Атлас, архивы выдали мне какой-то там университетский учебник по физике за 1975 год, а значит, в вычислениях наверняка ошибка
…ли быть силы слишком много? Да о боже Далтон да, но уже слишком
Поздно, она ворочается во сне.
– Париса?
Она распахивает глаза. По утрам она капризна, он дико заведенный, что он там говорил? Все такое разрозненное, в последние дни невозможно удержать
Одну конкретную мысль: я хочу создавать миры вместе с тобой. Не то чтобы любовь, нечто схожее, симметрия, это как увидеть зеркальное отражение его души, оборотную сторону его судьбы. Она встревожена, слегка рассеяна, слишком рассеяна и потому не видит, что он не способен
Скажи ей, скажи сейчас, создать или уничтожить, подумай о том, что это значит…
Он пускает в ход язык и губы, королева заслуживает трона, да-да-да вот оно думает он или, возможно, вспоминает,
Энергию нельзя создать или уничтожить; в ответ на каждый спонтанный процесс увеличивается энтропия вселенной; послушай-ка ты, долбоеб, я же не со стеной говорю
Как разрушить чью-то жизнь? Легко, просто дай ей все, чего она
Хочет сказать ей что-то, один нюанс, следует кое-что помнить, кое-что,
Следует помнить, Далтон, если запустить нечто, оно по собственной воле уже не
(Она вздыхает у него над ухом) Далтон, прошу, не надо
Остановить.
III
Стоицизм
Шестерка Эзры
Второй
Ли
Согласно корпусу английского языка, Ли – одна из самых распространенных китайских фамилий. Поэтому наши Ли взяли себе ее, принимая условия Эзры Фаулера.
Эзра знал кое-что о людях по фамилии Ли, включая их настоящее имя, однако их дело было почти чистым, не обремененным большими грехами. Не годилось для шантажа, как дела прочих членов команды, набранных Эзрой для антиалександрийского плана по спасению мира. На самом деле грехов за Ли водилось немного, если не считать пороков, свойственных человеческой природе в принципе. Ли едва не погибли позорной смертью, при рождении перешли на попечение государства, не то из-за своей специализации, не то из-за бедности родителей, которых сами никогда не знали. В случае с Ли Эзра выбрал стимул в виде морковки, не хлыста, и Ли слушались, зная, что при малейшем намеке на неудачу руководство снимет их с задания. Время от времени Ли гадали, почему вообще Эзра их выбрал – они были руководителями высшего звена, но полной свободой действий не обладали, – и пришли к выводу, что это благодаря их личным талантам. Вероятно, Эзра наблюдал за Ли продолжительное время, оценивая эти самые таланты, а Ли об этом и не догадывались…
* * *
Формально, за Ли и так следили с самого рождения.
Во всех отношениях Ли не имели лица, отпечатков пальцев и были невидимы. Получался своеобразный парадокс: они оставались тенью и при этом за ними все время следили. Но если бы у Ли имелась склонность к пустым размышлениям, они задались бы вопросом: зачем? Какой смысл в таком существовании, настолько эфемерном и ускользающем, которое даже не разделишь с кем-то еще? Какое они в принципе могли иметь значение, ведь, умерев, не оставили бы и следа (о чем начальство непременно позаботится)? Возможно, поэтому Эзра Фаулер и выбрал их. Ли сами несколько недель наблюдали за Эзрой и выяснили массу вещей. Главным образом, узнали, что они с Эзрой похожи, Эзра – тоже тень, усердно маскирующаяся под человека.
– Эти двое активнее прочих, – потея, рассказывал директор ЦРУ. Он указал на растущее число случаев, когда натуралист и эмпат влияли на события все возрастающей политической важности. Занятно, как Перес не обратил внимания на то, что эмпат почти всегда держит руку на плече натуралиста, будто гладит или смахивает невидимую пыль. Так это виделось всем невнимательным. – Они несколько раз уходили от агентов МИ-6 и, по крайней мере, частично втерлись в доверие к мелким лондонским бандитам, вероятно, Кейнами, – пояснил агент дочери Уэссекса, на лице которой появилось недовольное выражение: она явно понимала, о ком речь. – Они повышают ставки. Откровенно насмехаются над нами.
Объяснение Переса казалось удобным. Ли понимали его точку зрения, но видели все в ином свете.
– Арестуйте Нову по обвинению в промышленном шпионаже, – предложил Нотазай. Он определенно оценил роль натуралиста, но приберег наблюдение на потом. Видимо, ждал подходящего момента, когда то, что он разглядел, третье (субъективное) откровение оформится. – На данном этапе сойдет любое нарушение статута о медитах, разве нет?
Перес покачал головой, остервенело переключая кадры.
– Мы пытались, но эмпат слишком силен, и местные органы правопорядка не могут схватить его. Обвинение должно быть достойно публичного расследования. А еще оно должно быть конкретным, иначе семейка его отмажет.
Ли, которые некоторое время пронаблюдали за семьей Нова, собирались уже возразить, но за них это сделала Иден Уэссекс:
– Я знаю Аристу Нову и встречалась с Селин, – сказала она, имея в виду младшую и старшую дочерей Новы. Последняя была на десять с лишним лет старше эмпата. – Поверьте, семья не станет прикрывать его, если им невыгодно. И напротив, если будет выгодно, они его сдадут.
– Вы уверены? – Перес посмотрел на нее со сдержанным нетерпением, а Нотазай изобразил одну из своих лукавых улыбок, ту, которая должна была успокоить всех, однако не подействовала на Ли. Нотазай улыбался одними губами, в глазах его было пусто.
– Поверьте, – повторила Иден. – Устройте формальное расследование всей семье Нова. Организуйте им проблему покрупнее, и они мгновенно сдадут эмпата.
Сама Иден Уэссекс в таком раскладе не сомневалась, убежденная, что так поступит ее собственная семья. Ли разделяли ее мнение, но им были понятны и колебания Переса. Директор ЦРУ не воспринимал дочь Уэссекса всерьез и в некоторых отношениях был прав. С тех пор как пропал Эзра Фаулер, внимание подлинного патриарха семьи переключилось на иные дела в ущерб этому. В отсутствие стимулирующего компромата – да и самого Эзры, их единственной связи с реальностью архивов, если не считать мифологии, в которую они глубоко, если не сказать фанатично, верили, – Джеймс Уэссекс погнался за собственными интересами. В связи с чем польза Иден как инструмента в глазах Переса, который и так считал ее полномочия узкими, сильно снизилась.
Однако то, что Джеймс Уэссекс рассматривал только как бизнес, для Иден было делом личным, а личные дела – это несгибаемая решимость и воля. Ли считали, что в затянувшееся отсутствие Эзры Иден внезапно осталась единственной, кто может и дальше подстегивать интерес распадающейся группы. Цели Нотазая уже отделились от общих. Как именно, пока оставалось неясно, но Ли были уверены, что при случае Нотазай будет принимать иные решения и
