Даже если ей этого очень сильно захочется!
В конце концов… Я имею право на это.
Правда…С другой стороны…
Зачем мне это надо? Ведь каждая минута рядом – просто пытка.
Видеть и понимать, что потерял. Себя потерял. Потерял в ней, причем давно.
- Тамерлан, дорогой, пока тут с твоей красавицей закончат, пройдем на пару минут в мой кабинет. Если вопрос, который нужно решить. Корсаков в отъезде, а это срочно.
Корсаков – учредитель клиники, именно он когда-то познакомился с Товием и предложил ему уйти из военного госпиталя сюда. Я стал совладельцем примерно через год после того, как выписался. Пришел к Корсару – так его звали друзья – предложил помочь с новыми зданиями, расширить сеть. Мы договорились.
- Слушаю вас, Товий Сергеевич.
- Это она? – только врач может быть столь безапелляционным и простым.
Она. Для него, кажется, это такой безобидный вопрос.
Разумеется, доктор не был в курсе всех моих сердечных дел, но кое-что знал. Тем более Ильяс долго лежал в этой клинике. Брату в то время было очень тяжело, рассказы о том, что случилось с нами и почему, были для него, вероятно, чем-то вроде психотерапии.
- Очень красивая женщина. Не понимаю только, зачем вам инсеминация.
Я и сам этого не понимаю. Я ведь больше всего на свете хочу, чтобы она принадлежала мне! Чтобы я снова видел в ее глазах лучики счастья. И чтобы она смотрела на меня так, как тогда, пять лет назад. Словно пыталась найти ответ на вопрос за что нам дали такое счастье быть любимыми и любить.
Я бы мог сегодня, там, в кабинете, поддаться ее порыву, уложить ее на диван, присвоить, вернуть себе, поставить на ней клеймо, говорящее о том, что она моя. Заставить ее уйти от мужа, под предлогом того, что она ждет ребенка. Возможно, ей и самой хотелось, чтобы я поступил именно так?
И тогда она могла бы до конца жизни презирать меня за это. На вполне законных основаниях.
Или… может быть благодарить, объясняя, что у нее самой бы не хватило духу, а я взял и решил все одним махом?
Фантастика. Зоя точно не стала бы благодарить меня за такое.
Стараюсь собраться с мыслями. Нужно выяснить некоторые моменты.
- Товий Сергеевич, что нужно от нас для процедуры?
- Все расскажет доктор. Она уже вас ждет в кабинете.
- Какова вероятность того, что у нас получится с первого раза?
- Ну, милый мой, я же не гинеколог, не акушер. Откуда я могу знать? Возможно, это проще чем кажется. Хотя как по мне, самый простой вариант – естественным путем. Так сказать, на супружеском ложе.
Легко ему говорить.
- Да, на супружеском проще. Вот только… она жена другого человека. И я ей нужен исключительно как донор.
- Неужели? И смотрит она на тебя так только потому, что ты донор?
- Как смотрит? – произношу слова не задумываясь, удивленно глядя на главврача, не очень понимая, что его вдруг пробило на такой откровенный разговор.
- Как… Так! Если сам не понимаешь... В общем, это ваши дела, лезть я не буду. Я успел просмотреть анализы в ее телефоне, завтра с утра возьмем все у тебя, постараемся оперативно проверить, послезавтра можете, наверное, рассчитывать на процедуру. Если сами раньше не справитесь.
- Если бы мы могли справиться сами, я бы ее сюда не привозил.
- Извини, Тамерлан, я вечно лезу не в свое дело. Правда, иногда это помогает.
- Помогает чему?
- Прозреть.
Молчу. Если бы прозреть было так просто!
Вот, Ильяс… Зрение вернул, но… так и не прозрел по-настоящему.
- Тамерлан, сейчас послушай меня внимательно. Твоя Зоя переживает дикий стресс. Давно переживает. Ее дочь больна не первую неделю. С ней нужно быть крайне внимательным и осторожным. С Зоей. Лишнее слово, лишний взгляд может сделать ей очень больно. Постарайся окружить ее заботой, лаской, любовью.
Если бы ей нужна была моя любовь!
- Поверь старому дураку. Ты думаешь, что твоя любовь ей до чёрта, а на самом деле… Даже если она не примет ее сейчас. Оно все вернется к тебе потом. Позже.
