заключать иные сделки. Впрочем, сейчас он кивнул, молча одобряя тактику Иден.
Оставалось еще несколько голосов. Сидя подле Нотазая, Ли прикинули: Сеф Хасан, защитник окружающей среды из Египта, вроде бы разрывался по поводу семьи Нова, однако он определенно кое-что понимал, вот и не спешил в постель к Пересу и американскому правительству. Это всегда большой риск, даже если альтернатива – кража у клана иллюзионистов. Что Англия, что Америка редко когда окажутся меньшим из двух зол. Уж об этом-то во всех учебниках сказано. В итоге Хасан промолчал, а Ли равнодушно пожали плечами, и Перес сделал собственный вывод.
– Ладно, – мудро уступил он, несмотря на напряжение. – Однако семья Нова вне нашей юрисдикции.
– Форум обо всем позаботится, – заверил его Нотазай. Хасан при этом продолжал смотреть на экран проектора; на его лице ясно читались невысказанные тревоги. – Объявим крестовый поход, разгоним тему в прессе и социальных сетях, и корпоративное расследование, считайте, обеспечено.
Да, подумали Ли, толпа со своей мнимой добродетельностью наступит на горло правительству, да так, что эта семейка лишится легальных доходов и, возможно, ослабнет на целый финансовый квартал. Уже этого хватит, чтобы их приструнить. Сделать сострадательней, заставить платить компенсации, публично, хоть и без ощутимого ущерба для кошелька (учитывая, как они делают деньги).
Семья Нова кинется спасать состояние, то есть, скорее всего, обрубит связи с эмпатом – устранит угрозу, сделает показательный жест доброй воли. Вынудив эмпата подставить собственную семью, Форум получил бы тактическое преимущество, если бы не мизерная вероятность того, что кто-то из Нова заставит его сдаться. Мать – пьяница, отец – тиран, сестры безжалостны, у двух старших – собственные семьи, которые они и станут защищать. Какую такую любовь мог испытывать к ним эмпат?
К тому же, если верить сведениям Эзры Фаулера, Каллум Нова считается мертвым. А то, что он жив – и никто из семейки не знает и даже не догадывается об угрозе его жизни, – доказывало тщетность и безрезультативность покушений.
Ли по этому поводу, естественно, не сказали ничего, поскольку начальство дало ясно понять, что им надо проникнуть в Александрийские архивы и только, никаких других, ненужных действий и ненужной информации. У Ли и правда были собственные интересы, и в данном конкретном случае, например, они гадали, что еще такого мог не сказать Эзра Фаулер. В чем еще Эзра Фаулер ошибался.
Ли тайком провели собственное расследование относительно единственного из шестерых александрийцев, на которого Эзра Фаулер не стал так старательно и щепетильно собирать информацию, – Элизабет Роудс, выпускницу Нью-Йоркского университета магических искусств, которая, как с ироничной уверенностью заявил сам Эзра, никоим образом их целям не поможет. Очевидно же, что она представляла для него личную значимость. С ней он, по своим же словам, «разобрался».
Ли, тени, что следили за тенью Эзры Фаулера, были с этим строго не согласны.
Ли видели ее лицо, однажды, когда скрупулезно собирали информацию для собственного, тайного досье. Тогда она пользовалась псевдонимом, хоть и неизобретательным, однако не было никаких сомнений в том, что на выцветшем фото сотрудника корпорации «Уэссекс» по имени Либби Блэйкли из 1990 года – физик-александриец Элизабет Роудс.
Ничего-то Эзра Фаулер с ней не разобрался. Он не контролировал ее и даже не вел, и если обстоятельства внезапного исчезновения Эзры – в результате недавнего столкновения с неукротимым Атласом Блэйкли (как, видимо, из чистого паникерства, полагал Нотазай) – были именно такими, как подозревали Ли, то угроза исходила именно от Элизабет Роудс.
Псевдоним она выбрала сознательно. Однажды став оружием, остаешься им навсегда.
Ли не дергались. Не привлекали к себе внимания открытым нетерпением, в отличие от многих. За богатством семьи Нова и влиянием Форума пускай гоняются другие. Ключ к Обществу – это не деньги и не власть, иначе они уже отворили бы заветную дверь.
Ли не удивились тому, что алчность так глубоко сплелась с целями их пестрого союза, сшитого из множества кусков чудовища, однако Ли знали: если что и отопрет Александрийские архивы, то только не жадность.
Это будет яростная молодая женщина, которая, такая слабая с виду, стоит у порога поместья.
Нико
Сперва, по возвращении в поместье взаимодействие Нико с Тристаном выдалось странное. Какое-то формальное, будто весь прошлый год они не провели в компании друг друга. Нико не считал Тристана близким человеком, отнюдь, просто в убийстве было нечто интимное, пусть даже оно дает лишь временный результат. После такого рутинные теплые приветствия, как у морских капитанов, которые салютуют в ночи друг другу сэндвичами с водяным крессом, кажутся неуместными.
Тристан вел себя подозрительно. Был вежлив с Нико, а порой даже учтив. Может, возвращение Либби подняло ему настроение? Не факт. Нико видел, что между Тристаном и Либби что-то происходит – хоть и не очень сложное (Либби не вылезала из Тристановых шмоток и слабо пахла его средствами для ухода, въевшимися в память Нико за год покушений), – однако проблема была не в этом.
Пропало напряжение, а ведь Тристан постоянно, хоть капельку, да ненавидел Нико. Но куда делась эта враждебность? Неясно. В последнее время Нико казалось, будто в беседах Тристан прилагает немалые усилия, лишь бы не ранить его чувства.
– Ты же понимаешь, что мне плевать, спишь ты с Роудс или нет? – заявил Нико после нескольких недель размышлений; при этом он напугал Тристана, сидевшего за книгой в одиночестве в читальном зале. – Желая ее возвращения, ты вроде как не думал ее совращать. Знаю, в это трудно поверить, ведь все вы считаете меня ребенком, но мои отношения могут быть поразительно сложными. К тому же у меня есть… – Нико замолк, подбирая подходящий термин для чего-то, что и так всегда у него было, только теперь слегка изменилось. – Гидеон, – договорил он наконец.
– Мне бы очень не хотелось увидеть совращение в твоем понимании, – ответил Тристан, и под его взглядом у Нико чуть не разыгралась ностальгия. Он вновь испытал жгучее, не покидавшее его все время, что они работали в хрупком союзе, желание свалить.
Так может, в конце концов, все дело правда в Роудс? И теперь можно расслабиться, снова, как прежде стать вынужденными типа коллегами? Нико подвинул стул и с облегчением упал на него.
– Я вообще-то не играю ни в какие игры. Главным образом я вежливо спрашиваю.
– И как, помогает?
– Ты удивишься. – Нико заглянул через руку Тристана на название книги, которую тот читал, и заслужил раздраженный взгляд. – Она с тобой так и не поговорила?
– О чем? – Тристан ничего не отрицал, и хорошо. Нико бы в жизни не смог играть
