает к тебе, Хуго? — осведомился кто-то сзади.
Я резко обернулся. За мной стояло еще одно страшилище. Все его лицо
сплошной коркой покрывали бородавчатые наросты, которые казались
слипшимися в единую безобразную массу. Бородавок не было только на веках
и губах.
— Дольф! — судя по голосу, Эвьет была не на шутку напугана, и я
отлично мог ее понять. От такой встречи и днем в центре города испытаешь
оторопь, а уж в ночном лесу… — Кто все эти твари?!
— Эй! — еще одно чудище высунулось из ближайшего фургона. Обрюзгшее
тело, судя по очертаниям, было женским, но голова… Голова была в два с
лишним раза больше, чем положено иметь человеку, и более всего походила
на неряшливо увязанный тюк или на бесформенный багровый кусок теста.
БОльшую часть этой головы представляла собой огромная опухоль, тяжело
свисавшая на правое плечо и на грудь. Эта опухоль практически вытеснила
лицо — глаза, нос и рот съехали на левую сторону, образовав этакое
крохотное карикатурное личико. Рот едва раскрывался, и все же способен
был издавать осмысленные звуки: — Офооно, у ее афайеф!
"Осторожно, у нее арбалет!" — догадался я. Признаться, я и сам уже
рефлекторно потянулся за оружием.
— Ладно, ребята, пошутили и будет! — еще одна фигура шагала к нам
от второго фургона, и я с облегчением понял, что это, похоже, обычный
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