- Спасибо. Буду стараться.
Любить. Это ведь так просто. Любить…
- Выпьешь? Корсар очередную контрабанду арманьяка доставил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Нет, спасибо. Я не пью.
- Да, извини, забыл. Ну что, пойдем тогда? Провожу вас к гинекологу-репродуктологу.
Довольно молодая, привлекательная женщина-доктор что-то объясняет. Я почти не слушаю. Для меня важно знать только то, что завтра утром я должен сдать анализы и ждать результата.
Зою приглашают на осмотр, а я выхожу в коридор. Становлюсь у окна.
Осень в этом году теплая, солнечная. Ветер кружит желтые листья. Золотые лучи пронизывают ветки. Небо голубое, в дымке.
Где взять силы, чтобы справиться со всем? Что будет, если наши усилия не увенчаются успехом? Если беременность не наступит? Если нашей девочке станет хуже до того, как родится малыш? Мне нужно скорее поехать в онкоцентр, пообщаться с врачом.
И еще… Мне нужно поговорить с Петросом.
Набираю знакомый номер, который оказывается недоступен. Пишу сообщение своему помощнику.
Получаю ответ.
Шокирующий ответ.
Интересно, когда она собиралась мне сказать? И… собиралась ли вообще?
Глава 36.
Я уже ненавижу белые халаты, врачей, процедуры. Ненавижу!
Да, возможно, это жуткая неблагодарность, ведь они столько для меня сделали и делают, но… Мне физически плохо от этого белого цвета вокруг, в моей жизни, везде.
Я давно не покупаю себе белые вещи, хотя раньше очень любила. Летом обязательно белый сарафан, белые брючки, юбка, костюм… в тот день, когда я чуть не попала под колеса кабриолета Петроса я была в белом. И выписывалась из его клиники тоже в белом. И замуж за него выходила, естественно в белом. И потом…
Он просил, чтобы я не носила траур, потому что черный мне не идет. И Дети пугаются черного цвета, который я раньше никогда не носила.
Хорошо, что в детском отделении почти никто не ходит в белом. У всех, кроме самых главных докторов, комбинезоны разноцветные, с веселыми персонажами из мультиков.
Но врач-репродуктолог в клинике Тамерлана все-таки встречает нас в белом халате, и я чувствую, как мой организм реагирует на это, мне почти физически плохо, тошнота подкатывает.
Успокаиваю себя, убеждая, что этот визит к доктору – спасение. Это наш шанс, мой шанс, и шанс для моей девочки.
Как же мне хочется поскорее оказаться рядом с ней! Обнять, подержать за руку, прижать к себе ее худенькое тельце.
Она всегда была такой хрупкой! Дети, особенно маленькие, часто бывают такими пухленькими, с перетяжечками на ножках и ручках, с круглыми щечками. Наш Коста был именно таким. Он и родился богатырем, почти четыре кило! И сразу хорошо в рост пошел – весь в отца. И здоровый всегда – кровь с молоком. Он и не болел почти.
Нет, Светланка тоже вроде не часто болела, и климат Кипра оказался для нее очень комфортным. Она просто всегда была такой маленькой и худой, почти прозрачной. И не жаловалась никогда. Поэтому я… я довольно поздно заметила, что с ней что-то не так. В то время я еще и много времени проводила с Петросом. Все мысли были с ним.
Хорошо, что мама все-таки обратила внимание на то, что Света прихрамывает, забила тревогу.
Диагноз моей девочки шокировал меня настолько, что я просто не могла говорить. Реально я открывала рот, и ни слова произнести не могла.
Пыталась прогнать из головы вопросы – за что? Почему именно я опять? Почему с моей семьей случилось все это? Мы же… Господи, разве мы заслужили? Ведь мы старались никому не делать зла! Я… я даже Тамерлана и его семью простила, отпустила, стараясь забыть.
- Это я виновата. – мама тогда обняла меня, мы с ней не плакали, просто впали в какой-то анабиоз психологический. Словно замерзли чувства. – Я прокляла его и всю семью его. Страшно прокляла. Не подумала тогда что ты… что ты носишь его ребенка. Господи…
Я не могла понять, о чем говорит мама.
Мы с ней давно не говорили о Тамерлане, не вспоминали.
