Гамелен отдавал себе в этом отчет, но считал, что французская армия не могла эффективно предотвратить ремилитаризацию Рейнской области.
Реформы 1927–1928 гг. лишили ее возможности предпринимать активные действия без увеличения дивизий до штатов военного времени. Части постоянной готовности могли лишь занять оборону на «линии Мажино» для прикрытия мобилизации, но на большее их потенциала явно не хватало. К началу 1936 г. ситуация существенно не изменилась, несмотря на принятие годом ранее закона о двухлетнем сроке службы по призыву. Ее могло бы исправить создание специальных мобильных механизированных подразделений, укомплектованных профессиональными военными, то есть то, о чем в 1934 г. писал де Голль. Этот авангард можно было использовать для немедленного ответа на действия Германии без объявления мобилизации, но Гамелен в своих мемуарах ставил подобный сценарий под вопрос: «Имелась ли у нас техническая возможность полностью укомплектовать такой бронетанковый корпус?… Соединений подобного типа, которые мы смогли бы вывести в поле, оказалось бы недостаточно для того, чтобы преодолеть фронт, созданный немцами»[549].
Он считал активное противодействие германской акции в Рейнской зоне теми силами, которыми располагала французская армия, авантюрой. В то же время командование не хотело создавать у политиков впечатления, что сухопутные силы не были готовы к противодействию потенциальному агрессору, и тем самым брать на себя ответственность за внешнеполитическое поражение[550]. Этим объясняются те сложные маневры, которые Гамелен вел в конце 1935 – начале 1936 гг., завышая германские силы вторжения, занижая французские ответные возможности, и неизменно утверждая: «Мы ни на секунду не колебались перед перспективой войны. Но если бы она разразилась, нам потребовались бы необходимые средства ее ведения, чтобы избежать риска поражения в самом начале»[551].
Не видя ясной линии поведения правительства, Гамелен предпочитал не рисковать. Париж продолжал колебаться между очевидной необходимостью взять решение вопроса национальной обороны в свои руки и приверженностью политике коллективной безопасности. В конечном итоге, хотя ремилитаризация Рейнской области и ослабляла стратегические позиции Франции, она не влекла за собой прямой опасности германского нападения. Масштаб угрозы не был настолько велик, чтобы полностью поменять целеполагание таких людей, как Поль-Бонкур или Фланден, которые говорили о возможности симметричного ответа немцам, но быстро пересматривали мнение в ходе переговоров в Лондоне или Женеве. Решение вопросов войны и мира находилось в ведении политиков, но точку невозврата они прошли, вероятно, в 1932–1933 гг., согласившись на равенство в вооружениях с Германией и оставшись в рамках модели коллективной безопасности после того, как Гитлер открыто порвал с ней, выйдя из Лиги Наций.
В марте 1936 г. механизм военно-гражданского взаимодействия фактически уже не функционировал. Политическое руководство, которое должно было формулировать стратегический курс и, следовательно, ставить задачи перед военными, само спрашивало у Гамелена, что армия может предпринять в складывавшихся обстоятельствах. Генералитет колебался между пониманием важности Рейнского рубежа, признанием неизбежности конфликта с Германией по поводу его судьбы и осознанием недостаточности тех сил, которые имелись в распоряжении французской армии. Вкупе с внутриполитической нестабильностью на фоне экономического кризиса, приближавшимися выборами, которые обещали стать одними из самых напряженных в истории Третьей республики, ситуация практически исключала военный ответ Франции на германский вызов. Как главнокомандующий Гамелен мог даже вопреки принятым военным планам направить против Вермахта дивизии прикрытия границы[552]. Но без санкции руководства страны это означало принять на себя политическую ответственность. К подобным волевым решениям генерал со всем его опытом отношений с власть предержащими был не готов.
Ремилитаризация Рейнской зоны с этой точки зрения действительно являлась «надуманным кризисом с предсказуемым исходом»[553]. 19 марта после трудных переговоров Франция, Великобритания и Бельгия выработали и представили Германии свои условия урегулирования конфликта. Третьему Рейху предлагалось отказаться от отправки новых контингентов в Рейнскую область, не сооружать там укреплений и выделить идущую вдоль границы полосу территории глубиной 20 км в качестве новой демилитаризованной зоны, где могли бы разместиться международные войска. Ввиду того, что формальным предлогом для германской акции стала ратификация Палатой депутатов французского парламента франко-советского пакта о взаимопомощи, который Гитлер считал юридически несовместимым с Локарнскими соглашениями, среди условий фигурировало согласие Лондона и Парижа на передачу договора для рассмотрения Международного суда в Гааге.
Таким образом, с признанием контроля Германией над Рейнской областью фактически ликвидировались как последние ограничения Версальского договора, так и ключевые положения, согласованные в 1925 г. в Локарно. Идя навстречу обеспокоенным ситуацией французам, британцы согласились на проведение военных консультаций между генеральными штабами двух стран, которые, впрочем, не имели никакого обязующего характера[554]. Гитлер отклонил предложенные ему условия, заявив, «что он не подчинится никакому диктату и что немецкий суверенитет восстанавливается не для того, чтобы тут же позволить его ограничить или аннулировать»[555]. Париж, понимая, что вернуть прежний статус-кво на Рейне не получится, потребовал от Лондона, инициировавшего переговоры с Берлином, компенсации в виде военных гарантий безопасности территории Франции и обязательств в отношении французских союзников в Центральной и Восточной Европе, но получил ожидаемый отказ.
Политика «в духе Локарно» окончательно канула в Лету. Противоречивые попытки французских правительств вдохнуть в нее жизнь уже после того, как она фактически потеряла смысл, имели плачевные результаты. Проект сближения с Италией провалился, и в 1936 г. Муссолини взял курс на сотрудничество с Германией, который в 1939 г. приведет к заключению военно-политического союза между двумя странами[556]. Советское руководство было неприятно удивлено тем, что в своих попытках усадить Гитлера за стол переговоров французы поставили под вопрос пакт о взаимопомощи между двумя странами. В Москве чем дальше, тем больше убеждались в слабости Франции и ненадежности подписанных с ней договоров[557]. Ремилитаризация Рейнской области укрепила Бельгию в ее стремлении к нейтралитету. В октябре 1936 г. король Леопольд III объявил о том, что его страна отказывается от заключения военных союзов и будет проводить политику исключительно в собственных интересах[558]. В декабре Брюссель официально вышел из Локарнских соглашений.
Франция, таким образом, утратила последние возможности для обеспечения своих международных позиций и во внешнеполитических вопросах попала в опасную зависимость от Великобритании. Гамелен считал, что в подобной ситуации не оставалось ничего лучше, как направить все ресурсы на восстановление военной мощи страны. Еще в марте он пытался убедить в этом политическое руководство, понимая, что оно начнет действовать, лишь столкнувшись с очевидной угрозой, как это случилось годом раньше после объявления Третьим Рейхом о создании полноценных вооруженных сил. Такую же позицию занимало и командование авиации. 4 апреля начальник Генерального штаба ВВС Б. Пюжо отмечал, что Франция все еще сохраняла небольшое преимущество в воздухе над Германией, но это разрыв быстро сокращался. «План I» не оправдал возложенных на него ожиданий. Для форсированного наращивания
