атташе в Берлине генерала Г. Ренондо, ремилитаризация Рейнской зоны являлась неизбежностью, которая произойдет тогда, когда сложатся соответствующие международные условия. В конце 1935 г. он предупреждал, что разногласия между Францией, Италией и Великобританией создают именно такую обстановку. При этом Ренондо верно прогнозировал, что поводом для занятия Рейнской области может стать ратификация Францией пакта о взаимопомощи с СССР [535].
21 октября Второе бюро Генерального штаба армии направило в МИД следующую информацию: «Принимая во внимание ту скорость, с которой реализуется германская программа перевооружения от 16 марта, статус Рейнской области может быть изменен до осени 1936 г. или позже». 26 декабря появились сведения о том, что гражданская администрация Рейнской области подготавливает помещения для размещения воинских контингентов[536]. Перед самой германской акцией, в начале марта 1936 г. разведка предупреждала, что части Вермахта намеревались удерживать позиции при попытках силой выдворить их за пределы Рейнской зоны[537]. Гамелен впоследствии признавал, что Берлин воспользовался и внутриполитическим фоном, сложившимся во Франции в начале 1936 г. – «агонией правительства Лаваля, формированием переходного кабинета в ожидании всеобщих выборов, которые всегда являются временем неопределенности, неблагоприятным для принятия сложных решений»[538].
Вторжение немцев в Рейнскую зону, таким образом, не было неожиданным ни для французских военных, ни для политиков. Однако, передавая в правительство точные сведения о намерениях Гитлера, Генштаб серьезно преувеличивал те силы, которые тот собирался применить. В феврале 1936 г. разведка оценивала численность германской армии в 24 пехотные, три бронетанковые, две кавалерийские дивизии и одну горнострелковую бригаду – всего 500 000 человек. К этой цифре, в целом адекватно отражавшей реальное положение дел, добавляли 30 000 полицейских, служивших непосредственно в Рейнской области, 40 000 бойцов СС и 200 000 человек, числившихся в рядах Имперской службы труда. Второе бюро оговаривало, что далеко не все парамилитарные формирования являлись эффективной военной силой, и указывало на то, что бронетанковые части Вермахта пока не представляли собой серьезной опасности. Однако Гамелен в записке для Высокого военного комитета от 28 января пересказывал данные разведки без всяких оговорок, оценивая германский потенциал по самому высокому уровню и занижая силу французской армии[539].
Двойственная позиция армейского командования, которое, с одной стороны, предупреждало политиков об угрозе со стороны Германии на Рейне, а с другой – создавало у них представление о невозможности парировать германские действия силой, отражает тот тупик, в котором в начале 1936 г. находилась французская стратегия. Несмотря на ясные сообщения разведки, никто в правительстве вплоть до самой германской акции не разработал четкого плана ответных действий. Министр иностранных дел Фланден в январе зондировал Лондон по вопросу о возможных шагах Великобритании, однако премьер-министр С. Болдуин уклонился от ответа[540]. На поддержку со стороны других гарантов Локарнских соглашений, Италии и Бельгии, рассчитывать не приходилось: Франция могла положиться лишь на себя. Однако 27 февраля на заседании правительства военный министр Морэн заявил, что в своем нынешнем положении перед лицом германского вторжения в Рейнскую зону французская армия в состоянии действовать лишь от обороны. Для обеспечения возможности наступления, подчеркивал он, потребуется призвать резервистов, обеспечить защиту границы за счет контингентов крепостных войск и пограничной стражи и начать мобилизацию промышленности. «С точки зрения тех возможностей, которые нам давали наши силы мирного времени, я был совершенно согласен с министром»[541], – признавал Гамелен.
Когда 7 марта 1936 г. германские войска общей численностью 30 000 вошли в Рейнскую зону, Франция ни в политическом, ни в военном плане не была готова к этому. На состоявшемся в тот же день заседании правительство приняло решение, которое отражало колебания французского руководства. Париж апеллировал к Совету Лиги Наций по поводу нарушения Рейнского гарантийного пакта, но в то время Гамелен получил приказ готовить мероприятия по прикрытию границы с целью возможного развертывания воинского контингента. Так как рассчитывать на активную поддержку мирового сообщества было сложно, в Париже на первых порах всерьез рассматривали возможность односторонних действий. 8 марта Фланден предлагал мобилизовать два армейских корпуса и «вышвырнуть бошей обратно за Рейн»[542].
Министры правительства Альбера Сарро, 15 апреля 1936 г.
Слева направо: Пьер-Этьен Фланден, Жозеф Поль-Бонкур, Альбер Сарро. Источник: Wikimedia Commons
Позиция командования сухопутных сил в этой ситуации приобретала особое значение, однако оно не спешило брать на себя ответственность. В ходе встречи узкого круга военно-политического руководства страны у председателя Совета министров А. Сарро на слова Поль-Бонкура, занимавшего тогда пост постоянного представителя Франции при Лиге Наций, о том, что он надеется как можно скорее увидеть французские войска в Майнце, Гамелен ответил: «Это совсем другое дело. Я не прошу большего. Дайте мне необходимые средства. В нынешних условиях [в случае военного конфликта – авт.] мы имели бы преимущество, но если война станет затяжной, то обязательно скажется численное превосходство и промышленная мощь нашего противника»[543].
По словам генерала Швейсгута, Гамелен пытался воспрепятствовать принятию политиками «безумных» решений. Он утверждал, что французская операция в Рейнской зоне приведет к полномасштабной войне, и для ее развертывания ему необходимо официальное решение о проведении мобилизации[544]. В переданной через Морэна в правительство записке он вновь значительно завышал численность германских войск, перешедших через Рейн. Главнокомандующий оценивал их в 295 000 человек, объединенных в 21–22 дивизии, в то время как в донесении Второго бюро от 11 марта говорилось о максимальной цифре в 60 000. Военные предупреждали, что операция не ограничится боями местного значения и наверняка выльется в противостояние с основными силами Вермахта, что потребует всеобщей мобилизации. Германские войска могли начать наступление через Бельгию, а Люфтваффе, как отмечало командование авиации, – подвергнуть бомбардировкам Париж[545]. Позиция военных стала одним из ключевых факторов, повлиявших на поведение политиков. 11 мая Фландену было поручено обсудить с Форин Офисом возможные совместные ответные действия Франции и Великобритании, но речи о военном решении уже не шло[546].
Действия Гамелена объяснялись тем видением стратегического положения Франции, которое сложилось у него к началу 1936 г. Ремилитаризация Рейнской зоны серьезно ослабляла ее позиции. Реализовались худшие ожидания маршала Фоша: Германия снова контролировала стратегический плацдарм на левом берегу Рейна. Развитие военной инфраструктуры и железных дорог в Рейнской области, строительство там укреплений и аэродромов значительно расширяло ее возможности. Она могла, с одной стороны, планировать наступательные операции против Франции и Бельгии, а с другой – чувствовать себя защищенной от возможного удара с запада. Западногерманский индустриальный район, то, что советские дипломаты впоследствии назовут «рурско-вестфальской кочегаркой» Пруссии[547], находился теперь под защитой Вермахта. Франция же фактически утрачивала военные возможности эффективно поддержать своих союзников в Центральной и Восточной Европе[548].
